- Но это же невероятно! - вырвалось у меня.

Теперь я уже не улыбался.

- И фотоаппарат у вас шпионский.

- Фотоаппарат подарен... Разыщите Роджерса... - потребовал я.

- Сейчас он будет... Мы уже связались с ним по телефону, - вежливо сообщил переводчик.

Я успокоился. Сейчас все встанет на свои места.

Через полчаса приехал. Роджерс. Каково же было мое негодование, когда на вопрос полицейского Роджерс ответил, что никакого фотоаппарата он мне не дарил.

Я сидел не двигаясь. Такой подлости нельзя было ожидать даже от него.

- Господин Иванов, вы подозреваетесь в шпионаже, и мы вынуждены задержать вас, - заявил полицейский.

Я растерянно оглядываюсь по сторонам, смотрю на Роджерса.

- Роджерс, помогите, вы же знаете...

В ответ он безразлично пожимает плечами. «Пропал!» - мелькнуло в сознании. Теперь я понял, что это не простое недоразумение. Но как же из всего этого выкарабкаться?

Возникшая мысль - потребовать, чтобы полиция связалась с советским посольством - почему-то вначале испугала. Мне казалось, что истину можно и так установить. Я ведь даже не бывал в районе аэродрома.

Меня увели в камеру, но через два часа снова вывели. У выхода из полицейского участка ожидал Роджерс.

Я машинально сажусь в автомашину. Молча едем по улицам Вены. Что меня еще ждет? Как объяснит он свою подлость? Надо было все-таки потребовать, чтобы связались с нашим посольством. Какой же я идиот!

- Что вы от меня хотите? Вы же обещали мне... - спросил я тихо, едва сдерживаясь, чтобы не вцепиться в эту самодовольную физиономию.

- Вас отпустили под залог. Я заплатил тысячу долларов. Как понимаете, вы недешево мне обошлись. Алексей Иванович, вот посмотрите на эти фотографии. Может быть, они вам помогут сделать правильный выбор. Ну, кто вам теперь будет верить? После всего случившегося? Я считаю, у вас есть единственный выход. Короче, либо вы даете согласие работать на меня, либо... Выбирайте... - деловито закончил он.

Я смотрю на фотографии. Они сделаны в полицейском участке. Еще одна мерзость.

- Этот снимок можно комментировать, вы это сами понимаете, как хочешь...

Роджерс, вероятно, сразу уловил основную черту моего характера - безволие. Я не нашел в себе мужества твердо и решительно настоять на своем и сказать «нет».

Все обстояло бы гораздо проще, если бы я не струсил, а вовремя явился в наше посольство. Но этого не произошло. И в конце концов я был сломлен и согласился помогать Роджерсу.

Роджерс называл все это торговой сделкой, бизнесом. Но как ни называй предательство, разве от этого оно не станет предательством?

Роджерс пообещал систематически переводить в австрийский банк на мой счет некоторую сумму в долларах. Дальнейшая оплата будет зависеть от ценности добываемых мною сведений.

Когда были закончены все так называемые формальности, Роджерс сказал:

- Алексей Иванович, я хотел бы в вашем лице иметь джентльмена. Если мы с вами о чем-то договариваемся - выполнять без колебаний. И еще одно - ваш брат ничего не должен знать.

- Хорошо, пусть и здесь будет по-вашему, я не скажу.

- Теперь надо вам немного отдохнуть. И не делайте больше глупостей. Учтите, вы не у себя дома. Советую по-дружески. Утром я приеду.

Роджерс теперь чувствовал себя полновластным хозяином. Он довез меня до квартиры. Мы расстались.

В этот вечер я не хотел встречаться с братом. Незаметно взял из бара бутылку водки. Закрылся в комнате. Выпил водку и тут же провалился как в яму.

Утром Фани мне рассказала, как она и Зоря стучались ко мне и хотели вскрывать дверь, но услышав мой храп, успокоились.

«Была в доме у Виктора. Его родители не знали, куда меня усадить. Особенно мать. Слишком они ко мне внимательны за последнее время. Иногда я растерянно оглядывалась по сторонам - искала Виктора, а он все суетился, куда-то убегал, что-то приносил и ставил на стол. И, перехватив мой взгляд, подмигивал: мол, держись.

Мы чинно сидели за столом, ужинали. Все здесь говорило о довольстве, начиная от обстановки и кончая богато сервированным столом. Смотря на все это, я «держалась», хотя мне и немалого это стоило. Откровенно говоря, скорее хотелось вылезти из-за стола и побыть наедине с Виктором... Странный он у меня. Когда мы оказались вдвоем, спрашивает: «Маринка, можно тебя поцеловать?» Неужели об этом спрашивают? Разве на поцелуи и любовь надо у кого-то брать разрешение? Если любишь, конечно, по-настоящему. Мы поцеловались... Этот поцелуй, словно кипяток, обжег мою душу, и все земное куда-то вдруг улетело, исчезло вместе с заботами, тревогами....Какой это был сладкий миг и почему только миг?..

Шла домой одна. Виктору не разрешила провожать. Он надулся. Чудак, как он не понимает, после того, что случилось, мне нужно побыть наедине с собой.

Какая у Виктора дружная, хорошая семья. Иван Петрович - веселый, остроумный,, общительный и очень простой человек. Совсем не похож на ученого. Невысокого роста, кругленький, пухленький, словно колобок.

А дома я думала о своем отце... Как-то он там?»

На следующий день Роджерс приехал рано утром.

- Как чувствуете себя? - обратился он ко мне, присаживаясь в кресло.

Удивительная у этого человека способность перевоплощаться. Сейчас рядом со мной был заботливый друг. Он искренне волнуется за мое здоровье, за настроение.

- Что вы со мной сделали, Роджерс?

- О чем вы, Алексей Иванович? По-моему, мы уже все решили. Стоит ли бередить душу сомнениями? И теперь, поскольку мы в некотором роде коллеги, наши отношения должны строиться не только на взаимном уважении, но и, прежде всего, на доверии. Надеюсь, вы согласны с этим?

Это он, Роджерс, говорит о доверии!

- Допустим...

- Исходя из этого принципа и в порядке, как это у вас говорят, перестраховки я вынужден просить вас выполнить одну пустячную формальность.

- Какую еще формальность? - Я даже привстал.

- Хотите вы или нет, у нас принято всех служащих, поступающих в особо режимное учреждение, пропускать через специальный аппарат. К сожалению, нет возможности сделать для вас исключение.

- Рентген, что ли? - нагловато спросил я.

- Остроумно, ничего не скажешь, - улыбнулся Роджерс. - Только с той разницей, что на вопросы будет отвечать не аппарат, а вы.

- Ладно. Делайте что хотите...

- Мне нравится такая покладистость. В таком случав возьмем быка за рога сразу.

Роджерс вышел в гостиную, где Фани подала кофе, От завтрака я отказался. Странно, но я чувствовал себя хорошо.

Роджерс кивком головы дал знать Фани, чтобы она не настаивала.

Мы оделись и вышли на улицу. Сели в шикарный «бьюик» и помчались в пригород.

Номер в отеле, куда меня привез Роджерс, состоял из трех комнат, На стенах висели какие-то картины. Краски, небрежно размазанные по полотну, напоминали рабочую одежду маляра.

Мы с Роджерсом устроились за большим круглым столом и молча стали ждать. Открылась дверь и вошел мужчина лет сорока в белом халате.

- Доктор Джексон, - представил его Роджерс.

Доктор пожал мою руку и сразу же обратился с вопросом:

- Вы согласны пройти испытания через один прибор?

- А с чем его едят? - спросил я,

- Что едят? - Лицо у Джексона вытянулось.

Роджерс, не обратив внимания на мой грубоватый тон, серьезно перевел.

- Поли-граф, - повторил доктор.

Мне вспомнились детективные фильмы. Сообщения прессы.

- А... Он отгадывает мысли...

- Да... - подтвердил Роджерс.

- Так согласны пройти испытание? - повторил доктор.

- Что я должен делать?

- Прошу дать подписку. - Джексон протянул мне лист бумаги.

На русском языке в этом документе (точный текст его не помню) говорилось о том, что я согласен прейти испытание на полиграфе, обязуюсь не разглашать факт и процедуру испытания.