- Разобьемся... - прошептал я.
- Какой русский не любит быстрой езды! Или, как это у вас говорят, на миру и смерть красна, - засмеялся Роджерс, обнажив ровный ряд золотых зубов.
- Умирать не хочется, даже на миру... - постарался я поддержать его шутливый тон.
- Тогда не будем.
Мы оба улыбнулись. Хотя, признаться, мне было не до шуток.
Конечно, не из-за этой сумасшедшей скорости, которая, впрочем, и не очень-то ощущалась. Непонятное, тревожное чувство, которое родилось вчера, до сих пор меня не покидало.
Я жил словно в ожидании беды.
- Роджерс, мне брат говорил, что вы бывали или даже, кажется, жили в Москве. Это верно? - спросил я. Нужно же хоть о чем-то говорить.
- Верно. Три года там прожил, - ответил Роджерс,
- Понравилось?
- Я много ездил по свету. Москву считаю одним из лучших городов. Конечно, она имеет недостатки, уступает в одном, выигрывает в другом, но в целом - город хороший, а главное, довольно быстро молодеет. Это явление сейчас нечастое.
- А люди? Наши люди. Что вы о них скажете?
- О, люди! Я твердо убежден - Россия и ее народ заслуживают лучшей судьбы, точнее - жизни, и в этом смысле земной шар перед вами в долгу. Сказать откровенно, мне нравятся русские парни. У нас с вами много общего, - заключил Роджерс.
- Приятно слышать, - заметил я. - А вы кто по национальности?
- А мне было приятно встречать гостеприимных, простых, искренних людей в вашей стране... Я американец.
Я благодарно кивнул.
- Всегда вспоминаю вашу страну с теплом... - продолжал Роджерс. - Ее нельзя забыть, Алексей Иванович. Поверьте мне.
Я с благодарностью посмотрел на Роджерса. Наступила пауза. Я посмотрел на рядом лежащие стопкой красочные журналы. Машинально взял один из них, стал листать.
В это время капризно фыркнул мотор. Машина стала сбавлять скорость.
- Перебои с подачей бензина. Ничего страшного, - объяснил Роджерс.
Он затормозил и пока возился с карбюратором, я рассматривал журналы. С каждой страницы на меня смотрели полуголые, а затем совсем голые женщины и мужчины. Порнография.
Наконец появился Роджерс, и я отложил журнал.
- Как и предполагал, засорился карбюратор. Сейчас все в порядке. Не проголодались? Может, завернем перекусить, голод - не тетка... - сказал Роджерс. - А пока невредно поразмять кости! Вылезайте, пошли в лес.
- Я - «за». Здесь очень хорошо и красиво.
- А мне больше нравится Подмосковье. Вот где ширь, раздолье.
Мне было приятно, что Роджерс так тепло отзывался о моей Родине.
- Закройте машину, - предложил я.
- Никто ее не тронет. Пошли. - И Роджерс мягко взял меня под локоть. Мы вошли в сосновый лес. Повеяло душистой прохладой. Здесь было тихо и спокойно.
Минут двадцать мы молча бродили по лесу, потом снова двинулись в путь.
«Форд», плавно покачиваясь, отсчитывал километры. Роджерс что-то мне объяснял о местах, которые мы проезжали, я слушал и понимающе кивал. Наконец мы подъехали к какому-то мотелю.
Ярко расцвеченное двухэтажное здание из пластмассы и стекла утопало в зелени. Не успел Роджерс затормозить и выйти из машины, как подскочил рабочий в униформе.
- Сэр, я к вашим услугам. - И он почтительно склонил голову.
Роджерс небрежно кивнул в ответ. Рабочий сел за руль и куда-то угнал «форд».
- Ну вот сейчас мы и подзаправимся, - сказал Роджерс.
На этот раз за столом Роджерс особенно не склонял меня к выпивке, и я пил столько, сколько хотел. Прислуживала нам хорошенькая официантка. Скромное платье плотно облегало ее высокую стройную фигуру. Мне казалось, что она с любопытством присматривается ко мне. Я тоже невольно косился в ее сторону и, черт возьми, вспоминал снимки из журнала и представлял ее рядом. Наверное, все-таки опьянел. Опять, видимо, перебрал. А Роджерс все замечал и подшучивал.
- Недурна, а?! - подмигивая мне, сказал Роджерс и тут же продекламировал:
Отворите мне темницу,
Дайте мне сиянье дня,
Черноглазую девицу,
Черногривого коня.
- Да, - хмелея, соглашался я.
- Были и мы когда-то рысаками. - Роджерс грустно вздохнул и покачал головой.
- Хороша, ничего не скажешь. Почему «были рысаками», а не есть? - рассеянно поинтересовался я.
Роджерс не ответил, а пропел:
- «Куда, куда вы удалились, весны моей златые дни?»
Он демонстрировал блестящее знание русской классики, но именно сейчас мне почему-то стало это неприятно.
Я посмотрел на него внимательно.
Роджерсу, как сообщил мне брат, недавно исполнилось шестьдесят. Не скажешь. Держится молодцом.
- Вы отлично сохранились, - решил я польстить ему.
- Я не женщина, Алексей Иванович, - угадав мое намерение, ответил он.
Наш обед подходил к концу, а мне не хотелось покидать гостеприимный мотель. Когда официантка подошла со счетом, Роджерс о чем-то спросил ее. Она, мило улыбнувшись, посмотрела на меня своими большими грустными глазами и что-то ему ответила. Как я досадовал в эту минуту на свое невежество! Ведь в школе учил немецкий язык и вот не помню ни одного слова, кроме «дер киндер», «гутен таг» и «геноссе».
Из машины я заметил стоящую у окна официантку. Не удержался и помахал ей рукой. Она в ответ кивнула головой.
- Догадалась, что вы русский, и была этим обрадована. Родители ее из Молдавии. Вы ей понравились. Какой, говорит, симпатичный, - сказал Роджерс.
Несмотря на хмель, я не поверил этому. У женщин я никогда не пользовался успехом. Разве что у Фаины, нашей кассирши в жэке.
Все последующие дни «моя программа» была насыщенной. Мы побывали в Зальцбурге - «одном из красивейших городов Европы» - так объявил Роджерс, На меня же он не произвел особенного впечатления. Города все здесь похожи один на другой, как наши жилые пятиэтажные дома, с той лишь разницей, что они действительно чистые, зеленые, ухоженные. Особенно те, которые расположены у подножия ослепительно белых Альпийских гор. Цветущие луга на фоне белоснежных вершин и гордо поднимающихся ввысь ледников производят, конечно, впечатление. И всюду вездесущие туристы. В каких только одеяниях их не увидишь! И каких только возрастов не встретишь! Между прочим, как ни странно, встречается больше пожилых, а то и просто стариков и старух.
Для них, имеющих деньги, здесь все: блеск, красота, веселье, удовольствие. Я опять был переполнен разными впечатлениями.
На обратном пути к Вене мне захотелось пить. Роджерс предложил на весь мир разрекламированный напиток «кока-кола». Я отказался. Он удивился. Хотелось простой холодной воды, даже из-под крана. Тогда он пообещал угостить из родника. Я с радостью согласился. Через несколько минут мы свернули с шоссе и оказались на опушке леса. Вышли из машины. Роджерс взял стакан. Подошли к роднику. От предложенного стакана отказался. Я пригоршней начал набирать воду, чистую, прозрачную как слеза. Жадно прихлебывая, выпил. Крякнул от удовольствия.
Роджерс смотрел с улыбкой.
- Чему вы улыбаетесь? - спросил я.
- Чисто по-русски. Глядя на вас, я вспомнил стихи. Вот только забыл автора:
...Лучше нет простой, природной -
Из колодца, из пруда...
- Где-то я слышал, что-то знакомое... - промямлил я.
- Вспомнил. Твардовский! Смелый он был у вас человек, - с каким-то непонятным подтекстом сказал Роджерс.
Я не знал, что ему ответить.
- А вы смелый человек, Алексей Иванович? - как бы между прочим, спросил Роджерс,
- Я?.. Не знаю.
- А Маринка?
- Кто?! - не понял я,
- Ваша дочь.
- Смелая.
- А Виктор?
- Не знаю.
- А Фокин?
- А вы, Роджерс? - решил оборвать я эту никчемную игру в вопросы и ответы.
Он стал мне надоедать. Не слишком ли он много знал о моей Родине и обо мне?.. Пусть он даже самый близкий друг Зори, все равно не обязательно лезть в душу.
Роджерс будто прочитал мои мысли. Он, вообще, умел вовремя остановиться. Я это сразу заметил. Видит, что человеку не до шуток, сразу меняет тон.