Она глядела на себя в зеркало и видела, как быстро стареет, несмотря на тщательный уход за телом. Волосы, которые прежде были цвета воронова крыла, теперь сильно поседели под маской колдовства… Сколько можно так жить? Вивиан казалось, что она умрет, задушенная скукой этой жизни и иллюзиями. Она почти представила себе, как была бы довольна, живя вдали от города, став женой какого-нибудь фермера; как они сообща, в вечной борьбе с природой, добывали бы средства к существованию для себя и всей семьи. Вивиан, конечно, понимала, что рассуждает с позиции лентяйки, которой она в настоящий момент и была, избалованная окружающим великолепием. "Но в той примитивной жизни я, по крайней мере, каждый день чувствовала бы себя живым человеком", — подумала она. Возможно, это была бы мучительная жизнь, но ведь Вивиан и сейчас мучилась — и, что обиднее всего, имея на то гораздо меньше оснований.

Но могла ли она все это бросить? Отказаться от положения в обществе, от возможности властвовать благодаря Эдварду… от ощущения всепоглощающей скуки и неудовлетворенности жизнью?

Вивиан сомневалась. Ее ум всегда направлен на то, чтобы покорить эту вершину. Спуститься с нес все равно что потерпеть поражение. И в придачу у Вивиан не было новой цели взамен той, которой она уже достигла.

Вздохнув, она вышла из ванной и на цыпочках прокралась через спальню, где под голубым одеялом все еще храпел Эдвард. Оказавшись в своей маленькой комнатке, Вивиан накинула легкий халат и уже собралась было потихоньку улизнуть и поискать в замке какой-нибудь уединенный уголок — возможно, с видом на вечно переменчивую городскую мозаику, — чтобы продолжить там размышления о своем удручающем положении… когда, разглядывая себя в маленьком настенном зеркале, спохватилась, что забыла надеть личину вечной молодости. Первое слово заклинания непроизвольно сорвалось с губ, когда она взялась за дверную ручку, но Вивиан остановила себя. Она подумала: а не прогуляться ли ей такой, какая она есть на самом деле? Хоть какая-то попытка отказаться от своей презренной жизни. Пусть на нее не смотрят как на важную персону: только несколько слуг, а может, и вовсе без них.

Довольная собой, Вивиан шла по знакомым залам дворца Эдварда и упивалась ощущением свободы. Развеялась атмосфера иллюзий! Эти стены из натурального материала тоже были подлинными. Под ногами лежал холодный каменный пол. Вряд ли хоть один дворец в Константинополе мог похвастаться тем же: все они были фальшивками. Босые ноги Вивиан обычно ступали по обманчивым мягким коврам или по камням, всегда подогретым до нужной температуры. Но Эдвард в своем бахвальстве превзошел все волей магии воздвигнутые дворцы. Он прибегнул к чарам лишь для того, чтобы превратить обилие природных материалов в свое жилище. Остальные члены Тринадцати Семейств сочли эту затею Эдварда эксцентричной; им казалось странным его желание жить на земле, в то время как они сами строили свои дворцы плывущими в облаках…

Но гениальная простота этого сооружения, не говоря уже о невероятной магии, которая применялась при его строительстве, — воздействующей скорее на то, что ранее существовало, чем сотворяя из ничего все, что ни пожелаешь, — все это и привлекло Вивиан к Эдварду.

Она вглядывалась в простиравшийся под окном город, в скопление фантастических, неправдоподобных зданий, освещаемых золотым глобусом, что висел над Великим собранием. Она любила когда-то Эдварда, этого она не отрицала; но что-то произошло, и любовь исчезла, точно была одним из его фокусов. Хлоп — и нет ее. "Все равно что изо дня в день смотреть на этот сияющий золотой шар, — подумала Вивиан, — а он в один прекрасный день возьми да и исчезни".

И, будто безмолвно откликнувшись на ее мысли, золотой глобус именно это и сделал.

Вивиан поморгала, глядя во внезапно наступившую тьму и с благоговейным трепетом дивясь тому, что случилось. Не она ли стала причиной исчезновения глобуса?

Как же все взбесятся! Глядя на погрузившийся в сумрак город, Вивиан ощутила мгновенный головокружительный восторг. Но откуда-то все же шел свет… Ах да, солнце. До чего же легко забыть, что оно все еще светит, когда его затмила более яркая магическая подделка! Она была создана давным-давно и держалась в воздухе коллективным подсознанием Константинополя. Вивиан испытывала благоговейный страх от сознания того, что в одиночку сумела нейтрализовать гигантскую силу воли, все эти годы удерживавшую золотой глобус на месте…

Внезапно, все так же пристально разглядывая погруженный в тусклый свет город, Вивиан поняла, что это была вовсе не ее заслуга. Фантастические, неправдоподобные здания, загромоздившие улицы, тоже куда-то делись. На их месте стояли убогие, полуразваленные строения из обыкновенного дерева и кирпича. Стоило ей увидеть этот съежившийся город, как парусник рухнул с неба и раскололся на куски.

Вивиан попыталась прибегнуть к заклинаниям, чтобы вернуть на место всю привычную иллюзорность, — к заклинаниям, которые настолько прочно въелись в память, что сохранялись там даже в бессознательном состоянии. Однако, подпитываясь их слабым светом, ее тело не станет моложе. Да и седина никуда не денется из волос.

Нет, вовсе не Вивиан погасила золотое светило. Скорее всего дело было в том, что магия во всем городе исчерпана!

Эта мысль доставила Вивиан огромное удовольствие. Она представила, как воздушные замки Тринадцати Семейств срываются вниз в гигантской, гибельной катастрофе, подобно тому паруснику, что ей привиделся.

А Эдвард? Теперь он, как и все прочие, стал обычным смертным. Все его могучее колдовство исчезло, безвозвратно ушло. Вивиан не могло не интересовать, как он будет выглядеть в своем истинном обличье, без этих бесчисленных масок. Если под ними вообще было что-то материальное!..

Она поспешила по коридору назад, нащупывая руками стены, поскольку колдовской огонь, который прежде освещал их, теперь отсутствовал. Но спальню-то их в любом случае осветят большие окна, выходящие в сад!

Вивиан помедлила перед дверью, предвкушая удовольствие и оттягивая его. Ей так давно хотелось узнать, каков Эдвард на самом деле, что было бы непростительно испортить впечатление спешкой. Медленно поворачивая дверную ручку, Вивиан воображала, что он превратился в какого-нибудь дряхлого, слюнявого старикашку, точно так же, как все эти роскошные фантастические здания, оставшись без поддержки магии, оказались жалкими, неприглядными бараками. Насколько легче ей будет не любить его, зная его истинную отталкивающую внешность!

Вивиан думала, что готова ко всему, что бы ни оказалось там, за дверью, — к любому мерзкому, отвратительному облику Эдварда из тех, что она видела, ложась в его постель. Из тех, что были ей слишком хорошо знакомы, когда многие сотни раз ей приходилось заниматься с ним любовью. Она думала, что готова ко всему, но то, что она увидела, повергло ее в совершенное изумление.

Эдвард нисколько не изменился!

Простыни лишь слегка прикрывали его великолепно сложенное тело. Даже зубы у него были по-прежнему идеально ровные. Не удержавшись, Вивиан стянула с мужа покрывало и убедилась, что его "дар" не был иллюзорным, но вполне натуральным и несомненным признаком мужской природы.

И Вивиан вдруг поняла, отчего не заладились их отношения: Эдвард представлял собой просто красивую оболочку. Внутри у него ничего не было — ни глубины, ни души. Он отличался редким лоском, которым одарила его природа, превосходной внешностью, изысканными манерами — вот и все.

Она рассмеялась вслух — однако не слишком громко, чтобы не будить его. "Интересно, — подумала Вивиан, — что он почувствует, внезапно оказавшись беспомощным, когда всего несколько минут назад был самым могущественным человеком в городе". Она не сомневалась, что без колдовства это будет ни на что не годный калека, все равно что младенец в месячном возрасте.

Вивиан не знала, сколько времени она так простояла, глядя на него сверху вниз и жалея обоих — его и себя. Теперь, когда Константинополь рухнул, она принялась строить планы и благодарила судьбу за то, что Эдвард построил свой дворец надежнее остальных, воздвигнутых силой воображения. Последуй он общей моде — их, вероятно, убило бы, подобно другим членам Тринадцати Семейств. Хотелось бы Вивиан знать, многие ли из них уцелели. Она не могла сказать, что горюет об их воображаемой смерти. А материальный дворец Эдварда способен обеспечить ее жизнь где-то в другом месте. Хотя бы на первое время. Уходя, она возьмет с собой лишь некоторые пожитки да несколько небольших ценных вещиц — золотую брошь, серебряную вазочку… Но даже мысль о нежданной бедности не страшила Вивиан. Ее переполняло волнение; она еще оставалась в этой комнате только ради удовольствия, которое получит, увидев лицо Эдварда, когда тот проснется и обнаружит свое бессилие.