Однажды весь день шел проливной дождь, и Роланд, изнемогая от безделья и в досаде на то, что Марк, погруженный в чтение, так спокойно сидит в своем старинном кресле, заявил наконец кузену, что больше не может терпеть и должен немедленно посетить старую комнату, в которой до сих пор ни разу не был. Марк закрыл книгу, снисходительно улыбаясь такой непоседливости своего друга, встал, лениво потянулся и пошел за ключами. Вместе они поднялись по винтовой лестнице; ключ глухо простонал в замочной скважине, дверь распахнулась, и они сказались в душной комнате с высоким бревенчатым потолком и выцветшими стенами. Вокруг, по периметру, стояли запертые стенные шкафы, а большой дубовый стол и кресло возле него занимали середину комнаты. Сами стены были отделаны непритязательно и грубо, а все углы и окна давно затянуло паутиной. Роланд засыпал Марка вопросами, и тот рассказал все, что знал о своем дедушке сэре Джеймсе и о его замкнутом характере, но признался, что понятия не имеет, почему он снискал среди людей весьма недобрую славу, а его имя окутано таким зловещим ореолом. Роланд возмутился, что такая прекрасная комната находится в столь ужасном состоянии и решил приоткрыть ставни одного из окон. Но лишь только он сделал это, как бушующий шквал дождя и ветра с такой силой и яростью ворвался в комнату, что ему пришлось поспешно закрыть окно. Между тем понемногу, по мере того как они беседовали, некое странное гнетущее настроение начало охватывать обоих, пока Роланд не заявил, что место здесь какое-то нехорошее. Тут Марк рассказал о смерти старого сэра Джеймса, который был найден на полу этой самой комнаты, после того как целый день не выходил из своей спальни, не подавая никаких признаков жизни. Говорят, что промокшая, как от дождя, одежда на нем была странным образом забрызгана грязью, будто после трудного путешествия; старик потерял дар речи, бормотал лишь бессвязные слова, а выражение ужаса не сходило с его лица до самой смерти, которая случилась вскоре после того, как его нашли. Затем молодые люди подошли к окну. На запертых на все запоры ставнях неверной рукой было начертано чем-то красным: "CLAUDIT ЕТ NEMO APERIT", что Марк перевел с латыни как "Он закрывает, и да никто не откроет". Далее Марк поведал о предании, гласящем, что несчастье случится с тем, кто откроет это окно, и сказал, что, по его мнению, лучше и впредь оставить его закрытым. Роланд лишь посмеялся над таким отсутствием любопытства у своего кузена и уже положил руку на засов, будто собираясь его вынуть, но Марк настойчиво запретил ему сделать это. "Нет! — сказал он. — Пусть остается все как есть. Мы не можем нарушать волю покойного!" Не успел он произнести эти слова, как ужасный порыв ветра заставил затрещать рамы в окнах, которые, казалось, вот-вот поддадутся и распахнутся под ударами стихии. В мрачном расположении духа они покинули комнату, но, спускаясь по лестнице, вдруг заметили, как сквозь свинцовые дождевые облака начинают пробиваться лучи солнца.

Оба были подавлены и за весь остаток дня не проронили ни слова, но и без слов было понятно, что мысль отпереть закрытое окно и посмотреть, что произойдет, не выходила из головы как у Марка, так и у Роланда. Если для Роланда это было сродни жгучему желанию ребенка подсмотреть что-то запретное, то Марк видел для себя нечто постыдное в том, что он был вынужден подчиняться предписаниям какого-то древнего невразумительного суеверия.

Прошло немало дней после того памятного посещения башенной комнаты, но с тех пор словно какая-то тень легла на их отношения. Роланд сделался капризным и раздражался по пустякам, а запретное желание настолько овладело всем существом Марка, что ему стало чудиться, будто какая-то внешняя сила влечет его на верх башни. Порой ему казалось, что он видит руку, манящую его к запертой комнате, а иногда ему слышался голос, зовущий его оттуда.

Однажды ясным, погожим утром случилось гак, что Марк остался в доме один. Роланд, не сказав ни слова, с первыми лучами солнца куда-то уехал, и хозяин выглядел угрюмее обычного. Он развалился в кресле и рассеянно теребил уши своему любимому псу, который, положив голову на колено господина, смотрел на него преданными влажными глазами, явно недоумевая, почему они сидят взаперти в такую прекрасную погоду.

Случайно взгляд сэра Марка упал на ключ от верхней комнаты, который валялся на подоконнике с тех пор, как он его туда бросил. Внезапно желание подняться наверх и покончить раз и навсегда с этой пустяковой тайной обуяло его с силой, которой он уже не мог сопротивляться. Дважды он поднимался, брал ключ, неуверенно теребя его пальцами, и в нерешительности клал обратно, но затем вдруг схватил его и стремительно направился к винтовой лестнице. Он почти взбежал по ней, преодолев несколько витков лестничной спирали, так что у него закружилась голова от калейдоскопического мелькания образов того яркого внешнего мира, что заглядывал сюда сквозь башенные амбразуры. Сторона, на которую выходило закрытое окно, куда ни глянь, представляла собой сплошной зеленый ковер, покрывающий величественные холмы.

На небе не было ни облачка, и теплый ветерок приятно ласкал Марка, стоящего в холодном лестничном пролете. Тут он услышал ниже по лестнице мягкий топот собачьих лап и понял, что старая гончая решила последовать за ним. Как ни странно, но сейчас, стоя у запертой двери, ему, пожалуй, было приятно сознавать себя в компании живого существа. Дождавшись, когда пес взберется наверх, он, уже более не мешкая, открыл дверь и переступил порог.

Комната при всей своей запущенности удивительным образом все же не производила впечатления нежилого помещения, и к Марку вдруг пришла необъяснимая уверенность в том, что его здесь давно ждут. Отбросив все сомнения, он решительно подошел к запертым ставням и внимательно осмотрел их, Шум за спиной заставил его повернуться, и он увидел, что собака сидит у порога, вытянув морду, и тревожно обнюхивает воздух, не решаясь ступить в комнату. Марк позвал пса, по привычке протянув к нему руку, но животное в ответ лишь несколько раз вильнуло хвостом, как бы давая понять, что слышит призыв хозяина, но тут же продолжило свое настороженное исследование. С первого взгляда было видно, что смышленая собака учуяла в комнате что-то неладное, — подобрав под себя лапы, она легла на пороге, дрожа всем телом и испуганно глядя на своего господина. С недобрым предчувствием и стараясь быстротой действий заглушить невольный страх, Марк вытащил прочную скобу из ставней, поставил ее на пол и буквально выдернул ставни на себя. Открывшееся за ними и примыкающее к окну пространство было сплошь затянуто полуистлевшей паутиной, которую он смахнул той же скобой, но за окном, и это не могло не поразить его, стояла почти полная темнота. Окно было темным настолько, что казалось, еще что-то заслоняет его с внешней стороны, но ведь Марк отчетливо помнил, как, стоя внизу, сам не раз видел свинцовый отблеск этих стекол. Он отступил в изумлении, но, уже не в силах сдержать любопытство, ухватил руками давно проржавевшие створки и рывком распахнул окно. Все та же непроглядная тьма была и по ту сторону, но вдруг из этой самой тьмы повеяло каким-то ледяным, пронизывающим до костей ветром. Словно что-то невидимое пронеслось мимо, и он услышал, как глухо взвыла старая гончая. Когда же он обернулся, то увидел, что пес поднялся, весь ощетинившись и оскалив клыки, но мгновением позже завертелся волчком и стремглав выскочил из комнаты.

Оставшись совсем один, Марк, стараясь унять тот ужас, который, казалось, заставлял кровь стынуть в его жилах, отвернулся от пугающей тьмы и окинул взглядом утопающую в солнечном свете комнату, но затем вновь повернулся и, призвав на помощь все свое самообладание, выглянул из окна в кромешную мглу. Увиденное настолько поразило его, что поначалу Марк испугался, не сошел ли он с ума. Перед его взором предстал мрачный, скалистый склон в какой-то пустынной местности, который был усеян валунами и поднимался почти до самого окна, гак что, наверное, без труда можно было спрыгнуть вниз, тем более что крепостная стена, как казалось, едва вырастала из окружающих скал. Было тихо и темно, как в безветренную, беззвездную ночь, и лишь тусклый, рассеянный свет непонятной природы позволял различать контуры предметов. Склон, примыкающий к крепости, очень круто уходил вниз, а далее, там, где — Марк твердо знал — должен был начинаться соседний холм, смутно вырисовывались очертания равнины, посреди которой горел какой-то огонек, похожий на освещенное окно маленькой сторожки. Совсем недалеко, чуть ниже по склону, он углядел нечто, напоминающее фигуру пригнувшегося к земле человека, который, скользя и спотыкаясь о камни, отчаянно карабкался вверх, словно неожиданно получил шанс на спасение. Вместе с леденящим, переполняющим сердце страхом вдруг пришло и неудержимое желание спрыгнуть вниз, на эти самые камни, но тут Марку показалось, что человеческая фигура внизу остановилась, разогнулась и призывно махнула ему рукой. Чувство смертельной опасности сразу охватило все его существо, и, как человек, вдруг осознавший, что стоит на краю пропасти, он, собрав волю в кулак, заставил себя отпрянуть от окна и захлопнуть створки. Почти парализованный страхом, трясущимися руками Марк закрыл ставни и, поставив скобу на прежнее место, цепляясь за стены и еле волоча переставшие слушаться ноги, вышел из комнаты. Но как только он запер дверь на ключ, пережитый ужас овладел им с новой силой. В панике Марк сбежал но винтовой лестнице, не помня себя, выскочил из дому и, подбежав к старому большому колодцу посреди внутреннего двора, швырнул в него ключ, прислушиваясь затем к тому, как, падая, он ударяется о каменные стены. Даже после этого молодой Норт долго еще испуганно озирался по сторонам, не решаясь снова войти в дом, пока переполняющий его душу жуткий страх постепенно не рассеялся и не оставил после себя ничего, кроме пустоты и уныния.