— Привет тебе, Питер, любовь моя, — сказала она. — Он вскоре сможет к тебе выйти, а сейчас он заканчивает то ли заклинание, то ли булочки к завтраку.
— Ах, Мелиса, — сказал я, проходя вслед за ней в дом, — если бы ты это говорила всерьез.
Я снял куртку и шляпу и устроил их на вешалке между дверями.
Она с непониманием посмотрела на меня:
— Это ты насчет заклинания или булочек к завтраку?
— Я имел в виду слова "Питер, любовь моя", — пояснил я.
— Ты забываешь седьмой закон магии, — ответила она, танцующей походкой устремляясь дальше по коридору.
— Я не волшебник, — напомнил я ей, — так что я никогда и не знал седьмого закона магии.
— Будь очень осторожен в своих желаниях, — сообщила она. — Вот что гласит седьмой закон.
— А каковы остальные шесть?
— Сейчас их уже больше сотни, — сказала она, изобразив серьезное выражение на своем хорошеньком личике. — И они то и дело меняются местами.
Мы прошли в гостиную, которая располагалась за первой дверью слева, и Мелиса указала мне на кушетку.
— Садись, — сказала она. — Угощайся кофе, Джонатан скоро сюда спустится; он тебя ждал.
— Но ведь я никому не сообщал, что иду сюда, — сказал я.
— Тем не менее он тебя дожидался. Кофе стоит на буфете. У меня есть одно задание, вернусь, когда с ним закончу. — Она направилась к выходу из помещения, которое когда-то служило то ли гостиной, то ли музыкальным салоном, а сейчас здесь горели свечи и все было задрапировано темной тканью. — Мне потребуется не более двадцати минут, — сообщила она. — А если мне не повезет, много меньше.
Я перелил в чашку полкофейника той густой черной и сладкой жидкости, которую Стрюк называет кофе, и стал ждать, листая журнал про магию и магов "Genii" за прошлый месяц. В этом номере была опубликована статья Хара Йанифа, мага с Восточного побережья, где он поносил криминалистическую магию и назвал ее последователей плутами и мошенниками; особенное презрение вызывал у него Джонатан Стрюк. Его дипломы, по словам Йанифа, вызывают подозрение, а его достижения — иллюзия, и не более того. "Такая магия по требованию, — утверждал Йаниф, — нарушает сами законы магии, так что пусть ею занимаются одни только шарлатаны и хвастуны вроде Стрюка".
Когда статья появилась, я спросил Стрюка, что тот об этом думает, и в ответ он лишь улыбнулся и сказал:
— Кто знает, может, он и прав.
Вполне в духе Стрюка, с его огромным эго и гигантским чувством юмора, было оставить на столе в гостиной как раз этот номер "Genii".
Через некоторое время меня привлекло мелодичное бормотание, доносившееся из соседней комнаты, и я отложил журнал и подошел к двери, которую Мелиса оставила открытой.
Хрупкая девочка-тростинка сидела на пушистом ковре со странными узорами, сложив ноги по-турецки и раскрыв правую ладонь, над которой в воздухе висел огромный кристалл молочно-белого цвета. В левой руке у нее было что-то вроде детского джемпера из светло-коричневого вельвета, и она теребила его пальцами, сворачивая то так, то эдак. Мелиса что-то тихо напевала; ее пение было мелодично, а слов я не мог разобрать, да что там, не мог даже понять, на каком они языке.
Пока я наблюдал, кристалл, как показалось, прояснился, а потом засветился внутренним светом. Я мог различить движущиеся в нем фигуры, и был момент, когда ко мне оттуда потянулась то ли рука, то ли лапа, которая тут же резко отдернулась. За последнее, надо признать, я был благодарен. Все это время Мелиса оставалась неподвижной, лишь ее левая рука продолжала теребить вельвет. Минут через пять она вскрикнула, возможно от боли. Ее правая рука опустилась, и кристалл покатился по ковру; свет внутри его погас. В течение нескольких секунд Мелиса оставалась безмолвной и неподвижной, а потом свернулась калачиком, прижав к себе руки и ноги, уткнувшись лбом в колени, и начала покачиваться вперед-назад, тихо похныкивая.
— Что случилось? — Я подошел к ней, по не решался прикоснуться, так как не знал, поможет это ей или повредит.
Мелиса подняла глаза:
— Почему кристалл никогда не показывает приятные, красивые картины, полные счастья и света?
Она дрожала, как будто голой вышла в метель, а мне очень хотелось узнать, что же такое она увидела.
— Потому что не об этом мы его просим, — ответил низкий, суровый голос.
Я обернулся и увидел высокую тощую фигуру в красной мантии — в комнате появился Джонатан Стрюк. Он подошел к Мелисе, поднял ее на руки и прижал к себе. И держал ее так, пока не прошла дрожь.
— Но ты же был у себя в кабинете, — произнесла она.
— Я услышал тебя и пришел, — ответил он, перенося ее в гостиную и осторожно опуская на ту самую кушетку, с которой только что встал я.
— Сквозь три этажа, мебель и все прочее? — с нерешительной улыбкой поинтересовалась она.
— Если понадобится, и сквозь десять миль гранита Горы Скорби, — нежно улыбнулся он в ответ.
Я вздохнул и невольно скривился. Почему у меня не получается так разговаривать с женщинами? И раз уж на то пошло, почему у меня нет женщины, с которой я бы так говорил? А смог бы он на самом деле услышать ее сквозь десять миль гранита? Да и где вообще эта Гора Скорби? Возможно, последний вопрос благоразумнее оставить без ответа.
Стрюк посмотрел на кристалл и на скомканный джемпер, лежавшие на полу.
— Что тебе удалось узнать? — спросил он ее.
— Это джемпер ребенка Лэнгфордов, — сказала она. — Я выходила в эфирные сферы с помощью заклинания, которые ты составил.
— Это связано с похищением дочки Лэнгфордов? — перебил ее я. — Вы занимаетесь этим делом?
Должно быть, мой голос выдал мое удивление. Стрюк кивнул:
— Сенатор Лэнгфорд обратился ко мне за помощью. Он не хотел, чтобы дело получило огласку.
— Вы имеете в виду, не хотел, чтобы об этом узнала полиция, — с горечью сказал я. — Стоит ли удивляться, что мы не в состоянии раскрыть преступления, если никто не доверяет нам этим заниматься?
— Да что ты, — ответил Стрюк. — Все случилось далеко отсюда, в Чикаго, поэтому дело не касается полиции Сан-Франциско. А полицейский департамент Чикаго, как я полагаю, действует с учетом пожеланий сенатора Лэнгфорда. В конце концов, это его дочь.
— А что вы сможете сделать такого, с чем не справилась бы полиция Чикаго? — спросил я. — Взмахнете волшебной палочкой, чтобы вернуть девочку?
Стрюк мрачно улыбнулся.
— Я обладаю магическим знанием, — ответил он, — но чудес совершать не умею. Сенатор прислал мне телеграмму, в которой просил помочь найти ребенка или хотя бы подтвердить, что она еще жива. Я ответил, что ему нужно прислать какую-нибудь одежду, которую носила малышка Дебора, или ее любимую игрушку. Он отправил и то и другое; посылка была выслана вчера по "Sandusky and Western". Сегодня утром мы получили эти вещи.
— И что же? — спросил я.
— Я составил заклинание, чтобы Мелиса могла выйти в иные миры с помощью малого кристалла и там поискать ребенка, — сказал Стрюк. — Что получилось, я еще не знаю. — Он обернулся к Мелисе, сидевшей на кушетке.
— Я видела девочку, — тихо сказала она. — Я уже третий раз читала заклинание, и мне удалось встретиться только с несколькими беспокойными духами и сердитым джинном, но внезапно туман стал серебристо-белым, а джемпер Деборы у меня в руке — холодным как лед. И я увидела ее. Между ней и мною вылезли несколько существ, которые будто понимали, что я ее ищу, и все же мне удалось ее увидеть. Она была в аду.
— Она мертва? — спросил Стрюк. — Жаль. Но почему же юное, невинное дитя оказалось обречено на…
— Нет-нет, — ответила Мелиса. — Она не умерла. Это я явно видела. И все же она была в аду.
— Что это означает? — спросил я.
Она посмотрела на меня широко распахнутыми карими глазами и сказала:
— Не знаю. Образы, которые я вижу, не являются реальностью. Они лишь искаженная картина, скрытая туманами и деформирующаяся под воздействием сознаний сверхъестественных существ.
Я совершил левой рукой защитное знамение — это всегда нелишне, когда речь заходит о таких вещах.