Чуть дальше по улице на ветру скрипнул знак заправки "Эссо"; скелет перекатиполя прокатился мимо, ткнувшись в дверь парикмахерской. Полосатый шест перед ней выцвел за годы, проведенные под солнечными лучами… или просто от многолетнего запустения.

Эбботт переложил канистру в другую руку и пошел к бензозаправке.

Все здания, мимо которых он проходил, были пустыми.

Нет, не просто пустыми — мертвыми. Правильно ли это? Может ли дом умереть?

Пол добрался до места, но дороге окончательно растеряв оптимизм. Дверь маленького домика напротив колонок была приоткрыта; Эбботт вошел внутрь и со стуком поставил канистру на деревянный пол.

— Здесь есть кто-нибудь? — крикнул он.

Ответа не последовало.

Пол вышел, направился к бензоколонкам. Потянул рычаг, отчаянно желая услышать болтливое жужжание обещанного бензина…

Ни звука.

— Твою мать!

Эббот двинулся дальше.

На тротуаре стоял большой знак, указывающий направо. Пол прищурился от солнца, сомневаясь, верно ли все понял. Буквы гласили: "ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНАЯ СТАНЦИЯ".

— Железнодорожная станция? Какого черта здесь делает железнодорожная станция? — спросил он у ветра. Если тот и знал ответ, то предпочел смолчать.

Эбботт вновь огляделся вокруг.

В таком случае где же рельсы? На дороге вроде бы ничего подобного не встречалось… хотя он больше глядел на стрелку указателя уровня топлива, неуклонно клонившуюся влево, чем на местные достопримечательности.

Станция оказалась пустой, это его даже не удивило.

Пол вошел, громко хлопнув дверью, и крикнул, но сквозняк подхватил его голос и унес вверх — туда, куда он уносит звуки, которые не желает хранить. Или не хочет, чтобы их слышал кто-то еще.

Стояла густая, недружелюбная тишина.

В окошке кассы появилось его собственное отражение. Оно уставилось на Пола, точно загипнотизированное видом единственного человека в Мадригале. Так же как и самого Эббота гипнотизировал город, полностью лишенный жизни.

Пол ступил на запекшуюся землю, обогнул здание и пошел искать рельсы.

Он нашел их — или то, что от них осталось, — в длинной колее, тянувшейся в обе стороны от Мадригала. Она сворачивала в город с западной стороны и, сделав полукруг, вновь уходила на запал; именно поэтому Эбботт не видел железнодорожные пути, когда шел сюда.

Стоя на берегу рва, глядя на рельсы — солнце садилось на горизонте, ночь фиолетовым кровоподтеком пробивалась сквозь золото и багрянец, — он услышал звук, очень похожий на гортанный смешок.

Эбботт оглянулся на здание станции. Там по-прежнему никого не было. Наверное, это ветер…

Обернувшись лицом к северу, на противоположной стороне колеи Пол увидел старика. Тот сидел неподвижно, и кривая усмешка играла на его лице. Эбботт все глядел, и человек, казалось, произнес что-то. Его губы изогнулись, сменив ухмылку на гримасу; в ней чудились непонятные вопросы и клятвы. Затем старик потер щеку культей левой руки, с которой свисала тонкая грязная струя бинтов, развевающаяся на горячем ветру.

— Эй! — крикнул Эбботт через дорогу. — Где все? Старик хихикнул и кивнул, сплюнув на землю около себя. Даже отсюда было видно, что слюна ярко-черного цвета.

Мужчина держал в правой руке что-то похожее на крохотные хлебные палочки. Стараясь увидеть яснее, Эбботт прикрыл глаза ладонью от сияния вечернего солнца и понял, что на самом деле это пальцы левой руки. Словно прочитав мысли Пола, старик кивнул и протянул вверх свою ужасающую коллекцию, будто предлагая вытащить соломинку. Короткая всегда проигрывает. Он проворчат еще что-то, хихикнул, снова сплюнул и, стиснув обрубки в кулаке, прижал его к животу свободной, двупальцевой лапой.

— Твою мать, — прошептал Эбботт.

Ветер унес его слова к рельсам, в пересохший овраг рядом с ними, где раньше, похоже, текла вода, но теперь лежала пыль и грязь.

Старик подтянул колени к животу и обхватил их руками. Его взгляд опалял пространство. Эбботт не понял, на что конкретно смотрит этот человек, но повернул голову в ту же сторону.

Ветер, дувший вдоль неглубокого оврага, слегка посвежел, словно вспомнив о воде, некогда струившейся там. Воздух стал прохладнее — всего на несколько градусов, но это было очень заметно. Эбботт поглядел на старика и увидел, как тот весь устремился вперед, вытянув руки вдоль истощенного тела, словно позируя для какого-то художника.

Старик что-то пробормотал и покачал головой, подняв руку и приглаживая на голове пряди жестких волос. Вроде он сказал "дождь", хотя Пол и не верил, что похолодание предвещало нечто большее, чем просто временный скачок температуры и возможность таких же вывертов в будущем. Он взглянул вверх, на мраморное небо, и представил, как капли дождя падают ему на лицо. Это походило на какое-то старое воспоминание, как будто он испытывал нечто подобное в прошлой жизни.

Старик снова забормотал, в этот раз еще более взволнованно.

Может, он сказал "боль"? Эбботт только сейчас понял, что лицо калеки застыло мученической маской агонии. Возможно, он страдал еще от потери пальца или ступни, которая — пригляделся Пол — сейчас была вывернута перпендикулярно лодыжке, хотя вроде совсем недавно они составляли единое целое.

Но нет — похоже, оба варианта оказались неверны. Человек подполз ближе, тревожно всматриваясь в даль. Ветер стал холоднее, значительно холоднее. Эбботт подошел к краю платформы, мимоходом взглянув на дохлых крыс, разбросанных вокруг, после чего обратил внимание на иссушенные равнины, простирающиеся во все стороны от Мадригала, словно мостовые ада.

Старик буркнул что-то в третий раз, а Полу в лицо неожиданно ударил сильный порыв ветра.

— Поезд! — крикнул он. Вот о чем говорил калека: приближался поезд. Эбботт не знал, откуда тот идет и куда направляется, не знал даже, кто его ведет. Впрочем, это и не имело значения. Единственное, что было по-настоящему важно, — это прибытие поезда сюда, в Мадригал.

Эбботт смотрел, как далеко-далеко на горизонте — там, где встречаются небо и земля, изобретая новые, непредставимые видения, желая потешить и обмануть людей, в жарком мареве появляется нечто. Расплывчатый призрак, маячащий словно в морском тумане, прославленный галеон с фальшбортом и рострой, мачтами и парусами, такелажем и доской для обреченных пленников, — вот только это не корабль бороздил моря, поскрипывая бортами под напором волн. на горизонте появился механический монстр света и дыма, стекла и металла. Паровоз, тянущий за собой целый состав. В глаза бросались выпуклые бока последнего вагона. Над рельсами с каждой стороны нависали сложенные стрекозиные крылья, играющие в лучах солнца.

Открыв рот в каком-то подобии удивления, Эбботт взглянул на старика. Тот радостно закивал, а потом указал на широкую колею, отделяющую его от Пола. Калека затрясся от смеха, чуть ли не сложившись пополам, и вновь принялся ожесточенно жестикулировать, тыча рукой в сторону поезда и вниз.

Эбботт нахмурился и посмотрел в колею, ища глазами причину веселья старика Но там ничего не было, — по крайней мере, он ничего не увидел.

— Что? — Пол старался перекричать звук рвущегося из трубы пара и вращающихся поршней, скорбный механический стон, принесенный ветром, летящим вдоль оврага. — Чего тебе так смешно?

Старик откинулся назад, раскрыв рот от смеха, которого Эбботт не слышал. Потом яростно ткнул забинтованной культей в колею и повел рукой влево — в сторону налетающего поезда.

Закричал паровозный свисток. Его голос был переполнен болью и разочарованием — а может, злобой? А затем донесся звук столкновения, громового удара, пронзительного визга, как будто гигантские пальцы с силой провели мелом но чудовищно огромной пишущей доске. Раздался взрыв, и Эбботт рванулся вперед.

Взглянув через колею, он увидел, как старик пытается встать на ноги, а затем снова перевел взгляд на поезд.

Все пространство теперь заполняли огненные языки вперемешку с клубами дыма. Последний вагон состава закачался и врезался в бетонные заграждения складского двора, где, наверное, когда-то останавливались грузовики, перевозившие овощи или оборудование в поселки и города за много миль отсюда.