Но Мистер Крыс не успокоился и попытался выхватить флакон у Николая, который, увернувшись, открыл пробку и плеснул содержимым флакона в него. Раздался страшный визг. На месте попавших брызг появились дыры, которые, увеличиваясь в размерах, как кислота, разъедали тело Мистера Крыса. В конце концов, всхлипывая и булькая, тот совсем исчез из виду. Николай и сам не ожидал, что его детские слёзы окажутся столь страшным оружием. Он аккуратно закрыл флакончик и припрятал в карман, полагая, что, видимо, в таком экзотическом месте требуется такое же экзотическое оружие.
Оставшаяся ночь прошла спокойно. Мане не стали рассказывать все подробности происшедшего ночью, объяснили лишь, что Мистер Крыс их больше не потревожит.
На следующий день к вечеру вдали показался Водобор. Город мало чем отличался от Угора, разве только большой пристанью, о которую бились морские волны.
Уставшие, но довольные, что погони не видно, наши путники въехали в город, договорившись с Витюшей, что он найдёт их позже ночью, проверив предварительно, где осталась погоня. Как оказалось позднее, стражники во главе с Кохрром потеряли след нашей парочки в Водоборе и, по зрелому размышлению, оставили это занятие, — искать иголку в стоге сена.
Y.
Дядя Мани Лукас, хозяин небольшого баркаса, промышлял рыбалкой, имел небольшой домик, который четверо ребятишек наполняли суетой и гомоном. Его жена, рыжая Эльза, была радушной и гостеприимной хозяйкой, умеющей даже явную бедность обстановки содержать в такой чистоте, что всем было уютно и тепло в этом доме. Когда-то, ещё мальчишкой, Лукас, уйдя из родительского дома в Угоре на поиски лучшей доли, прибился к рыбачьей артели. Годы упорного труда дали ему возможность скопить на баркас и купить этот небольшой домишко. Женившись на дочери хорошего своего товарища конопатой Эльзе, он чувствовал себя вполне счастливым. С возрастом он стал похож на этакого добродушного медведя, продублённого морскими ветрами. Племянницу он встретил с радостью, а к Николаю отнёсся с осторожностью, объясняемой, видимо, неопределённостью статуса его по отношению к Мане. Но, поговорив с Маней и узнав их приключения, Лукас предложил пожить у него, пока всё не образуется.
Так, чтобы не быть в тягость хозяевам, Маня стала помогать Эльзе по хозяйству, а Николай стал тоже рыбаком. Выходя с Лукасом в море, работал за троих, чем заслужил его уважение. Удача наполняла их паруса и улов был вдвое, втрое больше обычного, что вызывало зависть у соседей. Витюша иногда появлялся ночью, пугая гуляющие на набережной парочки и рождая невероятные слухи и легенды о якобы призраке юноши, покончившего с собой в результате неразделённой любви. Под восторженные крики детворы он устраивал небольшие фейерверки и был обожаем ими, чему и сам был несказанно рад. Видно, это всё как-то и подвигло его на несколько необычную жалобу, которую он, стесняясь, исходя весь смущёнными желтыми искорками, высказал Николаю:
— Как мне хотелось бы тоже иметь семью или хотя бы родственную душу, но, сам понимаешь, в моём нынешнем положении и мечтать об этом не приходится.
Николаю невольно стало смешно, скрывая улыбку, он на полном серьёзе пообещал Витюше подумать о том, как ему помочь с этой бедой. Так как женских скелетов в шкафу у Николая не наблюдалось, требовалось найти другой, более подходящий выход. И случай, конечно же, представился.
По местной легенде несколько лет назад здесь жила молодая ведьмочка, которая по недомыслию пакостила ближним соседям, — то только что пойманная рыба стухнет в одночасье, стоило ей только посмотреть на неё; то парни вдруг бросали своих невест и, как зачарованные начинали осаждать её дом; а то с утра погожая погода сменялась вдруг шквалом, не давая выйти в море. Звали её Голда. Говорили, что она была необыкновенно хороша. Золотистый загар покрывал её точёную фигуру и золотого же цвета волосы крупными локонами укрывали ей спину. Необычного медового цвета глаза дополняли гамму цвета золота. Бабка её померла, когда Голда была совсем ещё девочкой, успев передать ей кое-какие знания по колдовскому делу. Общее отношение жителей города к этой семье всегда было не самым лучшим. Как обычно, люди боятся того, чего не понимают и не могут понять в принципе. К услугам бабки, а потом и Голды прибегали в основном женщины, пытавшиеся отбить охотку своих мужчин, кто к выпивке, а кто к сопернице. Шло время и число брошенных невест и неприкаянных влюблённых парней росло, рождая уже не только недовольство, но и ненависть к ведьме. Особенного накала страсти достигли тогда, когда от Голды потерял рассудок в прямом смысле этого слова сын местного богача. Страшно людям было смотреть, как он, двадцатилетний парень, сидит целыми днями на берегу, сеет песок в ладонях, потеряв интерес ко всему миру. Понятно было и горе родителей, которые, чтобы спасти положение, пришли к Голде и попросили, чтобы она или приняла его, или отпустила, на что та издевательски засмеялась и отказалась чем бы то ни было помочь. Никто не удивился и не стал её искать, когда выяснилось, что той же ночью она исчезла. Лишь рыбаки, приставая к Одинокому островку в море, чтобы пополнить запас пресной воды, рассказывали, что видели её призрак, который, стеная, просил о помощи. Рассказывали, что влюблённый парень после этого утонул в море, как будто идя на её зов. Родители его спешно продали всё своё имущество и уехали совсем из города.
Маня, слушая этот рассказ, пожалела несчастную ведьмочку и попросила Лукаса, чтобы он взял её с собой, когда будет ловить рыбу в водах рядом с Одиноким островом. И вот такой день наступил. Для Николая присутствие Мани на баркасе было приятно волнующим. Их отношения перешли в фазу спокойно-доверительных. Маня перестала прятать от него свои лучистые глаза и всё чаще обращалась к нему то с вопросом, то с замечанием. Всё было новым для неё — зелёные волны с белыми гребешками пены, свежий ветер, надувавший паруса и будто зовущий за собой в бескрайние просторы, неустойчивость и мерное покачивание палубы под ногами, острый запах свежей рыбы и, самое главное, что наполняло её радостью и ощущением полноты жизни, — присутствие рядом Николая. Она с волнением видела, с каким восхищением он смотрит на неё, как ищет малейший повод прикоснуться к ней и сердце её замирало так, что становилось трудно дышать.
День клонился к вечеру. Одинокий остров показался на западе, окружённый белой каймой прибоя. Это была просто небольшая гора, склоны которой заросли соснами. Выбрав спокойную бухточку, Лукас бросил якорь. До берега было метров пятьдесят мелководья и Николай, недолго думая, под одобрительные замечания Лукаса, подхватил спускающуюся с ведёрком Маню на руки и понёс к берегу. У Мани запылали даже уши, когда ей пришлось обнять его за шею и она не сразу заметила сквозь прозрачную воду плавающих рыб, окраска которых была на редкость вычурной. Такое разнообразие было ей в диковинку и она с интересом наблюдала за ними, тем самым отвлекаясь от своего смущения. Но вот мелководье кончилось, а Николай и не подумал выпустить её из рук. Встретившись с ним взглядом, она почувствовала, как сердце её глухо стукнуло и замерло. В его глазах она увидела желание и страх. Это подтолкнуло её освободиться, и она скользнула между его рук, но он удержал её, прижав к себе на несколько секунд. Её будто опалило жаром и она даже несколько растерялась, когда он отпустил и отступил от неё. Очень хотелось продолжения этих прекрасных мгновений и она вдруг со всей ясностью поняла, что такое БЫТЬ ОДНОЙ. Раньше она не видела в этом ничего неприятного или заслуживающего внимания, воспринимала это состояние как само собой разумеющееся. Не было, так сказать, прецедента. В смущении она смотрела, как Николай вернулся на баркас за поклажей, которую ему передавал Лукас.
Пока мужчины обустраивали место ночлега, Маня пошла на звук журчания ручья сквозь лес. Это был сосновый бор. Стволы были как колонны медового цвета и где-то далеко вверху глухо шумели ветвями. Под ногами мягко пружинила жёлтая хвоя. Подлеска почти не было и было хорошо всё видно вокруг, несмотря на наступающие сумерки. Ручей оказался тут же, неподалёку. Пробив скальную породу, он небольшим водопадом наполнял озерцо, по берегам которого буйно росли кусты. Напившись, умывшись и набравши воды в ведро, Маня собралась было вернуться на место стоянки, но тут её внимание привлекла небольшая хижина на противоположном берегу. Видно было, что там давно никто уже не живёт, — вход зарос никем не приминаемой высокой травой. Маня побоялась удовлетворить своё любопытство в одиночку, тем более, что уже почти стемнело и поторопилась к мужчинам, которые начали было уже беспокоиться.
