Ровинь, — рассказывает Марина по дороге на западное   побережье,  —  это почти  Италия. Даже сейчас там говорят на диалекте итальянского и голоса у многих итальянские — сочные, звучные... А Маури снова вспоминает войну:

— Когда-то Пулу и Ровинь связывала железная дорога. Сейчас в Ровини осталась лишь станция. Рельсы сняли по приказу Муссолини и отправили в Северную Африку, где шли большие бои. Но в пути поднялся сильный шторм — и теперь рельсы лежат на дне Средиземного моря. Божья кара!..

В Ровинь мы приехали накануне праздника святой Евфемии, покровительницы города. На центральной площади стояли большие парусиновые палатки; заглянув внутрь, я увидела длинные столы для завтрашней трапезы. Возле палаток ребятишки вместе с молоденькой учительницей соревновались в перетягивании каната.

Было как-то предпразднично шумно и весело. «Подрумы» — кабачки, подвалы, кофейни, бистро — тоже не пустовали.

Мы присели за столик уличного кафе — передохнуть с дороги. Подошел молодой черноволосый официант.

— Добар дан, — поздоровался он.

— Добрый день.

Официанта звали Джованни. Покончив с кофе и мороженым, я спросила:

— Джованни, а что завтра поставят на столы, ну, там, на площади?

Джованни,   польщенный   моим  любопытством,   почти пропел:

— Хлеб домашний, овечий сыр, пышерт, поленту, фужи, неки, домашнее вино, граппу...

Тут уж без Марины было не обойтись, и она пояснила:

— Джованни назвал все, чем встречают гостей дома. Пышерт — это вяленая свинина, тонко нарезанная, полента — мамалыга, фужи — спагетти с мясом, неки — что-то вроде пельменей с картошкой, ну а граппа — та же лозовача, виноградная водка, граппой ее называют итальянцы.

Жаль, что нас не будет завтра в Ровини...

По узкой улочке — метра два шириной — поднимаемся к собору. На каждом повороте, на каменных ступенях, сидят художники.  Явно  не  местные. Каждый рисует свой поворот: стены домов с маленькими  нишами а в них скульптуры, жалюзи, цветы на окнах, висячие фонари, раскачиваемые  ветром, ступени улочки, сбегающие вниз...

Кто они, эти художники? Откуда приехали? Маури, который тоже решил посетить собор, рассказывает:

— Когда началась последняя война, к нам перестали ездить англичане. А итальянцы, словенцы, австрийцы ездили, не боялись. Ведь в Истрии не было боевых действий, хотя все равно мы жили как на вулкане. Я со своими друзьями-шоферами возил боеприпасы в Дубровник. Четверых товарищей потерял. Будь она проклята, война! Ну что не живется людям спокойно? Такая красота вокруг — живи, кажется, да радуйся...

В соборе святой Евфемии тоже готовились к завтрашнему дню. Но нас все-таки допустили взглянуть на саркофаг мученицы, что стоит за алтарем, под балдахином. Справа и слева от саркофага — картины во всю стену, повествующие о судьбе святой. Легенда гласит, что Евфемия была из знатной римской семьи. За веру в учение Христа ее бросили на растерзание львам — то было время, когда первые христиане подвергались в Риме жестоким гонениям. Но львы не тронули девушку... Однако Евфемия все равно поплатилась жизнью за веру.

Когда саркофаг с телом Евфемии перевозили через море, разыгралась буря. Корабль пошел ко дну, а саркофаг прибило к берегам Ровиня. Жители города ломали головы: как поднять его на холм, где стоит церковь? И тут услышали голос с небес: его сможет перенести только мальчик на двух волах...

Так и сделали. Потом, уже в XVIII веке, построили большой трехнефный собор, где и покоится ныне святая Евфемия. А в середине нашего века ее лицо закрыли специальной маской. Саркофаг открывают лишь раз в году, в праздник защитницы и покровительницы города. Это тоже будет завтра...

В углу собора висело скромное объявление: «Вход пять кун» ( куна — денежная единица в Хорватии. 6 кун равны сегодня одному доллару. Название пошло от слова «куница»: когда-то хорваты платили дань венгерским королям куньими мехами.). Оказалось, столько стоит подняться на колокольню. Как же устоять, если предлагают взглянуть на город с высоты 60 метров! Такова высота колокольни, которая лишь на пять метров ниже самой высокой колокольни Истрии, что находится в городке Воднян (кстати, последняя — копия колокольни Сан-Марко в Венеции, только ниже).

Ступенька за ступенькой — потеряла счет, что-то около тысячи, — дощатых, щелястых, шатающихся... Наконец, последний марш — ветер и солнце ударяют в лицо... Передо мной Ровинь — море красных черепичных крыш на берегу синих безбрежных вод. И — островки кругом. Раньше и город стоял на острове, но пролив давно засыпали: на материке надежнее.

Мы спустились с колокольни, вышли из собора и смешались с толпой на пристани. Люди спешили на катамаран «Принц Венеции». Всего-то два с половиной часа хода до города, с которым столетия была связана судьба Истрии...

Помнится, когда мы возвращались из Венеции и увидели Ровинь с моря, он показался особенно прекрасным: город поднимался из моря могучей крепостной стеной, рядами светящихся окон и стрелой колокольни, устремленной в ночное небо. И так было уже семнадцать веков.

С этого города началось наше странствие по земле Истрии, в нем и закончилось. Напоследок захотелось вновь пройтись по улицам Пулы.

Была суббота. Наш отель «Пула» стоял на окраине, в сосновом лесу, на берегу моря. Ехать в центр — Пула большой город, известный своим судостроительным заводом, — надо было на автобусе. Я немного заплутала в кварталах новых многоэтажек, но случайная прохожая, к которой обратилась по-русски, вывела меня к автобусной остановке, хотя ей явно было не по пути. Уже в который раз я ощутила доброжелательность хорватов...

Над городом плыли высокие облака, гонимые ветром. Вчера целый день шел проливной дождь, и город был окутан серым маревом. Однако утром, на мое счастье, выглянуло отдохнувшее солнце — и пенное штормовое море стало синим и спокойным, высветились перспективы улиц со светлыми плоскостями домов, заиграли всеми оттенками зеленого пальмы, акации, олеандры, заалела герань на балконах, запестрели тенты уличных кафе и оживилась набережная: люди спешили к своим белобоким яхтам...

Я сошла в центре и, прежде чем выйти к знаменитому Амфитеатру, поднялась по какой-то тихой зеленой улочке: в конце ее, на взгорке, стояла маленькая церковь. Каменный крест был отчетливо виден на фоне неба, он-то меня и притягивал.

Церковь, сложенная из серых грубых камней, оказалась закрытой. Но на двери висело расписание служб и ближайших православных праздников.

Православных в Пуле, как и по всей Истрии, немного. И это не удивительно: хорваты приняли христианство в VIII — IX веках от Рима. Да и вся жизнь этой земли была неразрывно связана с Римом...

Вот оно, тому доказательство — Амфитеатр, Цирк, Арена — так называют жители Пулы этот уникальный памятник. Века назад море подступало вплотную к его стенам, а сегодня надо пересечь несколько улиц, чтобы выйти на набережную. Стены Амфитеатра повторяли формой римский Колизей и поднимались на высоту трехэтажного дома. Помнится, Марина, когда мы еще в первый день приезда побывали здесь, говорила, что по величине это шестой в мире древнеримский цирк. Он был построен в I веке н. э. при императоре Веспасиане, вскоре после того, как Гай Юлий Цезарь в I веке до нашей эры основал Пулу, ставшую колонией могущественного Рима.

...На этой просторной арене, посыпанной песком, бились гладиаторы; здесь же бросали львам первых христиан. 85 тысяч людей заполняли уходящие вверх трибуны, сидели на тех же каменных сидениях, на которых сейчас сижу я. Только сегодня на арене — море зеленых пластиковых стульев, таких нелепых и легкомысленных рядом с серым камнем римских времен.

Амфитеатр стал местом проведения музыкальных фестивалей. Да и сами сидения, вырубленные из местного известняка, уже выщерблены, источены, а многие просто выломаны: было время (ныне Арена и весь старый город заповедны), когда жители Пулы растаскивали камень для строительства домов. А Венеция вообще хотела увезти всю Арену... Но, слава Богу, нашелся человек — венецианец Габриэль Эмо, отстоявший Амфитеатр. Было то в XVI веке.