Господин Тео обещал помочь ее установить, на что у нас имелся всего один день. Энтузиасты в Москве полагали, что на установку приедут представители посольства, может быть, сам посол, секретари, военный атташе и уж, конечно, военно-морской. В парадном белом мундире с кортиком, он возьмет под козырек, и это прекрасно будет смотреться на экране телевизора. Поэтому мы всерьез думали о приглашении местного TV. Был у нас припасен и Андреевский флаг.

Но в посольстве нам вежливо сказали, что присутствия Тео как официального лица — достаточно. Тео предупрежден и выразил согласие. Вся беда заключалась в том, что у нас был только его служебный телефон. Да еще и приехали мы в воскресенье и с таким опозданием!

«Азиатский и Восточный Отель» являл собою воплощение самых заветных мечтаний читателя английской заморской литературы. Даже лифтом в нем управлял пожилой бой, умело крутивший какой-то штурвальчик и впускавший сахибов в одни двери, а выпускавший из других. По мраморному полу вестибюля бесшумно скользили среди кресел и столиков красного дерева смуглые слуги. У входа в ресторан джентльменам напоминали, что майки, шорты, джинсы и шлепанцы не очень желательны. Что там напоминали! Ясно было, что гостям такой гостиницы такие детали и так известны и, глядя на доску, они лишний раз с удовлетворением отметят, что джентльмен — всегда джентльмен и что тропический климат — еще не основание для нарушений правил хорошего тона. Мы тоже испытали чувство слегка самодовольного удовлетворения: брюки, рубашки с длинными рукавами и даже галстуки хранились в нашем багаже для завтрашней торжественной церемонии. Мы решили пойти в ресторан, чтобы хоть раз ощутить себя белыми людьми в том смысле слова, который имели в виду Р.Киплинг и У.Соммерсет Моэм. Мы их читали в юности.

Насчет Моэма мы попали в десятку. Уже в номере — размером в две среднегабаритные квартиры — я прочел, что отель «Раффлз» в Сингапуре, где Моэм жил и который с симпатией описал, принадлежал той же семейной империи лучших гостиниц, что и наше пенангское пристанище. Империя принадлежала выходцам из Ирана — братьям Тиграну, Авету и Аршаку Саркисам. Нашим руководил Аршак Саркис, душа европейского общества Джорджтауна. Радушный и благородный, мистер Аршак никому не отказывал в деньгах и разорился с концом каучукового бума. (Здешние европейцы занимались, в основном, каучуком.) И ныне отель принадлежит г-ну Чану, а балом по вечерам правит Альберт Ео, музыкант и совладелец.

Телефон конторы Тео не отвечал. До ужина — еще не переодеваясь — мы решили отыскать контору и оставить записку. Дождь еле моросил.

У входа в гостиницу сидел на велосипедном облучке унылый старый китаец-рикша. По-английски он понимал плохо, но компанию «Хай Тонг» знал и предложил нам свои услуги.

— Цетыле долла, сэр и сэр, — твердил он, поджав мизинец.

Мы соблазнились. Сидение коляски рассчитано было на одного человека. Мы втиснулись вдвоем, очень неудобно. Водитель набросил на нас коленкоровую полость и поднял верх. К неудобству добавилось полное отсутствие видимости. Рикша подергал педалями, и мы крайне неспешно тронулись, как мне кажется, вокруг все той же площади. Два раза мелькнул свет — я уверен, что из подъезда «Азиатского и Восточного». Мы по очереди высовывали головы из-под навеса, чтобы как-то сориентироваться, и, очевидно, заметив нашу подозрительность, рикша свернул в боковую улицу. Он высадил нас на берегу изрядной лужи, за гладью которой виднелось невысокое, но приличное здание.

— «Хай Тонг», — сказал он, — никто нет, восклесенье.

Никого и не было. Мы обошли лужу, вернувшись к ее противоположному берегу, где покорно ждал наш водитель, и он снова поднял ладонь с поджатым мизинцем:

— Назад тозе цетыле...

Вроде бы мы подряжались в оба конца, но торг был неуместен. Да и имелись в виду малайзийские ринггиты. Назад доехали куда быстрее.

Переодевшись в джентльментский наряд, мы спустились в ресторан и с внешне вялым интересом приняли в руки меню-альбом в коже. Увы! Человека делают белым не только длинные брюки и бледный оттенок лица, делает его таковым наличность. Цены рассчитаны были на каучуковых плантаторов времен бума. Никак не показывая этого, мы расслабленными голосами («Ах, это у вас все европейское... А-а...») спросили у метра: нет ли поблизости хорошего китайского ресторана?

— Конечно, господа, — отвечал он любезнейше, — как же-с, квартал от сюда, ресторан «Мэй». Рады вас видеть, господа!

Раскрыв зонты, мы вышли на площадь. Стоило нам сделать десять шагов, как начался ливень.

Что это был за ливень! О таких пишут «лило со всех сторон». Сколько я читал об этом (и, признаюсь, еще больше писал)! Со всех сторон не лило — со всех сторон была вода. С тем же успехом мы могли войти в море. Единственное, что подвигало к движению, было то, что больше промокнуть было невозможно, и оставался выбор: мокрые и голодные или мокрые и сытые.

Так мы и пришли в ресторан «Мэй» — отличное заведение с кондиционером. Беда только, что струя охлажденного воздуха била прямо по нам. Тут-то я осознал смысл выражения о своей рубашке, что ближе к телу. Особенно, когда она мокрая.

Так или иначе, а мы приятно посидели, даже чуть пообсохли и, чтобы утешиться, заказали лягушку с имбирем. Она была бы превосходна, будь на ней чуть больше двух граммов мяса (похожего на цыплячье) и чуть меньше имбиря. Впрочем, лапша утешила наш аппетит, а чай согрел и придал бодрости.

Не пройдя и шага назад, мы снова промокли. И сколько ни сушили феном вещи, они так и не высохли, разве что — не до конца — брюки, проглаженные на третий день утюгом. А легкие полуботинки высохли только в Москве под сушилкой. Да и то не в первую неделю.

Вот почему на следующее утро мы явились к завтраку, стыдливо отворачиваясь от доски правил для джентльменов. И вот почему мы собирались на встречу с господином Тео в костюмах, не соответствующих торжественности момента.

Утром меня разбудил Иван: — Посмотрите в окно. Кажется, мы тонем. Морские волны перекатывали поверх пальм, отделявших гостиницу от моря. Пальмы были существенно выше нашего третьего этажа. С противоположной стороны — с площади — их кроны виднелись над крышей. Но мы не тонули. Пока, по крайней мере. Берег в гостиничном дворе был обустроен так, что вода скатывалась, чтобы вновь вернуться пеной очередной волны. Работал водопровод, горело электричество. Одежда оставалась влажной.

Но в городе в приличной одежде не стоило и появляться. У самой гостиницы вода доходила до колен. По ней плыли пальмовые листья и ветки. Висвы не было. Телефон его гостиницы не отвечал.

Зато телефон «Хай Тонга» ответил. Приятный девичий китайский голос сообщил, что мистера Тео пока нет; позвоните, пожалуйста, через час; ба-а-ай!

Прямые улицы Пенанга с аккуратными двухэтажными домами колониального стиля поблескивали под неожиданно прорвавшимся солнцем: вода быстро текла, занимая пространство от стены до стены. Ближе к центру ее было больше. Люди выглядели спокойными и шли — где приходилось — по пояс, но чаще — по колено. Я решил последовать их примеру и смело ступил в поток голой ногой.

Прозрачностью она напоминала воду, которой только что вымыли пол Казанского вокзала. Уже это мне не понравилось, но проявлять суетливость перед горожанами не хотелось. Брезгливый Иван стоял обеими ногами на сухом и глядел на меня с недоверием. Но тут течение вынесло какую-то тропическую гусеницу, пеструю и огромную. Я выдернул ногу из воды: так я представлял себе сколопендру. По воде разъезжали велорикши: высокие колеса их повозок проходили спокойно. Автомобили глохли, рикши торжествовали. Они везли маленьких старушек с кошелками. Белоногий старец, прикрыв глаза, ездил от магазина до магазина. Владельцы лавок ведрами и огромными тряпками вычерпывали воду. Многие мастерские и лавки были закрыты: хозяева не смогли добраться с материка.