Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Войцеховская Галина Анатольевна

Холодно

Холодно.... Кошмарно холодно. Ветер забрался стылыми пальцами под коротенькое пальтецо. "Дернул же черт купить на последние деньги... "недорогое, но модненькое"... пальтишко-трапеция, фасончик прямо из Парижа... Где-нибудь во Франции, возможно, это и красиво: летящий силуэт, лиловый колокольчик на изящных длинных ножках. Но здесь.... Бр-р-р!... Жиденькая ткань не защищает от декабрьской мокряди. Так холодно.... Губы, наверное, совсем лиловые. Как раз под цвет пальто. И длинные ножки вовсе не изящны - просто тонкие, как палки, настеганные холодным ветром ноги в советских колготках с затяжками". Оленька зябко передернула плечами и попыталась плотней закутаться в злосчастное пальто. Да где там.... И негде спрятаться от ледяных порывов на темной автобусной остановке. Страшно холодно.... "Холодно и страшно.... Очень страшно стоять одной на краю микрорайона, в половине шестого утра. За широким грязным пустырем притаились черные громады спящих многоэтажек. Редкие, тускло горящие окна - как мутные глаза огромных дремлющих зверей". Оленька сжалась, втянула голову в худенькие плечи, засунула озябшие ладони в рукава. Стала спиной к ветру. К горлу подкатил упругий комочек, и слезы непрошеной обиды навернулись на глаза. Она всхлипнула и крепко зажмурилась. Задышала чаще, чаще.... "Нет, так нельзя! Нельзя позволить себе плакать. Нельзя жалеть себя.... Это ветер виноват.... Слезы просто от ветра... просто от ветра. Глубокий вдох. Вот так! И задержать дыхание! Комочек скатится куда-то вниз, в живот. Нужно просто вдохнуть глубоко-глубоко, и замереть, пока не заболит в груди".

Оленька вышагивала вдоль кромки тротуара, стараясь держаться подальше от развалин остановки, разящих общественной уборной. Пять шагов в одну сторону, пять в другую. Очередной порыв ветра принес с собою горсть тяжелых дождевых капель. Потом еще.... Пришлось открыть зонтик и повернуться к ветру спиной. Из-за поворота выплывали огни машин, разгонялись с горки, и проносились мимо, слепя глаза. "Мимо.... Всегда мимо.... Одно и тоже.... Каждое утро - одно и тоже.... Квартира в Воскресенске, работа в Москве, а значит - каждый Божий день в полпятого подъем, полчаса на торопливый завтрак и одевание в зябкой тишине крохотной однокомнатной хрущевки. Потом топтание на продутой ветром автобусной остановке, вонючий вокзал, ободранная и заплеванная электричка. Потом метро, набитое отрешенно-хмурой толпой. И к девяти часам - изволь-ка выглядеть довольной, ухоженной и элегантной, если хочешь сохранить работу в занюханой и нищей аудиторской конторе на окраине Москвы. И на том огромное спасибо - в родном Воскресенске полумертвый химзавод месяцами зарплату не платит. Работы больше нигде не найти, и толпы обозленных пролетариев не имеют денег ни на что, кроме водки". Девушка надвинула шапочку поглубже, зарылась носом в пушистый шарф. Зажмурилась, чтобы не видеть летящих из тьмы огней.

Заполошный рев автомобильного клаксона подкинул Оленьку, словно хороший пинок пониже спины! Она взвизгнула, и, уронив пакет, схватилась руками за уши. В ответ на её поросячье соло раздался восторженный хохот. Оленька обернулась, ловя ладонями выпрыгивающее сердце. Страх, словно удар дубиной, выбил воздух из легких! Обернулась - и, как на стену, наткнулась на угрюмый, тяжелый взгляд. Без тени мысли, в упор, в полуметре от побелевшего Оленькиного лица - не мигая, смотрел из-за полуопущенного тонированного стекла.

Серый джип неожиданно и неслышно сгустился из предрассветного серого мрака. Шуршит мотором у самой кромки тротуара.... Оленька испуганно попятилась - и едва не упала, попав ногой в колдобину, и вызвав этим новый взрыв наглого хохота. Свинцовоглазый обернулся к веселящемуся придурку за рулем машины и медленно уронил: "Заткнись....". Водила хрюкнул от неожиданности - и заткнулся в одно мгновение! В наступившем безмолвии стали слышны тихие Оленькины всхлипы - она и заплакать-то боялась, глотала слезы....

-Ну!... - буркнул угрюмый, и водила затараторил:

-Эй, мадам, как проехать на третью проходную химзавода? Кружим, мля, кружим - никак не найдем чертову проходную! На мост какой-то, мля, вперлись! Повернули - в какие-то отвалы, мля, заехали! Ну-ка, разобьясни-ка мне, как добраться до этой, мля, корявой проходной?

Оленька перевела дух, проморгалась от слез. Принялась дрожащим голоском объяснять про повороты, перекрестки и указатели, пока не сбилась и не запуталась в мешанине торопливых слов. Замолкла растерянно. Попробовала начать сначала - и вновь затихла на середине фразы, с перепугу все вылетело из головы. Водила досадливо покрутил бритой башкой:

-Черт! С тобой ещё похлеще заедешь! ... Потема! Вор-р-она, мля...

-Заткнись.

"И ведь заткнулся! Чуть не подавился матом, бедняга.... А так уж, было, раскипятился..." - Оленька опасливо покосилась на угрюмого. "Как видно, парень не из тех, кто повторяет дважды. Плечищи - только в джип и можно запихать. Какой-нибудь "Фольксваген-Гольф" по швам бы треснул, наверное, на этаких плечищах".

-Садись в машину - покажешь.

-Что? - опешила девушка.

Угрюмый повторять не стал. Водила мигом проявил инициативу в русле полученного указания - вылетел из-за руля, и, ухватив девушку повыше локотка, потянул к машине:

-Давай, давай, девка - не век же нам тут блукать во тьме! Проводишь - и вали на все четыре стороны! А то, мля, ещё не знамо скока будем тут шарашиться. С такими, мля, объяснениями твоими.... Вот уже где ворона!...Эй! Не брыкайся.... Эй.... Да не дергайся ты, не укусим! - он заржал, довольный шуткой. Распахнул заднюю дверцу и попытался запихнуть туда перепуганную насмерть Оленьку. - Не укусим, мля! С тебя, такой тощезной, и откусить-то нечего! Так шо не боись, не обидим - покажешь дорогу на эту проходную, мля, и почапаешь по своим делам.... За-ради Бога - катись на все четыре стороны....

-Мне на электричку.... Я в Москву.... - лепетала Оленька, слабо упираясь и едва переставляя ноги. Водиле, как видно, надоело возиться с пугливой девицей, он выхватил зонт из ее ослабевших пальцев, и, развернув девушку лицом к открытой дверце, слегка наподдал ладонью - широкой, как лопата - ей под зад, чтобы поторопить. Это ему - слегка, а бедная Оленька так взлетела на высокую подножку, что стукнулась макушкой о дверной проем, и рухнула на сиденье, лязгнув зубами и больно прикусив язык. Водила, громко чертыхаясь, свернул мокрый зонт и бросил ей на колени. Побежал уже, было, вокруг капота, но угрюмый процедил: "Пакет" - и водила замер, растерянно оглядываясь:

-А?...

-Пакет её возьми.

Пришлось бритоголовому вернуться за выроненным с перепугу и оставшимся валяться в луже Оленькиным пакетом. Поднял двумя пальцами за уголок, брезгливо сунул девушке на колени. Хлопнул дверцей. Через минуту машина отвалила от тротуара. Оленька обеими руками вцепилась в злосчастный свой, мокрый и грязный пакет, с которого на пальто струйками потекла вода. Её колотила противная дрожь, стучали зубы - и не только от сбегающих по ногам ледяных капель.

-Вы сели на мои вещи.... - проквакал над ухом насморочный голос. Оленька, взвизгнув, прянула в сторону, а водила вновь разразился счастливым гоготом:

-Ну, мля, пугливая! Наверно, целка....

Рядом с Оленькой сидел мужчина, чернел оплывшей глыбой. Благоухал дорогим парфюмом. Лица его во тьме не было видно. А голос - противный и гундосый, но без наглости, без угрозы. Голос этот немного успокоил пленницу.

-Простите,... я нечаянно... я сейчас.... - забормотала она, торопливо вытягивая из-под себя длинный кожаный плащ и туго набитый портфель. Скрутила растрепанный мокрый зонт. Пакет прикрыла полой пальто, чтобы не замарать чужих дорогих вещей. Толстяк не проявлял ни малейшего желания избавить девушку от охапки неудобных шмоток. Места на сиденье рядом с его жирной тушей не было, Оленька взгромоздила все себе на колени, придерживая обеими руками расползающийся плащ и падающий на каждой колдобине портфель. Забилась в уголок, замерла, заваленная и задавленная ворохом тяжелой пахучей кожи, боясь уронить что-нибудь, и снова услышать издевательский, обидный смех.

1
{"b":"129995","o":1}