Литмир - Электронная Библиотека

— Ага, за бокалом вашего любимого мартини. Вера Алексеевна! Может, я такой тупой, но мне все же непонятно, почему они с отцом все это затеяли. Мотив карьеры — это для капитана. Это что-то лежащее на поверхности. Но ведь есть более глубокий слой? Какой? — Артем смотрел на Веру, на ее уставшее лицо и ждал ответа.

— Думаю, до нас все уже сказано.

— Да?

— Да. У Пушкина в «Сценах из Фауста» есть такая строка: «Всех утопить». Почему, спрашивается? Потому что,

когда не умеют, не могут любить, объясняются в ненависти.

* * *

«Клянусь Аполлоном-врачом, Асклепием, Гигией и Панакеей и всеми богами и богинями, беря их в свидетели, исполнять честно, соответственно моим силам и моему разумению, следующую присягу и письменное обязательство… Я направлю режим больных к их выгоде сообразно со своими силами и своим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости. Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла… В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всякого намеренного, неправедного и пагубного, особенно от любовных дел с женщинами и мужчинами, свободными и рабами. Что бы при лечении, а также и без лечения, я ни увидел или ни услышал касательно жизни людей из того, что не следует разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной. Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будет дано счастье в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные времена; преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому».

Слова клятвы Гиппократа снились под утро доктору Лученко. Они звенели под сводами актового зала мединститута. Тогда мальчики и девочки в белоснежных халатах были преисполнены такого рвения, такого энтузиазма! Они не догадывались, что каждый из них станет по-своему исполнять клятву, принесенную великому греку. И служить они будут не богам Аполлону и Асклепию, а простым смертным. И если для блага людей, для их здоровья и безопасности нужно будет даже нарушить слово, данное Гиппократу, то так тому и быть.

Вчера после тяжелого объяснения в ресторане Вера уснула с желанием проспать сутки, а лучше неделю, так чтобы никто и ничто не тревожили. Разве что Пай. Ему можно, потому что он без нее пропадет. Она провалилась в сон и проспала так до утра. Никто ее не беспокоил. Оля тихонько вывела погулять спаниеля, покормила, и он снова улегся на подушку рядом с Вериной щекой. Сквозь рассвет в моторолке зажурчала мелодия из «Щелкунчика». Она все звучала и звучала, хотя Вера делала вид, что ничего не слышит. Она так сладко спала, что ей не хотелось протягивать руку и отключать въедливый звонок. В конце концов мобильный победил. Она приложила трубку к уху и сонно выдохнула:

— М-м-м?

— Вера Алексевна! Вы что себе думаете?! — громыхнул в трубке нарочито сердитый голос ее начальника, главврача Ильи Ильича Дружнова.

— Я? Я ничего не думаю… — растерялась Вера и села в кровати столбиком, ничего не соображая. Сонное сознание не желало включаться.

— Почему вы не на работе, коллега? — Начальник поубавил металла в голосе, поскольку на слух определил, что Лученко спала сном праведницы.

— На работе? — эхом повторила Вера.

— На работе, в клинике! — поддал пафоса Дружнов. — Под вашим кабинетом километровая очередь, как в мавзолей. Все вас ждут. А вы спите, будто ленивец какой-то! Доктор Лученко, вам не стыдно?

— Ой! Правда?! — Мгновенно проснувшись, Вера спрыгнула на пол. Ощущение полной гармонии с окружающим миром стремительно понесло ее на своих крыльях. — Сейчас! Я сейчас, я уже выезжаю, Илья Ильич!

— Позавтракайте! — ворчливо сказал главврач и пропал в трубке.

Нет, все-таки странно устроен человек. Особенно если этот человек женщина, доктор и зовут ее Вера Алексеевна. Может ли доставить огромное удовольствие простой белый халат с вышитыми на кармане инициалами ВЛ? Или любопытные мордашки младшего персонала, нарочно прибежавшие на первый этаж взглянуть на вернувшуюся блудную дочь? Каких только слухов не ходило о ней… А пятиминутка у главврача, где ее при всех расцеловали несколько друзей-коллег! Все эти мелочи для кого-то могли бы ничего особенного не значить, но Вере они нарисовали слово «счастье».

В таком вот счастливом состоянии Вера, сидя уже в своем кабинете, начала прием. В гипнотарий вошла немолодая женщина. Глядя в ее жизнерадостное энергичное лицо, доктор Лученко чуть не расхохоталась: это была Жанна Михайловна Найденкина, пенсионных лет дама, бывшая учительница домоводства, ее постоянная пациентка с хрестоматийной психопатологией. На ней можно было демонстрировать студентам причудливую смесь маниакального и параноидального синдромов, которые «характеризуются состояниями повышенного, эйфорического настроения и активности, ускорения мышления, вплоть до скачки идей» плюс «наличие систематизированного бреда изобретения». Диагноз был поставлен Верой Алексеевной давным-давно. Наблюдалась Найденкина регулярно, при этом никакой опасности для общества не представляла — только для себя, учитывая «нарушения целенаправленной деятельности». Пациентка питала некую слабость к доктору и старалась видеться с ней чаще, чем требовалось. Своей неистощимой энергией Жанна Михайловна очень утомляла и врачей, и близких. Вот и сегодня, по всему видно, она принеслась с новой «гениальной» идеей о спасении рода человеческого.

— Можете меня поздравить, милый доктор! Я открыла, как прекратить биологическое старение!

— Поздравляю, — отреагировала Лученко, невольно улыбаясь. Неплохо начать работу после отпуска с такой пациентки!

— Это открытие явилось ко мне во время ночной бессонницы, как Менделееву его таблица. Меня словно током пронзило! Озарение! Иначе не скажешь. — Бывшая учительница выражалась весьма изысканно. — Милая Вера Алексеевна, я спасу человечество!

— Каким же образом на этот раз?

— А я разве не сказала? Золотце мое, но это ведь так просто. Нужно танцевать!

Найденкина вышла на середину кабинета, самозабвенно закатила глаза, подняла локотки и принялась лихо выстукивать дробь каблуками. Ее седая стрижечка растрепалась, желтая блузка вылезла из горчичной юбки, но Жанна Михайловна была слишком увлечена танцем и не обращала внимания на небрежности своего туалета. Отбивая толстыми каблуками с металлическими набойками бешеный ритм, она повторяла в такт:

— Вот так! Вот так!

— Всего-то?

— Именно. Но, конечно, есть тонкости. Танцевать нужно непременно степ. Притом обязательно голой. И все. Биологическая старость отступает!

— Вы меня чрезвычайно заинтересовали. — Вера уже «включилась» на больную.

— Смотрите! Что такое старение организма? Отсутствие движения. А мы его степом, степом, степом! Вечное движение — вечная жизнь. И обнаженные, как младенцы. Болезни и микробы, они ведь на одежде! А мы скинем одежду и останемся голыми, в чем мать родила, никакие бактерии нам не страшны! Вот открытие века! Бессмертие! Через чечетку! Я первая разгадала тайну вечной жизни. Как все оказалось просто!

Найденкина порывалась раздеться догола, но Вера Алексеевна всячески этому препятствовала, приговаривая:

— Зачем же так. Здесь холодно! Да и в клинике, Жанночка Михална, болезнетворные микробы. Лучше раздевайтесь у себя дома. Там безопаснее. И дома есть шанс обучить степу тех, кто действительно достоин бессмертия.

— Да. Бесспорно, Нобелевская премия мне, простой учительнице Жанне Михайловне Найденкиной, обеспечена! — Она согласилась застегнуть распахнутую блузку.

Когда Вере, изнемогающей от смеха, удалось наконец выпроводить танцовщицу, в дверь постучали. В кабинет вошел маленький, кругленький, весь багровый от возмущения уролог Цуперяк.

— Вера Алексеевна! У меня не пациент, а просто Армагеддон какой-то… Не больной, а конец света! Выручайте, дружочек, а то как бы не пришлось бригаду из Павлова вызывать!

— Да успокойтесь вы, Лев Тихонович. Помогу, конечно. Чем же он вас так расстроил? Совсем невменяем? Буянил? Дрался?

66
{"b":"129946","o":1}