— Религия.

— Да. Это тебе и прививка и лекарство, и спасение самой биологической системы. И цель и средство, причина и следствие.

— Получается, мы строим не только будущее, но и прошлое.

— Мы — да. Закладываем будущее будущего.

— Конечно. Не очень повезло лишь промежуточному звену. Но «голове» змеи на это ровно, «хвост» же имеет свойства регенерации и сколько не отрубая, вновь отрастет.

— Расстроилась?

— Нет. Пытаюсь переварить все это и привыкнуть к мысли, что несу ответственность, — руки развела — слов не хватало. — За начало и конец.

— Гипотетически нет ни того, ни другого.

— Да. Спираль, я в курсе. Новый виток, а не финиш… Нет, не змеи — змии — мудрецы и хитрецы. А Эдем у нас — инкубационная лаборатория, парник для «хризантем».

— Кроманьонцев. Удачно получилось, заполнить пустоту меж обезьяноподобным и человеком. Правда, начинать пришлось в конце палеолита.

— Естественно. Зато потом, "цветы жизни" подросли — пора и в путь, начинать претворять в жизнь программу змиев. Вкусив их плод познанья и раздора, получив четкую схему психо-физической организации человека выкинули в дикую природу, на освоение предназначенного ему мира. Логично. Подозреваю, здесь и мои «дети» бегают.

— Как и мои, и всех, кто сдавал клетку в цитобанк.

— Естественно. ДНК чуток изменено, чтобы «детишкам» было с чем «играть» в последствии, создавая группы «яслей» — генетику, биологию, селекцию, медицину. И идти строго по заданному пути развития, вложенному в то, что они исследуют. И довести до совершенства, что было совершенно. Прикол: люди думают, что идут вперед, сами двигаются назад. К истоку. Да, согласна, довольно скандальная тайна. Не каждый пережует и переживет.

— Ты дала подписку о неразглашении, — напомнил Иван.

— Не беспокойся, даже если б не дала — все равно бы молчала. Я не осуждаю, Иван, я всего лишь пока пытаюсь понять и свыкнуться с открытием. Я словно лягушку съела — тот еще деликатес. Но говорят, съедобна и об отравлениях не слышала. Значит, выживу, переварю с пользой для дела и тела.

Федорович кивнул, прекрасно понимая Стасю.

Надо отдать ей должное — держалась она для полученной информации достойно. В свое время он чувствовал себя подобно ей, немного оглушенным и растерянным, потерянным вернее. Наверное, месяц приходил в себя, осмысливал.

— Ты как? — обнял ее.

— Нормально.

Задумчиво посмотрела перед собой:

— В прошлом — фантомы, значит и в будущем?

— Да. Наши мысли и идеи, что пока не материальны. В наших руках реализовать их, проявить или оставить нереализованными.

Стася кивнула: человечеству, как ребенку дали возможность играть и тем получать необходимые навыки, опыт, знания. И если отойти от субъективности, встать над собой и эмоциями, получалось — все верно и правильно. Путь был проделан тяжелый, порой жесткий и печальный, но как дитя сначала учиться ходить, и не обходится без падений и шишек, потом читать, писать, и получать «посредственно» за невнимание, лень, «отлично» за усердие, целеустремленность, так здесь и наоборот быть не могло. Принципы и законы одни как для одной клетки, так и для всего организма. Что проявилось в малом — проецируется на большое и наоборот.

— Гибель империй — лечение патологии и показательный урок, как учебное пособие.

— Если одна рука развивается быстрей другой что будет?

— И войны нужно было пережить, чтобы научиться миру, наесться золота и материальных благ, до тошноты напитаться кровью, пролитой за место под солнцем, чтобы понять, что истинная ценность и богатство в гармонии, любви, духовности.

— Да. До абсурда довести некоторые ситуации, чтоб показать их уродливость и ненормальность.

— Дитя не сразу понимает, что камень может убивать и разрушает даже слово. И рамки догм на определенных порах нужны, как опора для становления. Пока ребенок не готов самостоятельно ходить, анализировать, не научился управлять своим телом и разумом, отправлять его в самостоятельное плаванье неразумно.

— Он может убиться. Я рад, что ты все верно поняла… Видела Илью?

Стася покосилась на Ивана и скрывать не стала:

— Видела. Он сказал.

— Так и понял. Как он?

— Устроился довольно хорошо. Ты знал, что их обратно не пустят?

— Да. Прости, но тут работает закон, который тебе прекрасно известен. Выбор был трудный, но иного быть не могло. Из-за пяти человек не должен страдать миллиард, и наши эмоции и чувства тут не в счет. Сказать же тебе, как понимаешь, я не мог.

— Он заподозрил, что ты был в курсе.

— Халатность диспетчера, тот вовремя не снял предыдущую программу и вот результат. Мне жаль.

— Илью? Ему неплохо. Богат, успешен, о центре вспоминает с ненавистью и неприязнью. Претензии к тебе. Обижен, зол. Но предприимчив, не пропадет.

— Ты на него обижена.

— Нет. Не ожидала, что он настолько изменился.

— Скорее ты, чем он. Илья всегда был немного злым и завистливым, нетерпимым и ловким. Я не сомневался, что он выживет и приживется в любых условиях, в любом обществе. Об одном жалею — что дал ему клятву присматривать за тобой и…

— Не претендовать?

— Да. Но все изменилось.

— Нет, Иван.

— Стася…

— Не надо.

— Почему? Привязана к нему до сих пор?

— Нет.

— Чиж?

— И ты, и Николай прекрасные, замечательные люди, но я не готова строить отношения, с кем бы-то не было.

— Понимаю. Обещаю, пока не тревожить тебя.

— Спасибо, — поцеловала в щеку. — За все — спасибо.

— Можно назад, да? — улыбнулся, не скрыв довольства от благодарности.

— Как скажешь, — плечами пожала. Эмоции схлынули и, все что она узнала, увидела, больше не претило и не третировало. Пришло осознание, что сама бы поступила так же.

Дома она вдруг поняла, что вольно ли — невольно изменилась.

В гостиной собрались три группы патруля и устроили «банзай» по поводу присвоения ей звания, а Русанова не понимала — чему они радуются. Какая мелочь, ерунда — звание. Что оно? Ну есть и есть. Гораздо важнее было то, что она узнала, и сейчас осмысливала. И приходила к выводу, что увеличилась ответственность и только. Ни одной негативной эмоции она не испытала, но будто повзрослела на века, чуть поднялась над плоскостью, в которой жила, в которой здравствовали ее товарищи в счастливом невединии.

— Ты не рада? — решился приобнять ее Чиж.

— Что ты, очень.

— Отчего же грустна?

— Задумчивая, — улыбнулась и с удивлением отметила, что смотрит на Николая по-другому: не только как товарищ и друг, еще как мать, сестра жена и дочь. Все испостаси разом слились в одну и увели в сторону от мелких связей и ненужных переживаний. Илья показался далеким и ненастоящим, похожим на картинку в архивном документе. Есть, но вроде нет. Прошлое, настоящее и будущее словно застыло, остановив свое течение и, намекнуло — ты теперь вне нас. Ей правда показалось, что она вне временного поля, как белка бегущая в колесе вдруг вышла из него и посмотрела со стороны и на себя, и на клетку, и на колесо в котором бесконечно крутилась. И поняла, что в ее власти, воле и будущее и настоящее. Крутить ли дальше колесо или остановить совсем.

Огромная ответственность. Выдержит ли?

"Главное дело" и прочь сомнения.

— Давай потанцуем, Коля?

Мужчина улыбнулся:

— Буду только рад.