На закате закончилось сражение и перед земляным валом Радовичей. Местное ополчение, как могло, отстреливалось от наседавших хорватов. Ровные шеренги стрелков и стройные колонны меченосцев в середине поля боя, а также охраняющие их по бокам конные воины невозмутимо продвигались к предместьям Радовичей. Наконец, встав у стен, кавалерия остановилась, пешие воины пытались залезть на земляную насыпь и ворваться в каменные башни еще иллирийской постройки, торчащие по краям и в центре вала. На меченосцев лились смола и проклятия, летели стрелы и камни. Город отбивался. И в этот момент с южной стороны из лесного массива на атакующих бросилась которская конница. Неожиданность сыграла свою роль, нападавшие побежали к морскому берегу. Конные воины Мстислава рубили все живое на своем пути, из башен на валу сыпались стрелы, и хорваты, потеряв лишь несколько человек, спешно отступали к морю.
Выполняя условия заговора с турками, хорваты двинулись вдоль моря к дороге Тивати — Котор. Мстислав собрал всех своих воинов только к утру. Общее построение в Радовичах отличалось от смотра в Лучице. Раненые с перевязанными руками и головами словно сморщились под кровавыми тряпками. Босые кто где нашли обувку: не так больно ходить по горам. Многих уж не было в живых. Места их в строю старались не занимать — дурная примета. То и дело проглядывали испуганные и обреченные лица. Обойдя строй, Мстислав вскинул взгляд на церквушку, потом обратился к воинам:
— Глядите мне в глаза!
Строй ожил, воины поднимали головы. Усталость ниспадала с их лиц как отстриженные локоны. Ненависть и гнев, безадресная и беспредметная злоба, напряженные скулы — как будто это все не к нему. Мстислав крикнул еще более уверенным голосом:
— Сомкнуть ряды!
Нехотя, они сближались.
— Плечо к плечу! Это приказ!
Воины встали плотно. Мечи и колчаны упирались в кольчуги рядом стоящих.
— Плотнее!
Скрип в зубах. Еще больше ненависти. Вот это воины. Почти новгородцы на Чудском. Или смоленские полки в Грюнвальде.
— Победа наша. Она висит в пяти локтях от носа. Ее просто надо схватить за хвост.
Сосредоточенность. Как же они устали! Целый день вести бой. Мстислав поднял вверх руку, пальцы сложились в крестное знамение. Церковный колокол снова ударил набат. Удивление от неожиданности такого шага сменилось напряжением в мышцах. Взгляды всего ополчения были сосредоточены на воеводе. Восседая на коне, он, наконец, понял, что может управлять этой массой незнакомых ему людей, и что здесь он не лишний. Меч поднят, поход продолжается.
Пока хорваты шли приморской дорогой, войско Мстислава пошло горной тропой и нагнало хорватов у устья Калюжины. Кровавая бойня закончилась полным разгромом хорватов. Спешившиеся конники помогали меченосцам, разбившимся по парам. В каждом из этих незначительных поединков решалась судьба луштицкого похода Мстислава, как потом его назовут которцы. Страх хорватов, не имевших прочного тыла, подгонял их отчаяние, и нет никакого более сильного аргумента для воина, чем отчаяние. Однако и которцы, измученные морским переходом и длительным боем, как отчаянные звери рвались к единственной цели, которая позволит им упасть ничком к реке и впиться губами в ее пресное освежающее тело, восполняя потерянные силы. Битвы такого ожесточения не приходилось видеть старожилам этих мест. В завязавшемся ближнем бою хорватские стрелки не могли принести пользу, поэтому они взяли мечи и направились в гущу драки. Также поступили которские лучники. Через три часа после начала боя, хорватов оттеснили к морю, борьба шла уже по колено в воде. Хорватские воины отступали в море. Стоя по грудь в воде, они еще размахивали мечом и пытались отбиться от налегающих которцев. Мстислав приказал меченосцам отступить. Из-за спин вышедших на берег меченосцев вышли лучники. Безжалостно расстреливали они беспомощных хорватов. Немногие из них поплыли в открытое море, однако кольчуги и мечи тянули их на дно. Никто так и не знает, доплыл ли хоть кто-то до ближайшего острова, или все так и утонули в пучине.
Изнуренная армия Мстислава встала на постой в Тивати. Мстислав зашел в стан тиватского воеводы, но никого там из военных не нашел. Тихо посапывающий писарь был моментально приведен в чувство. Суторинские ополченцы вылили на него ушат холодной воды. После этой процедуры удалось выяснить состояние дел. Турки подошли к Ризану, Витоглаву и Великому Селу. Ополчение этих городов с помощью армий Пераста, Тивати и Котора едва сдерживает янычар, закрепившись на горной гряде. Проклятая гора (Соколова гряда) переходила из рук в руки уже шесть раз. Проклятой была она, поскольку в высоту была ровно 666 метров над морем. Теперь она была проклятой и для трех сотен ратников, сложивших свои головы над ней. Защитников Ризана турки рассчитывали взять измором.
Как стало ясно, турки, видя беспомощность хорватов, хотят пойти по гряде до Херцог-Нови и Суторины, там соединиться с молунарским и дубровницким войском и нанести решительное поражение Косаче. Для этого им снова понадобится Превлака, чтобы открыть морские ворота в залив. Однако, чтобы воплотить эти планы, туркам надо было захватить все побережье от Каменари до Игало. Захват Каменари давал туркам возможность переправить войска к Тивати, а там — изнутри подточить которскую оборону. Войск в Тивати и Которе почти не осталось, оба воеводы погибли чуть ли не в первые два дня осады Ризана.
Смертельная тоска охватила Мстислава. Бессилие перед турецкой армадой давило на него смертями близких. Воевода Котора был, пожалуй, единственным человеком в этой стороне залива, который мог бы ему помочь. Теперь и его нет. В Каменари, до которого рукой подать, — Йованна. Но уехать от войска в такой момент он не мог. Херцог-Нови стал ему родным городом, и вот все это может достаться туркам. «Четверть населения будет вырезано сразу, включая, прежде всего, младенцев. Турки всегда боялись, что выросшие дети отомстят им за смерть и унижение родителей. Потом наиболее красивых женщин опорочат» — подумал Мстислав, и нервная волна прошла по его телу. Он думал о Йованне, — «Мужчин продадут в рабство, а старых женщин заставят стирать и шить их одежду».
Сон надвигался на Мстислава. Комната покойного тиватского воеводы была удобна, кровать мягка, воздух чист. Как будто и не было никогда никаких турков. Легкое шуршание заставило его очнуться от полудремы. Приглядевшись, в темноте Мстислав различил крадущуюся женскую фигуру.
— Стой!
— Не бойся, я с миром к тебе пришла, рыцарь.
Мстислав потянулся за огнивом. Свечка послушно заиграла пламенем. Лицо ночной гостьи осветилось, он узнал Златку.
— Что тебе здесь надо?
— Тебя, мой рыцарь.
— Старый хозяин сгинул, ищешь нового?
— Зачем ты так говоришь? Георгий был самым лучшим которским воеводой.
— Я и не спорю, но что тебе здесь надо?
— Послушай, воин. Я пришла к тебе с советом. Потому что Георгий, уходя в поход, подозревал, что это может быть его последняя битва.
— Он что-то просил мне передать? — насторожился Мстислав.
— Просил, — она вытащила из кармана золотой значок. Его было плохо видно в темноте, но Мстислав догадался.
— Вассал герцога?
— Да, Тивати, Бела и Херцог-Нови.
— Что же случилось с новгородским воеводой?
— Ничего с ним не случилось. Просто он до сих пор не может перейти свой Рубикон.
— Он стоит на Суторине не затем, чтобы атаковать хорватов. Он защищает все Кривоши.
— Да, пока турки разнесут их в клочья.
— Откуда у тебя власть судить вождей?
Она убрала значок в карман. Мстислав усмехнулся.
— Зря ты ухмылку свою по лицу разливаешь, рыцарь. Хоть Георгий и сказал мне, чтобы я отдала этот знак самому достойному, тебе до достоинства этого еще далеко.
Самолюбие Мстислава было задето. Глубокий вырез ее платья приковывал взгляд, полуобнаженные ноги цыганки при свете свечей смотрелись еще более привлекательно. Мстислав встряхнул головой, пытаясь выбросить эти мысли, и спросил: