— Я дал клятву, князь!
— Дал клятву? Быть южанином?
— Да, князь. Я уехал с севера не затем, чтобы жить здесь как раб или как последний подлец.
— Значит, друже, ты как раз тот путешественник, которого мне отрекомендовал монах Горан.
— Вы знаете Горана? Где он сейчас?
— Горана никто не знает, он живет своей жизнью, — усмехнулся в ответ воевода. — Слышал, что он на захваченной турками территории у Митровицы проводит тайные службы для братьев-сербов. Захочешь поехать туда — считай, что подписал себе приговор.
Мстислав посмотрел на воеводу с непониманием. Воевода тоже испытующе глядел ему прямо в глаза.
— Захочу, — решительно сказал Мстислав.
— Теперь вижу, что клятву свою блюдешь! Хорошо, брат, поедешь в Суторину — это и рядом с домом, и важно для нас. После того, как правитель Дубровника получил Конавли, мы полностью отрезаны от Венеции, а наладить торговлю для господина нашего очень важно. Возглавишь отряд самообороны, заодно прикроешь и Херцог-Нови: герцог любит проводить там зиму и раннюю весну. Пойдем же, ветер становится холоден, а женщины горячи…
Мстислав переночевал у радушного воеводы, получил наутро орден герцогского воина и собрался в путь. Милая Златка, цыганская красавица, смотрела ему вслед, с легкой улыбкой вспоминая беспокойную ночь. Мстислав оглянулся на ее окна и, слегка поморщившись, сел на коня. Назад он решил ехать через Каменари: в Беле его ждал священник, которого он должен был сопроводить в храм Святого Ивана в Суторине, а там, говорят, неспокойное место.
К этому моменту дубровницкие хорваты вполне подготовились к войне с Драчевицей. Две армии встали в ожидании начала войны. Герцог Степан Косача, дальний родственник великого царя Боснии Твртко, при котором страна расцвела так, как никогда ей более не будет суждено расцвести, хотел продолжить дело предка, и жутко ненавидел своего предшественника — Сандля Хранича, который продал Конавли хорватам. Вернуть этот город было делом чести. И хорваты, зная характер Косачи, решили нанести упреждающий удар. Превлака была единственным боснийским городом на Рагусейском полуострове, взять ее означало сделать которцев беззащитными перед турками. Турецкая эскадра была отличным поводом, но ее разгром спутал хорватам карты.
Солнце уже стояло высоко, когда Мстислав подъехал к переправе в Каменари. Причудливые облака летели над горными вершинами, и тени от них играли на лесистых боках холмов и предгорий. Находившая тень давала путникам покой и, наслаждаясь легким дуновением свежего ветра, они припускали лошадей и переводили дыхание. Взмыленные лошади продолжали свой бег, обреченно ожидая вечерней стоянки, где колени их уставшие смажут свежим пивом, и спадет пудовая усталость. Перед переправой Мстиславу захотелось есть.
Маленький ресторанчик перед переправой, помнил он, хвалили и жители Нового города, и бывалые которские рыбаки. Он остановил коня, спрыгнул и отвел его в стойло, затем зашел в полутемное помещение, с двух сторон закрытое дубовой стеной, а с двух других — тканевым навесом. Ткань была похожа то ли на бархат, то ли на шелк и ласково гладила его руки. У стойки крутились два рыбака, от них веяло морем и вяленой рыбой. Чуть поодаль сидел одинокий пьяница и, мерно посапывая, потягивал из горлышка графина ракию. Молодая пара, без сомнения, не местные, с недоверием посмотрели на вошедшего, затем снова обратили свои взоры друг на друга и зашептались.
Мстислав стоял в недоумении, что же ему заказать. К нему вышел хозяин:
— Добар дан, друже! — несербский акцент угадывался отчетливо.
— Добрый, добрый!
— Что будете. Позволите подать форели — ничего вкуснее на всем которском побережье вы не пробовали. Я сразу вижу: едет знатный господин — как не угостить его лакомством.
— Черт с ней, давай. Вина и хлеба, — бросил вдогонку Мстислав, но хозяин уже скрылся в погребе.
Мстислав нашел взглядом свободный столик, и вдруг руки его коснулась чья-то рука. Она скользнула по его ладони словно шелк при входе в ресторан, как дуновение ветра под сенью облаков. Мстислав обернулся. Мимо него прошла девушка, не поворачивая к нему глаз. Мстислав отметил про себя, что фигура у девушки словно выбита рукой мастера-каменотеса, только упруга и пластична словно ветки лианы. Хрупкие руки обещали нежность, а длинные прямые волосы ниспадали ручьями как шторы над ложей и окутывали ее тайной. Модные туфельки еще более подчеркивали ее гибкость и стройность. Когда Мстислав присел за столик, хозяин уже поднимался с бутылкой молодого трехлетнего вина и ломтем хлеба. С довольным видом он положил это перед путником, затем ловко принял у повара жареную форель и лично полил ее соусом, подмигивая Мстиславу левым глазом.
Мстислав и не заметил, как съел блюдо и попросил добавки: его мысли целиком были поглощены красавицей. Только она показалась в помещении с тряпочкой в руке, чтобы протереть столы, из ближнего угла раздался храп и скрип скамейки. Пьянчуга, тихо ругаясь, поднялся к ней и потянул свою руку. Мстислав почувствовал, как мышцы его напряглись, взгляд наполнился кровью, ноги налились силами. Звеня доспехами, он привстал. Пьяница пытался схватить официантку за платье, та ловко уворачивалась. Мстислав подбежал к столику пьянчуги и размахнулся. Рука его снова почувствовала шелк, летящий от локтя до запястья, он остыл. Официантка глядела прямо в глаза пьянице, тот с каждой секундой трезвел: взгляд яснел, осанка распрямлялась, руки складывались по швам. Пьяница сам достал деньги, положил на стол, кажется, вдвое больше, чем был должен и, не говоря не слова, вышел. На выходе он еще раз глянул на официантку, затем на стоящего рядом с ней воина, коряво улыбнулся и быстро пошел по дороге к Тивати.
— Извините за беспокойство, — произнесла в тишине она. Молодые в углу замерли и молча наблюдали за происходящим.
— Не стоит. Вы извините… я просто …
— Не стоит стараний. Это обычное дело. Но все равно спасибо, — прервала она его и впервые вскинула взор. Голубые как весеннее небо глаза ее заставили его содрогнуться. На ум пришла прошедшая ночь, ему стало стыдно за себя, он отвел глаза.
«Господи, что сделать, чтобы встретить ее еще раз?» — подумал он. Колени его подсеклись, он путающимся голосом промолвил:
— Твоя рука словно ласковый подснежник в горах заставила меня остановиться и припасть на колени пред тобой. Твой взор как спелая роза меня очаровала. Как мне величать тебя, о красавица?
Йованна порядком была напугана сама. Стоящий перед служанкой на коленях рыцарь — эта картина может вызвать недовольство у хозяина.
— Прошу вас, встаньте. Я не хотела… — она чувствовала, что от смущения щеки ее наливаются как спелые персики, а грудь учащенно вздымается. И все-таки что-то внутри говорило ей: «Да, да, да, это он….боже мой, какое счастье, это он. Что же сделать, что он спрашивает меня?».
— Я не встану, богиня, с колен, пока не узнаю имя той, которая заставила меня пасть…
«Что он говорит? Какая богиня? Где хозяин?» — голова ее закружилась. Руки бессильно упали ему в ладони, голова покачнулась. Мстислав подхватил ее легкое тело и положил на ближайшую лавку. Хозяин уже выбежал и наблюдал за происходящим с изрядной долей тревоги. Однако упавшая в обморок служанка вызвала в нем адекватную реакцию: он схватил чистую салфетку, намочил ее холодной водой и обтер лицо прекрасной незнакомки. Потом сбегал за нашатырем и провел пару раз у нее под носом. Йованна поморщилась, но приоткрыла глаза. Незнакомец участливо и ласково глядел на нее, руки его были напряжены и сжимали ее талию. Голова лежала на чем-то мягком.
— Наверное, переутомилась на солнце, — пронзил тишину хозяин.
— Что же вы не бережете такое сокровище? — поинтересовался Мстислав.
— Как не бережем! Такое первый раз. Да уж больно жарко этим летом… Да вы не переживайте, это пройдет. Два-три дня отдыха и все снова в порядке, — забормотал хозяин, пытаясь перехватить девушку из рук путника.
Однако Мстислав вцепился в нее как заколдованный. Хозяин еще раз робко подернул ее платье, потом вытер пот со лба и посмотрел с укором на Мстислава. Только тут новгородец понял, что немного перешел грань дозволенного, нежно опустил ее голову на вовремя подсунутую хозяином подушку и осторожно высвободил руку. Все это время она смотрела ему в глаза, и он не в силах был оторвать свой взгляд.
