В студенческой книжке М. Булгакова среди подписей знаменитых профессоров особо выделяется крупный почерк Василия Парменовича Образцова — выдающегося отечественного терапевта, чьи открытия имеют мировое значение.
Клиника В. П. Образцова, находившаяся на втором этаже примыкающего к университету медицинского корпуса по Бибиковскому бульвару, 17, была открыта для студентов с восьми часов утра до шести часов вечера. Многих учащихся, а также врачей собирали обзорные лекции, которые Василий Парменович читал в воскресные дни. Кроме того, три-четыре раза в неделю он читал двухчасовые лекции по обязательному учебному курсу.
В отчете В. П. Образцова, хранящемся в архиве, мы нашли упоминание о том, что помимо обязательной программы приват-доцент кафедры Н. Д. Стражеско читает для студентов, интересующихся болезнями сердца, факультативный курс кардиологии. Документы о деятельности этой и других терапевтических кафедр вообще поражают широтой тематики, причем близкой к современным проблемам клиники внутренних болезней. Это, к примеру, роль островков Лангерганса (панкреатических островков) в возникновении сахарного диабета, лечение тиреотоксикоза, диагностическое значение реакции Кальметта и Герена (т. е. туберкулиновой пробы), скорость распространения пульсовой волны, электризация желудка, туберкулезный перитонит и бугорчатка легких, т. е. настоящая академия врачебной мысли.
«Привычка у Образцова, — вспоминает академик Н. Д. Стражеско, — была такая. Являясь в Александровскую больницу, он у интерна прежде всего спрашивал: сколько новых больных, чем они больны, и сейчас же шел к ним для осмотра, исследования и назначения лечения. Он подошел к этому больному, поступившему с жестокими болями в области грудины и находившемуся почти без сознания, почти без пульса (речь идет о первом прижизненном распознании инфаркта миокарда. — Ю. В.), сел на табурет возле него, стал его наблюдать, потом исследовать, слушать. Потом он спросил интерна: «Как вы думаете, что у больного?» Последний, что называется, ляпнул: «Ревматизм грудины». Образцов зажмурил левый глаз (это была его привычка) и продолжал сидеть около больного, ничего не говоря. Скепсис на его лице был нарисован ясно.
Как бы про себя я заметил: «А не есть ли это закупорка венечных артерий сердца?» Образцов обернулся удивленно, посмотрел и сказал: «Он, вероятно, прав»» .
Не так ли впоследствии, вслушиваясь в биение сердца больного, шел от койки к койке в далекой земской больнице юный доктор Булгаков? Да, он любил медицину. Показательны слова Михаила Афанасьевича в письме из Вязьмы от 31 декабря 1917 г.: «Единственным моим утешением является для меня работа (разрядка наша. — Ю. В.) и чтение по вечерам» . Думается, диагностическую пытливость, страстное желание помочь любому больному он приобрел, учась и у врача божьею милостью Образцова.
В числе произведений М. Булгакова, публиковавшихся в 20-х годах в журнале «Медицинский работник», мы встречаем и рассказ «Звездная сыпь». Эти строки, по сути, не имеют аналогов в мировой литературе. С величайшим целомудрием и гуманностью Булгаков обрисовал в «Звездной сыпи» больных сифилисом и подробности их врачебного обследования, одновременно дав глубокий научный анализ распространения этого страшного заболевания и наметив меры борьбы с ним. Эта медицинская программа и сегодня может служить образцом врачебного бесстрашия и научной последовательности. В рассказе упоминаются университет и профессор с седой бородой. Перед нами Сергей Петрович Томашевский, выдающийся русский сифилидолог, общественный деятель, поборник женского высшего медицинского образования. В его отчете, например, говорится, что в клинике лечились больные со всеми формами сифилиса, причем примерно шестую часть составлял третичный люэс, а у трех четвертей пациентов обнаруживались кондиломы. В течение 1911 г. в клинике обследовались и лечились 334 больных.
А. А. Садовень (1857–1919) Из фондов Центрального музея медицины УССР
Клиника С. П. Томашевского обладала богатейшей библиотекой, тут применялись самые новые методы лечения. Достаточный опыт диагностики, радикализм в применении сальварсана, эпидемиологический подход к сифилису — все это М. Булгаков приобрел, несомненно, в этих стенах. Пройдет не так много времени, и молодой врач, заброшенный в провинциальную глушь, один на один столкнется с трагической эндемией края: «Теперь, когда прошло много лет, вдалеке от забытой облупленной белой больницы, я вспоминаю звездную сыпь на его груди. Где он? Что делает? Ах, я знаю, знаю. Если он жив, время от времени он и его жена ездят в ветхую больницу. Жалуются на язвы на ногах. Я ясно представляю, как он разматывает портянки, ищет сочувствия. И молодой врач, мужчина или женщина, в беленьком штопаном халате, склоняется к ногам, давит пальцем кость выше язвы, ищет причины Находит и пишет в книге:,Luеs III»…» . Именно этот трудный и опасный раздел медицины станет в 1918–1919 гг. основной специальностью доктора М. А. Булгакова.
Но пока еще три года отделяют его от этой зимы. Пока приходится осваивать предмет за предметом — гигиену, офтальмологию, судебную медицину. Хотя, на первый взгляд, Киев живет все еще беззаботной жизнью, все так же полны кабаре и рестораны, все так же приезжают гастролеры в оперный театр, пульс города учащен. Обстановка па фронтах в эти месяцы складывается не в пользу русских войск, и отзвуки военных неудач, предвестники «великого отхода» из Галиции, докатываются и до этих улиц. В городе много беженцев, ощущается нехватка топлива и продуктов, учащаются грабежи. Ежедневно прибывают поезда с ранеными, спустя некоторое время будут эвакуированы гимназии, университет, другие учебные заведения. Многие товарищи М. Булгакова на фронте, они досрочно выпущены зауряд-врачами. Всего через год наденет шинель и он, но пока мобилизация его не касается…
И вот 13 мая 1915 г. М. Булгаков подает ректору университета прошение, которое стоит процитировать полностью:
«Будучи признан при призыве зауряд-врачом, негодным для несения походной службы, настоящим имею просить Ваше превосходительство выдать мне удостоверение в том, что я состою студентом V курса, для представления в одно из врачебных учреждений».
18 мая он получает это удостоверение и вскоре здесь же, в неспокойном родном городе, приступает к работе в учреждении Красного Креста, оказывает помощь раненым.
Киев, дорога в госпиталь Фото А. Д. Лобунца, 1990 г.
Это было решение, продиктованное чувством долга, а не обстоятельствами. Освобождение М. А. Булгакова от походной службы открывало перед ним возможность беспрепятственно получить врачебную работу во многих местах России вдали от района военных действий. В своде архивов медицинского факультета того периода сохранилось множество приглашений выпускникам факультета на врачебные должности, например, из Пермского и Аткарского земств, Сызрани, Алатыря, Самары, Архангельска. Бесспорно, нашлась бы вакансия и в Саратове — призы в врачей в армию резко увеличил повсюду нехватку специалистов. И все же М. Булгаков предпочел прифронтовую полосу. Время поставило вопрос: как быть? И Булгаков ответил так, как велела совесть.
В Киеве в эти месяцы открылось свыше ста лазаретов и госпиталей. Они размещались при монастырях и богадельнях, в центре и на окраинах. В госпиталь превратилась 1-я гимназия, которую окончил М. Булгаков, — в Государственном архиве кинофотодокументов УССР сохранился фотоснимок здания с полотнищем Красного Креста у входа. В корпусах политехнического института развернул койки и операционные госпиталь Североамериканского Красного Креста. Поток раненых приняла больница Мариинской общины сестер милосердия на Мариинско-Благовещеyской улице — ее, как и отделение больницы на Подоле, возглавил Михаил Михайлович Дитерихс. Красно-крестовский лазарет открылся и в университетской хирургической клинике, носящей ныне имя академика Алексея Петровича Крымова. Как и П. М. Волкович, А. П. Крымов стал консультантом Красного Креста на Юго-Западном фронте. Оба профессора поочередно выезжали в этапные и подвижные госпитали, проводя месяц в клинике, а месяц па линии военных действий.
