— Итак, подытожим, — взял слово Жак. — «Ликорн» остался в бухте, он подал сигнал, и тогда мы его нашли, потом он побывал у нас, и, наконец, он ушел, чтобы возвратиться снова. А нам, между прочим, не мешало бы сейчас же приступить к…

— Завтраку? — весело подсказала Анна.

— Вот именно! — живо откликнулся Эрнст.

— Тогда к столу! — скомандовал Жак. — Я дьявольски голоден и, кажется, способен даже сожрать эту тарелку.

Посмеявшись, все стали устраиваться у подножия скалы, защищавшей от палящих солнечных лучей. Из бота принесли консервированную говядину, копченую ветчину, холодную дичь, галеты[88] из маниоковой муки и испеченный накануне хлеб. Принесли и напитки. На камбузе шаланды всегда хранился запас медового напитка в бочонках и даже бутылки с вином — их откупорили на десерт.

Женщины накрывали «стол» прямо на тонкозернистом песке, покрытом частыми пучками сухих фукусовых водорослей. Позавтракали плотно, так как на обед ранее шести вечера не рассчитывали.

Разумеется, не для того путешественники высадились на берегу, чтобы, осмотрев его, вкусно поесть и снова отправиться домой. Ведь Земля обетованная представляла собой лишь малую часть всего острова, поэтому, закончив завтрак, Уолстон обратился к присутствующим:

— А теперь предлагаю не откладывая совершить небольшое путешествие в глубь острова.

— И поторопимся! — подхватил Жак. — Если бы мы отправились в путь немного раньше, то находились бы сейчас уже на расстоянии доброго лье отсюда!

— До завтрака вы почему-то об этом не заговаривали, — усмехнулась Анна. — А уплетали, надо сказать, за четверых…

— Зато готов пройти расстояние в четыре раза большее, чем до конца света… нашего маленького света, разумеется.

— Если ты и вправду собираешься идти так быстро и так далеко, друг мой, — сказал Уолстон, — то нам за тобой не угнаться. Ни госпожа Уолстон, ни Анна, ни я, ни твоя мать не рискнем с тобой идти…

— Я решительно не знаю, — полушутя произнес Церматт, похлопывая сына по плечу, — что можно сделать, чтобы умерить прыть нашего Жака! Даже Фриц в подобных обстоятельствах не проявлял такого нетерпения…

— Фриц? — запротестовал Жак. — Не хватало еще, чтобы я пытался во всем быть как он! Да, возвратившись, он вряд ли останется прежним Фрицем.

— Это почему? — спросила Анна.

— Потому что он женится, станет отцом, а потом и дедом, в зависимости от того, когда вернется.

— Ничего себе! Фриц — дедушка после года отсутствия, — засмеялась Мери Уолстон.

— Дедушка или нет, какая разница. Главное, что он женится!

— А почему он, по-твоему, станет другим? — не отставала Анна.

— Дай Жаку договорить, дорогая Анна, — вмешался Эрнст. — Придет время, и он сам станет таким же хорошим мужем, как и Фриц…

— Или как ты, брат, — подхватил Жак, лукаво поглядывая на Эрнста и Анну. — Что же касается меня, то, похоже, мой удел — быть дядей. Я стану самым лучшим дядей в нашей семье, а может бьпъ, и почетным дядей Новой Швейцарии. Но, слава Богу, об этом говорить еще рано. Приступим лучше к исследованию земли, которая начинается за этой скалой.

— Я полагаю, — заметила Мери Уолстон, — нам, женщинам, следует остаться на берегу. Ведь поход будет, наверное, утомительным и может продлиться до вечера. А место здесь пустынное, и никакая опасность нам не угрожает. К тому же всегда есть возможность возвратиться на судно. Мы останемся в лагере и не будем вас ничем связывать.

— Согласен, дорогая Мери, — сказал Церматт. — На берегу вы действительно в полной безопасности. И все же я не совсем спокоен, оставляя вас здесь.

— В таком случае, — предложил Эрнст, — я мог бы побыть здесь с женщинами.

— А! — воскликнул Жак. — Вот и наш ученый, как всегда, похож на себя! Хочет остаться, чтобы уткнуться в какую-нибудь старинную книгу… Не сомневаюсь, в трюме[89] два-три томика припрятаны. Хорошо! Пусть Эрнст остается, но при условии, что пойдет с нами Анна…

— Тогда уж вместе с госпожой Уолстон и твоей матерью, — добавил Церматт. — Итак, решено: женщины отправляются с нами. Если они устанут, сделаем остановку на отдых…

— И Эрнст, конечно, составит им компанию, — захохотал Жак.

— Не будем терять время, — сказал Уолстон. — Самое трудное — забраться на вершину скалы, она достигает, на мой взгляд, ста — ста пятидесяти футов. К счастью, склоны у нее не крутые, и скорее всего за ней начинается обширное плато. Впрочем, когда достигнем вершины скалы, будет ясно, что делать дальше.

— В путь! В путь! — нетерпеливо подхватил Жак.

Прежде чем отправиться в дорогу, Церматт осмотрел место стоянки «Элизабет» и убедился, что ни отлив, ни прилив судну не угрожают.

Наконец путешественники двинулись к скале. Разумеется, каждый мужчина имел при себе ружье, сумку с дробью, пороховницу и боевые патроны.

Конечно, Жаку не терпелось подстрелить дичь, а еще лучше — дикого зверя, неизвестного обитателям Новой Швейцарии. Впереди всей группы бежали собаки, а путешественники следовали за ними по извилистой тропинке, многочисленные повороты которой скрадывали крутизну склона. По всей видимости, выемка в скале во время сезона дождей служит водостоком для стремительных потоков, низвергающихся с вершины. Но сейчас, в середине лета, водосток сухой. Двигаться приходилось осторожно, так как нависшие над путниками глыбы при малейшем неосторожном движении могли обвалиться.

Всего полчаса хватило, чтобы подняться на скалу, и первым на ее самой высокой точке оказался, конечно, нетерпеливый Жак. Он остановился пораженный. Перед его глазами расстилалась необозримая равнина.

— Вот это страна! — прокричал он Уолстону, вслед за ним поднявшемуся на вершину. — Какой сюрприз и какое разочарование!

Разочарование испытали и остальные, поднявшиеся на плато чуть позже.

Мери Уолстон, Бетси Церматт и Анна присели отдохнуть у обломка скалы. Вокруг — ни деревца, чтобы укрыться от жаркого солнца, ни зеленого травяного ковра, на котором можно растянуться… Ничего, кроме каменистой земли, усеянной причудливой формы глыбами, лишенными растительности и лишь местами покрытыми лишайником.

— Можно подумать, — нарушил молчание Церматт, — что с плодородной Землей обетованной граничит каменистая Аравийская пустыня.[90]

В самом деле! Поразительный контраст представляла собой эта дикая местность не только с освоенной колонистами территорией между Шакальим ручьем и мысом Обманутой Надежды, но и с прилегающими к ней землями — берегами Жемчужного залива, например, или Зеленой долиной. Страшно подумать, мысленно говорила себе Бетси Церматт, что стало бы с нами, если бы семья в ту трагическую ночь оказалась на восточном берегу.

Из этого первого похода исследователи сделали такой вывод: за скалой до самой бухты Спасения, очертания которой смутно виднелись отсюда, лежит пустынный, лишенный растительности и даже воды край. Он, как видно, непривлекателен ни для птиц, ни для зверей, покинувших этот неуютный уголок земли.

— Итак, разведка местности закончена, — сказал Церматт, — по крайней мере, в этой части острова.

— Да, разумеется, — согласился с ним Уолстон. — Стоит ли при такой жаре шагать по этим камням. Здесь мы решительно ничего интересного больше не увидим!

— Как фантастически причудлива природа! — воскликнул Эрнст. — Как поражает она своими контрастами! — Там — она полна жизненных сил, здесь — потрясает бесплодием…

— Самое лучшее, что можно сейчас сделать, — заметил Церматт, — это спуститься вниз и сесть на судно.

— Я того же мнения, — поддержала его Мери Уолстон.

— Да, конечно, но не раньше, чем я взберусь на вершину соседней скалы, — решительно заявил Жак, указав на группу утесов, возвышающихся слева на высоту около шестисот футов.

И прежде, чем кто-либо смог возразить, он оказался уже на вершине ближайшей скалы.