— Да, при этом кораблекрушении море поглотило много жертв, — задумчиво произнесла Бетси, и лицо ее сразу омрачилось. — Только мы смогли избежать смерти.
— Неужели так до сих пор и неизвестно, подобрали ли кого-нибудь из экипажа в море, нашел ли кто спасение на ближайших островах? — спросил Уолстон.
— По словам лейтенанта Литлстона, никто, — ответил Церматт. — Уже давно «Лендлорд» значится как судно, потерпевшее кораблекрушение и затонувшее со всем своим корабельным имуществом и людьми.
— В этом отношении, — заметил Эрнст, — экипаж «Доркаса», на котором находилась Дженни, оказался более счастливым, так как боцман и два матроса сумели добраться до Сиднея.
— Можно ли, однако, — засомневался Церматт, — с полной уверенностью утверждать, что никому из находившихся на «Лендлорде» пассажиров также не удалось спастись и найти убежище на одном из островов Индийского океана, и, может быть, они так же, как и мы, пребывают там до сих пор.
— В этом нет ничего невероятного, — согласился с ним Эрнст, — если бы наш остров не находился в трех сотнях лье от Австралии. Но европейские корабли редко посещают побережье Западной Австралии, и где гарантия того, что потерпевшие кораблекрушение не попали в руки туземцев?..
— Это еще раз напоминает нам, — сделал заключение Церматт, — что плавание у берегов острова опасно, я не говорю уже о том, что здесь свирепствуют ужасные бури. Подумайте только — за такой короткий срок погибли и «Лендлорд», и «Доркас»…
— Конечно, — подтвердил Эрнст. — Но не следует забывать, что во время кораблекрушений наш остров не значился на географической карте. Поэтому нет ничего удивительного в том, что корабли натыкались на рифы. Надо надеяться, что в скором времени морское пространство вокруг острова будет обозначено с такой же точностью, как это сделано в отношении других островов Индийского океана.
— Тем хуже для нас, — недовольно проворчал Жак. — Тогда Новая Швейцария сразу сделается доступной для всех желающих.
Тем временем «Элизабет» повернула к западу от рифов, а так как она должна была идти бейдевинд,[84] чтобы обойти крайние скалы, то не оставалось ничего другого, как держать курс именно в этом направлении.
Церматт указал Уолстону на узкую выемку в гряде подводных скал, куда бушующий вал и швырнул «Лендлорда». Брешь, пробитая в корабле сначала топором, а затем пороховым взрывом, дала возможность уцелевшим пассажирам извлечь важные предметы и материалы, находящиеся в трюме и в каютах. Наконец, второй взрыв докончил полное разрушение корабля. Из обломков судна на рифах и скалах уже ничего не осталось. Морские волны прибили к берегу все, что не потонуло или могло оставаться на поверхности некоторое время,[85] — железные брусья, пустые бочонки, котлы, куски меди, дробь, свинец, даже чугунные пушки. Две из них заняли позицию на Акульем острове, а остальные — на батарее Скального дома.
Проплывая вблизи скал, пассажиры «Элизабет» всматривались в спокойную прозрачную воду, надеясь обнаружить на дне хоть какие-нибудь остатки корабля. Еще два с половиной года назад, обследуя на каяке берега, Фриц смог различить на дне моря несколько осадных пушек, лафеты, пушечные ядра, железные предметы, обломки киля корабля и кабестана,[86] достать которые можно только с помощью водолазного колокола.[87] Но даже если бы такое устройство и было, вряд ли все эти предметы оказались бы для них пригодными. Ну а теперь на морском дне ничего не видно. Последние остатки «Лендлорда» навсегда погребены под слоем песка, перемешанного с длинными стеблями морских водорослей.
Миновав рифы, «Элизабет» резко повернула на юг, направляясь к Восточному мысу. Но здесь Церматту пришлось маневрировать с еще большей осторожностью, ибо один из мысков далеко вдавался в открытое море в окружении рифов.
Благополучно пройдя мимо острого мыса, являвшегося крайней точкой восточной оконечности Новой Швейцарии, шаланда пошла вдоль изгибов побережья на расстоянии полулье под северо-западным ветром с суши.
Какую унылую картину являл собой восточный берег острова! Ни одного деревца на скалах, никакой растительности у их подножий, ни одного ручейка, струящегося по голым пустынным пескам — ничто подобное не оживляло этот пейзаж. Одни только однообразные, обожженные солнцем скалы. Какой контраст с веселыми, благоухающими зеленью берегами бухты Спасения, протянувшимися до самого мыса Обманутой Надежды!
— Что стало бы с нами, — подумал вслух Церматт, — если бы после кораблекрушения судьба забросила нас в эти места? Как смогли бы мы здесь существовать?
— Необходимость заставила бы вас двигаться в глубь острова, — ответил Уолстон. — И, обогнув бухту Спасения, вы в конце концов нашли бы то место, где когда-то разбили вашу палатку.
— Возможно, все так бы и случилось, но ценой каких усилий!.. Какое отчаяние пришлось бы нам пережить в первые дни…
— Кто знает… — отозвался Эрнст, — ведь наш плот вполне мог разбиться об эти острые скалы. Нам просто повезло, что море вынесло его в такое безопасное место, как Шакалий ручей.
— А самое главное, вам покровительствовали небеса, друзья мои, — заключила Мери Уолстон.
— Да, это так, дорогая Мери, — согласилась с ней Бетси. — И не проходит дня, чтобы я не благодарила Создателя.
К одиннадцати часам «Элизабет» достигла бухты Ликорн, а еще через полчаса бросила якорь у подножия скалы, близ того места, где стоял английский корвет.
По плану Церматта, поддержанному всеми, решили высадиться на берег и провести здесь остаток дня, а на следующий день с рассветом продолжить путь вдоль побережья.
Когда отдали якорь, а якорный канат подтянул корму шаланды к берегу, путешественники высадились на тонкий плотный песок.
Над бухтой высилась известняковая скала примерно в сотню футов от основания до вершины, достигнуть которую можно было только по узкой выемке посередине скалы.
На берегу здесь и там виднелись следы покинутого лагеря: отпечатки ног, деревянные щепки, оставшиеся после ремонта корвета, отверстия в земле от кольев, на которых крепились палатки; среди морской гальки — разбросанные куски каменного угля и пепел костра.
Вид берега со следами стоянки людей навел Церматта на такие размышления:
— Предположим, мы попали на восточную сторону острова впервые. Какие чувства должны мы испытывать при виде бесспорных доказательств пребывания судна у этих берегов? Разочарование? Сожаление? Вот здесь корабль бросил якорь, его экипаж расположился лагерем на берегу, а мы об этом ничего не знали. Можно ли надеяться, что, оставив это негостеприимное побережье, корабль когда-нибудь возвратится?
— Но ведь было совсем не так, — возразила Бетси. — Чему же мы обязаны, что вовремя узнали о прибытии «Ликорна»?
— Случайности, — ответил Жак, — чистой случайности.
— Ты не прав, мой сын, — сказал Церматт. — То вовсе не случайность, а заведенный нами обычай, против которого, кстати, всегда возражал Эрнст, — каждый год давать залп из пушек с Акульего острова, на что корвет неожиданно для нас ответил тремя выстрелами.
— Я должен взять свои слова обратно, — признал правоту отца Эрнст.
— А помните, как мы беспокоились, — продолжал Церматт, — все последующие три дня, когда разразившаяся буря не позволяла вернуться на остров, чтобы возобновить сигналы, из опасения, что судно уйдет, а мы так и не успеем с ним связаться…
— Да, друзья мои, — заметил Уолстон, — это стало бы для вас тяжелым ударом! Знать, что рядом, в соседней бухте, бросил якорь корабль, и не иметь возможности с ним встретиться! И тем не менее ваши шансы вернуться на родину возросли!
— Вне всякого сомнения! — воскликнул Эрнст. — После стоянки «Ликорна» остров нельзя больше считать неизвестным, его географическое положение точно определено и должно быть занесено на морские карты мира. В один прекрасный день какое-нибудь судно непременно появится здесь, чтобы овладеть этой землей…