В кабинете установилась необычайная тишина. Казалось, все перестали дышать и только во все глаза глядели на Жака, который весь преобразился и представлял все происшедшее в лицах, будто и сейчас эта сцена стояла у него перед глазами. В голосе слышались неподдельные слезы.

– Я застыл в своем укрытии, ничего понять не могу. Только вдруг вижу, как этот бес в бакенбардах прыгнул на нее, и свалились они в кусты. А чертов полицейский руки за спину заложил и стоит, по сторонам поглядывая с этаким скучающим видом. «Да что ж он, кобель, изнасиловать ее решил, что ли, среди бела дня?» – мелькнуло у меня в голове. У нас такого никогда не бывало! Легавый-то меня не удивил тогда; все они такие. Однако нет, смотрю, очень скоро что-то встает этот Фредди, руки об ляжки вытирает, и быстро-быстро оба они перетаскивают бедняжку на соседнюю аллею, что ведет в столовую, и уходят. Верите ли, – закончил вдруг Жак, – я на какое-то время даже дара речи лишился. Стою словно столб и двинуться с места не могу.

– Несчастная женщина, – выдохнул Робертс. – Должно быть, она услышала, как они обговаривают подробности убийства миссис Хайден.

Все замерли. Санитар стоял, опустив глаза в пол. Виктор сидел у стены, скрестив на груди руки и глядя потемневшими глазами куда-то в пространство. Жак мялся перед столом, потирая небритый подбородок, а Робертс, опершись локтями на стол, рассеянно протирал очки, и слезы блестели в его небольших запавших глазах.

Наконец он справился с собой, встал и, обведя всех тяжелым взглядом, сказал:

– И все-таки в суде все это могут представить нашими подтасовками. Истинные виновники происшедшего от всего отрекутся и будут смеяться нам в лицо, – тяжело подытожил он. – К тому же, – он с жалостью посмотрел на Жака, – господин Болье официально признан ограниченно дееспособным.

– Теперь нас может спасти только… – Виктор на мгновение замолчал, приковав к себе внимание всех присутствующих, – …только ее воскресшая память.

Наконец, после новой длительной паузы, Робертс спокойно сказал:

– Спасибо, все свободны. Ночь все же еще не истекла…

Поутру в пансионе доктора Робертса для большинства пациентов и персонала начался обычный день. Миссис Хайден, жаловавшуюся на головную боль, вновь проводили в «Кюминон» и, дав легкое снотворное, предложили еще поспать. Сестра Марта искренне уверяла ее, что надо успокоиться, хорошенько выспаться и все дурное рассеется, словно сон, будто его и не было.

«У меня и так ничего еще не было до этих пор, – грустно подумала миссис Хайден, – а теперь и это рассеется, словно сон». Однако она послушно выпила таблетку, легла и через пять минут вновь заснула.

А после обеда, когда она как раз собиралась попросить у Марты чашку чая, в «Кюминоне» появились два неожиданных гостя – Виктор и доктор Робертс. До сих пор они никогда еще не приходили к ней вместе. Миссис Хайден растерянно смотрела на обоих, то стремясь навстречу синему взгляду Виктора, то отшатываясь от проницательных глаз Робертса.

«Что еще они задумали? Чего им еще хотеть от меня? У меня теперь нет даже души», – стучало у нее в мозгу, не давая поддерживать даже ту не-обязательную беседу, которую они завели, сев возле ее маленького столика. И вдруг Робертс, едва замолк смех по поводу очередной шутки Виктора, серьезно сказал:

– Итак, пора приступать к делу.

С этими словами оба мужчины встали и разнесли свои стулья в противоположные углы комнаты, оставив, таким образом, миссис Хайден сидеть за столом одну. Она судорожно сжала фарфоровую чашку – ей показалось, что настала ее последняя минута.

– Миссис Хайден, я надеюсь, вы понимаете, что вас хотели убить? – спокойно и строго задал свой первый вопрос Робертс.

– Меня? Убить?! – искренне удивилась она. – Но до сих пор мсье Виктор постоянно убеждал меня, что убивала всех я.

– Фигурально говоря, это так и есть, – так же спокойно и строго ответил ей доктор.

– Но… – миссис Хайден совсем растерялась.

– Вспомните, кто является вашим главным врагом? Кому может быть нужна ваша смерть? – продолжал меж тем все так же ровно, спокойно и серьезно наседать на нее Робертс.

– Уважаемая миссис, – не менее серьезно вступил в разговор Виктор, намеренно не назвав имени, – нам это необходимо для того, чтобы снять черное пятно с репутации доктора Робертса и его прекрасного пансиона.

– Теперь от вашей памяти зависит не только ваша жизнь, – добавил доктор, глядя прямо в глаза побелевшей, как полотно, миссис Хайден.

– Вы занимали в прежней жизни очень высокий пост. Какой? – переключил внимание на себя Виктор.

– Вы были королевой страны или организации. Какой? – поддержал его доктор.

– Кто сменил вас на этом посту? Как его имя?

– Каково было последнее событие вашей прошлой жизни? Свадьба? С кем?

– Свадьба?! – вдруг перестала переводить взгляд с одного собеседника на другого и обратив глаза внутрь себя, потрясенно переспросила миссис Хайден. Мужчины выжидательно молчали. – Но, позвольте, какая свадьба в моем возрасте? Ведь мне уже лет сорок, правда, а свадьба, как я поняла, бывает только у юных? – растерянно вновь обратилась она сначала к одному, а затем к другому.

– В вашем возрасте это обычно бывает по очень большой любви, – спокойно ответил Робертс.

– Любви?! – вновь, как зачарованная, переспросила миссис Хайден, и какой-то огонь вспыхнул на самом дне ее исказившегося гримасой физической боли лица.

– Но что случилось? Произошла какая-то катастрофа? – спросил Виктор.

– Катастрофа? Катастрофа… ката-строфа… – вновь обратившись внутрь себя, забормотала миссис Хайден, и перед ее мысленным взором вдруг понеслись обломки каких-то камней, доски, рушащиеся строения, чернота и, наконец, вода… вода… вода. Много воды… на губах появился соленый вкус, ее вдруг стало выворачивать какое-то мучительное желание отогнать от себя, снять, скинуть эту удушливую воду, выплевать, выблевать ее всю, а в ушах отчаянно колотящимся сердцем застучало: «Нил-нил-нил, Нил-река, где ты, где ты, где ты, синяя вода, Нил-нил-нил…» И вдруг словно яркая вспышка молнии отбросила женщину к противоположной стене комнаты, опрокинув стул, на котором она сидела. Еще какое-то время она стояла, испуганно вжавшись в стену и туго охватив обеими руками горло. И глядя в разверзшуюся перед ней бездну, она наконец торжественным шепотом обретенного голоса медленно, уже уплывая в спасительный обморок, произнесла:

– Я вспомнила…