– В общем-то, они заняли верные позиции, карауля одновременно оба возможных выхода с прямо противоположных сторон.

– Вот именно.

– И что же вы предприняли?

– Сначала я открыл окно и, делая вид, будто осматриваю раму, определил примерное местонахождение одного поста. Затем вышел в дверь, благодаря чему без труда смог определить и второго наблюдателя, поскольку он осторожно отправился проследить, куда я пошел.

– А куда вы пошли?

– Я обошел домик с левой стороны и подошел к окну, сделав вид, что осматриваю раму снаружи. Я так увлекся подгонкой этой рамы, которая почему-то неплотно прикрывалась…

– Неужели? – забеспокоился доктор.

– Ну вот, и вы тоже поверили, – вновь рассмеялся Виктор.

– И впрямь, – тоже не смог сдержать смеха Робертс. – Но что же вам это дало?

– А только то, что я бродил туда-сюда вокруг коттеджа, заходя то с одной, то с другой стороны, прилаживая раму то изнутри, то снаружи, уже и сам не помню сколько раз, а на самом деле изучал все мертвые зоны с боковых сторон, пока не заметил, что санитарам надоело каждый раз прослеживать меня до следующего угла. Наконец и мне надоело все время выходить через дверь, и я начал вылезать в окно, а возвращаться через дверь.

– В общем, вы приучили их к тому, что каждый раз, уходя из поля зрения одного, попадаете в поле зрения другого, и они перестали двигаться следом.

– Вот именно.

– Но все-таки каждый раз, выйдя, надо было зайти вновь. И…

– Но, дорогой мой психолог, вы забываете о том, что у меня было два входа и выхода.

– Однако оба под присмотром. Да еще и сестра Вероника внутри.

– А вот смотрите. Убедившись, что все ко всему привыкли, я вылез в окно, еще раз осмотрел его и, возвращаясь в дом через дверь, сделал вид, что осматриваю замок. А сам тем временем сказал сестре, ожидавшей меня в прихожей, так, чтобы слышали только она и охранник со стороны двери, что наконец-то я все исправил. «Все, сестра, вы можете ложиться. Сейчас я закрою окно, помолюсь и тоже лягу спать». После этого я вошел в дом и демонстративно запер дверь изнутри.

– А затем?

– А затем закрылся у себя в комнате, включил вентилятор, поставил таймер…

– Так, таймер, это я понимаю, – азартно подхватил Робертс, – чтобы свет выключился ровно в двенадцать…

– Нет, без пяти.

– Без пяти, еще лучше. Но вентилятор-то зачем?

– Вы же знаете, у меня вентилятор регулярно поворачивается на 180 градусов. Я перед включением направил его в сторону двери, и пока я вылезал в окно, закрывал его и заходил за угол, вентилятор гнал воздух в сторону двери. Когда же я должен был снова войти в комнату, он, двигаясь встречным моему направлению движением, доворачивался до окна, и вздымалась занавеска…

– Точно так, как бывает обычно при закрывании входной двери, – совсем оживился Робертс.

– Точно так.

– Да, и к тому же в течение часа в комнате постоянно происходило какое-то движение…

– А еще и усыпляющее жужжание, – с улыбкой посмотрел на него Виктор.

– О, да вы настоящий хитрец! Но дальше, дальше.

– Как, вы еще не догадались? Так слушайте. Итак, я включил вентилятор, еще раз осмотрел раму, вылез через окно, нарочито со звуком, слышным со всех сторон, закрыл его и…

– Пойдя к двери, остановились у боковой стены, а затем по-пластунски…

– Вдоль падающей от дерева тени…

– Фантастика, – Робертс даже встал от возбуждения и заходил по кабинету, приговаривая. – Да вы просто гений, Виктор, да…

– Ну что вы, Оливер, бросьте. Мне крайне облегчала задачу уверенность моих соглядатаев в том, что я ничего не знаю об их присутствии.

– Не пытайтесь искать им извинения… – начал было серьезно Робертс, но тут сестра Ангелика доложила, что санитар привел Жака. – Пусть войдут, – сразу же настроился на другой лад хозяин кабинета.

Санитар замер у двери, а Жак, выйдя на середину кабинета и остановившись прямо перед столом Робертса, некоторое время молчал и нерешительно переминался с ноги на ногу. Наконец, видя, что никто больше не решается этого сделать, доктор решил нарушить молчание сам.

– Good night, Mister Jaсk, – сказал он, задумчиво разглядывая своего садовника.

– Good night, Doctor Oliver, – неожиданно свободно откликнулся тот. – Я надеюсь, она и в самом деле добрая, – пробурчал он затем по-французски.

– Разве вы не предпочитаете для общения русский язык? – неожиданно вполне чисто на русском спросил его Робертс.

Жак растерянно и словно прося помощи повернулся к Виктору.

– Я думаю, Оливер, вы преувеличиваете его лингвистические способности, – мягко сказал Виктор по-русски. – На французском ему будет легче всего. Жак, ничего не бойтесь и говорите в открытую все, что вам известно о втором убийстве, – обратился он непосредственно к Жаку, чувствуя, что Робертс так и не знает, с чего начать. Затем, видя, что снова затравленно взглянувший на него, а затем на стоящего за спиной дюжего санитара садовник продолжает молчать, добавил: – Фредди и капитан мертвы, и мы, к сожалению, не имеем возможности задать несколько вопросов им.

– Мертвы?! – искренне удивился Жак, но, заметив, что ни доктор, ни стоящий за спиной санитар не видят в этом известии ничего ужасного, вдруг будто сбросил с себя тяжелую ношу. – Слава Богу! Слава рыцарям Розы и герцогине Ньюкестльской! О, хищные ехидны, крысы! Воистину крысы, доктор! Вы уж меня извините, я хотел тогда сразу же обо всем вам рассказать, да решил сначала дождаться ночи. А тут… – Жак вновь обернулся на стоящего за спиной санитара.

– Да, да, Жак, я знаю об этом странном недоразумении, – сразу же поспешил успокоить его Робертс. – Продолжайте.

– Недоразумении? – опять удивился и, кажется, не на шутку обиделся садовник. – Но в чем, в чем вы могли меня заподозрить, доктор? Я столько лет верой и правдой…

– Я тут ни при чем, Жак. Санитар действовал не по моему приказу, а по приказу капитана Ковальски, – злясь теперь уже на самого себя, огрызнулся Робертс. – Относительно вас, Жак, у меня никогда не возникало ни малейшего сомнения.

– Спасибо, доктор, – окончательно успокоился садовник. – Тогда я и в самом деле могу все говорить без утайки. А то я боялся, что вы мне просто не поверите, что этот каналья…

– Да, Жак, у нас есть большие подозрения, что он также был преступником. Только у нас маловато доказательств.

– Доказательств! Против этой шельмы! Да я сам видел, господин доктор, видел собственными глазами! Как вас сейчас! Да. Это было после того разговора с Балашовым. Он мне как дважды два еще после первого убийства доказал, что убил не кто иной, как Фредди. Я еще тогда засомневался, не поверил ему, но решил все же за этим Фредди понаблюдать. И если что…

– Вы бы не справились с ним, Жак, он был высоким профессионалом, – спокойно остановил его Виктор, увидевший во взгляде садовника лихорадочную решимость.

– А это еще бабушка надвое сказала, – хитро улыбнулся Жак.

– Ладно, ладно, сейчас не об этом, Жак, продолжайте, – не удержался Робертс.

– Так вот, вижу я, на следующий день идут этот самый Фредди с инспектором. Ну, опрос, дело обычное, понятное. Присел в отдалении, жду, пока, значит, наговорятся. О чем уж они там так мирно беседовали, мне не слышно было, поскольку я все же достаточно далеко сидел. Вдруг вижу, Джиночка эта новенькая, вертлявая, тут как тут. Осторожно вышла из-за кустов и на цыпочках за ними крадется по дорожке… Видимо, пошутить хотела или вообще она до мужского пола большая охотница… Да только прошла несколько шагов и вдруг вижу, остановилась и стоит, словно громом пораженная. А Фредди-то этот, каналья, возьми и оглянись. И начали они оба с ней раскланиваться, видно по всему, лебезят и приближаются. А она, бедняжка, ручку к груди прижала и пятится только от них…