Тут Робертс оторвался от окуляра микроскопа, протер очки, вздохнул и какое-то мгновение просто бесстрастно смотрел в окно. Потом подколол следом за первым второй рисунок и в третий раз перенастроил микроскоп, решив сделать копию этого чрезвычайно интересного среза еще с одного ракурса. Ведь он пока так и не нашел ответа на вопрос, что теперь делать.

«Ясно, что малышка Волендор попалась под руку всего лишь случайно, – наконец продолжил он свою главную работу. – Никаким русским службам она не нужна и даром. А вот Белая Леди очень даже может оказаться опасной для них. Хотя им-то, собственно, что за дело до этой женщины? Барин предупреждал меня лишь относительно иллюминатов. Настоящая угроза может исходить только с их стороны. Тут есть и желание спрятать все концы, и подстраховаться на будущее, да и просто чувство обиды и жажда мести».

Вдруг Робертс резко оторвался от своего методичного зарисовывания среза и, достав из кармана салфетку, вытер ею со лба выступивший пот.

«А что если Виктор – не русский шпион, а самый настоящий иллюминат?!»

Робертс встал, бросил салфетку в мусорную корзину, заложил руки за спину и задумчиво подошел к окну.

«Нет! Нет, нет и нет! Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда! Я не мог так ошибиться! Во-первых, он совершенно точно русский. А все русские, состоящие в Ордене иллюминатов, наперечет. Во-вторых, экс-королева непременно знала бы его в лицо, ибо человек такого уровня культуры и способностей никак не мог быть в этом обществе даже на вторых ролях, не то что последним клерком. Я прекрасно знаю все эти тайные общества. Все они строятся по одному и тому же образцу, который почему-то засел в сознании всех людей такого уровня. На публичных, ключевых должностях всегда используются одурманенные идеей мирового господства дураки, которыми легко манипулировать. По этому принципу очень легко вычисляются те структуры, в которые подобные организации уже успели проникнуть. Если президент явный дурак – значит, он наверняка член тайной организации, каких-нибудь очередных масонов, тамплиеров, рыцарей трех роз, трех львов и тому подобной бесчисленной дребедени. Умные же люди всегда остаются в тени и, формально находясь в подчинении, фактически играют в свою игру. Нынешние иллюминаты – одна из наиболее дутых организаций, созданная для перекачивания капиталов, и в ней умных и тонких людей практически давно уже не осталось. Виктор же – человек чрезвычайно тонкий. И если бы он был среди иллюминатов, то входил бы в самый интимный круг, извне управляющий Орденом. И был бы с экс-королевой в самых близких отношениях. А потому его ни за что не послали бы сюда. Да и я бы сразу заметил это по ее поведению. Ведь не иллюзия же и мои профессиональные способности!»

Это размышление несколько успокоило Робертса. Он отошел от окна и решил продолжить зарисовку третьего ракурса, дабы дать возможность мысли и дальше течь как можно непринужденней.

«Итак, Виктор явно не имеет к иллюминатам никакого отношения. Но тогда в чем именно заключается его интерес к Татьяне? Все эти его экзерсисы с русской поэзией явно свидетельствуют о таком интересе. И, соответственно, вопрос теперь сводится к тому, в чем именно заключается интерес России к моей пациентке? И почему она может оказаться опасной для каких-то структур в этой стране? И для каких именно структур? Ибо факт, что хотели убрать именно ее, а не малышку Волендор, у меня не вызывает никаких сомнений».

Наконец завершив третий рисунок среза и присоединив его в скоросшивателе к двум предыдущим, доктор Робертс удовлетворенно потер руки. Теперь он знал, что делать дальше. Во-первых, посадить под домашний арест Виктора, установив за ним тайное наблюдение. Правда, для этого, во избежание лишних недоразумений, придется запретить свободное передвижение и всем остальным пациентам. Но это и не страшно, и не трудно. К тому же, всегда можно сослаться на требование полицейского инспектора, поскольку это и в самом деле может быть необходимым до конца расследования.

А во-вторых, срочно сообщить Барину о возможной русской угрозе: он в этом должен разбираться лучше, чем я.

– Ах, господа, мы с вами еще увидим, who is who, – промурлыкал он, имея в виду неизвестно что – то ли энциклопедию растений, то ли свои последние размышления, – и вышел из лаборатории, предварительно тщательно заперев сейф.

Последнее, о чем он подумал, выходя, была необходимость все же лично осмотреть вновь поступившего вчера больного. Ему показалось, что сейчас это будет и прекрасным тайм-аутом, необходимым для наблюдений и размышлений о сложившейся ситуации. Да и профессиональный долг вполне недвусмысленно призывал его к этому.

Войдя в палату нового пациента в клиническом корпусе, Робертс сразу же обратил внимание на его весьма оживленный вид. Он лежал, глядя в потолок и явно томясь каким-то ожиданием. Одеяло было откинуто до пояса, открывая довольно хорошее телосложение не очень накачанного, но вполне мускулистого мужчины. В следующий момент пациент повернул голову, и его небольшие серые глаза остановились на вошедшем. Доктор немедленно отметил про себя, что лицо новенького не представляет собой ничего особенного в отношении психиатрической физио-гномики: расплюснутый нос, какие бывают обычно у боксеров, глубокие залысины на лбу, чувственный, с полными губами, рот и двухдневная щетина. «Похож на лондонского клерка», – подумал доктор Робертс, автоматически отметил, что надо дать нагоняй сестре за невыбритые щеки, и, приветливо улыбнувшись, обратился к новичку по-английски:

– Доброе утро. Как вы себя чувствуете, уважаемый?..

– Меня зовут Фредди. Фредди Смит, доктор. Доброе утро. Я ждал вас, – радостно затараторил пациент.

– Ждали? Это очень хорошо, – продолжил в обычной своей манере вежливо отстраненного интеллигента доктор Робертс. – Вот я и пришел к вам. Как вы себя чувствуете?

– Ничего. Сейчас уже ничего. А вот вчера было плохо.

– А что с вами было вчера? – мягко и заботливо поинтересовался доктор Робертс, присаживаясь на стул рядом с кроватью.

– Вчера меня чуть не убили какие-то придурки. Я еле успел унести ноги.

– Вы, наверное, хотели сказать – позавчера?

– Ах да, доктор, верно…

– За что же вас едва не убили? – уже впав в свою обычную манеру профессионала-психиатра, успокаивающим, почти вводящим в дремоту тоном спросил его Робертс.

– Никто мне не верит, доктор. Никто не хочет понять самой простой, самой очевидной истины, – уставшим грустным голосом пожаловался Смит.

– Самые очевидные истины иногда понять очень непросто, – привычно продолжал поддерживать беседу Робертс. – Такова участь всех первопроходцев науки. Поначалу люди считают их сумасшедшими, пока истина не станет явной для всех. И тогда все они начинают кричать: «Надо же, ведь это так просто! И как только мы не додумались до этого сами?!»

– Да, да, верно, доктор, верно, – в глазах Смита появилось заметное оживление. – Я вижу, вы человек умный и все понимаете. Хотите, я расскажу вам о своем открытии, из-за которого надо мной не только все смеются, но и хотят убить? – В глазах пациента доктор Робертс увидел детскую надежду.

– Конечно, хочу. Я человек очень любопытный. Более того, вы просто обязаны рассказать мне о вашем открытии, чтобы мы вместе с вами могли затем убедить в его справедливости и всех остальных. Всех тех невежд, которые привычно сомневаются во всех, даже самых очевидных, истинах.

– Спасибо, доктор, – окончательно оживился Смит и даже сел в кровати. – Только, доктор, следите внимательно. И если где-то в моих рассуждениях заметите ошибку, сразу же укажите мне на нее. Но ошибки нет, это я знаю точно!

– Хорошо, хорошо. Договорились, мистер Фредди, рассказывайте.

– Итак, следите внимательно. Сначала я прикинул, что поверхность, занимаемую человеческим туловищем средних размеров, можно вычислить, взяв за основу прямоугольник длиной 50 сантиметров и шириной 30 сантиметров.