— Чёрт знает что! — испуганно прошептал дядя Кузьма. — Да кто она такая? Чего натворила?

— В охранном отделении всё про неё известно. Дочка сельского учителя. Гимназию кончила, в Москве на женских курсах училась. За студента замуж вышла. И оба они у полиции на примете были, — этот самый агент к ним и приставлен был следить. Социалисты оба, большевики, царю враги. А в девятьсот пятом году, в декабре, как вооружённое восстание было, и в ихней квартире восставшие засели. На Пресне. Полиция ворвалась, — оказали вооружённое сопротивление. Мужа её ранили. А она в суматохе скрылась. Как сквозь землю провалилась! А потом уж охранке стало известно, что под чужим паспортом за границу удрала.

— А муж?

— А муж в тюремной больнице и помер. Шут её знает, когда она в Россию вернулась. Да, как видите, не унялась, снова за прежнее! Есть подозрение, что прокламации она и составляет. А прокламации, ваше степенство, самого возмутительного содержания. Вот не угодно ли послушать, у меня с собой одна. «Товарищи, — начал медленно читать становой, — царь и помещики думают, что раздавили революцию в 1905 году, но она жива, товарищи! Рабочий класс снова поднимает голову и зовёт с собой и крестьян! Долой кровавое царское правительство! Долой капиталистов и помещиков!» Как вам нравится, а?

— Чёрт знает что!..

— То-то и оно, ваше степенство! А как вы теперь докажете, что не знали, кто она такая? А за укрывательство государственной преступницы по головке не погладят.

— Да я что, враг себе, что ли? Откуда я мог знать?.. Да я её и брать не хотел, — жена настояла. Причёсывать, видишь ли, умеет!

— Ваше степенство, — перебил его становой, — время дорого, я и так у вас засиделся.

— Что же делать-то, а?..

— Слушайте внимательно!.. — Становой понизил голос. — Нынче ночью в тайной типографии засаду устроим…

— Нашли?

— Нашли. Питерский охранник и нашёл. В подвале дома. На главной улице. Нюх у подлеца, как у собаки. Пока что только двоих крамольников удалось взять. Завтра воскресенье. По воскресеньям, ясно, они прокламации и печатают. А от вас одно требуется: завтра Машку в город не пускайте. Её ждать будут. Ясно?..

— Как же я её не пущу? Завтра её день. Ещё догадается…

— Нет, ваше степенство, нельзя, чтобы догадалась. Придумайте что хотите, а меня не выдайте! Помните: я ничего вам не говорил! Дальше-с! Дело уже не в моих руках, а действуем по распоряжению исправника. Не знаю, может, уже нынче ночью к вам с обыском и арестовать её пошлёт, а вернее, что завтра… Работы у нас сейчас — хоть завались… А чтоб вам неприятностей не было, дело обернём так, будто вы мне заявили, что у вас ценные вещи пропали, и будто я при обыске их нашёл у неё…

— Во-во-во! Ловко придумал!

— …и арестуем её как воровку. Ясно? Всё равно судить её будут не здесь. Велено под конвоем в Петербург доставить.

— А что ей будет за это?

— Ясно, что. За вооружённое сопротивление полиции — виселица.

— И правильно!.. Поделом!

— Ваше степенство, — заговорил становой, — исправник, сами знаете, к вам с полным почтением. Насчёт воровства это мы с ним вместе придумали. А охраннику, чтоб вас не шельмовал, заплатить придётся.

— Плати! Кому нужно и сколько нужно, плати! Всё отдам, лишь бы моё честное купецкое имя перед царём не замарали… Уф!..

— Будьте покойны, ваше степенство, всё в порядке будет. А теперь поеду — задержался. Кабинетик-то вы заприте. Может, она у вас тут между книг что спрятала.

— Ладно, пошли. И мне на завод пора. Ну и дела-а…

Они вышли. Щёлкнул ключ в двери.

…Уже замолкли вдали бубенцы дядиной тройки, а Ваня всё ещё сидел под столом в каком-то оцепенении. Он никак не мог прийти в себя, разобраться в хаосе мыслей. Так вот она — Машина тайна!.. «Тётя»… «Два зуба у тёти вырвали»… Ясно: двоих арестовали… «Тётя» — тайная типография…

И вдруг сразу, как молния, всё существо Вани захватило одно: спасти Машу! Спасти во что бы то ни стало!

Он вылез из-под стола и невольно вздрогнул, увидя себя в большом зеркале, висевшем напротив. Он не узнал себя в смертельно бледном мальчике с потемневшими испуганными глазами. Он весь дрожал.

— Нет!.. Нет, так нельзя!.. — прошептал он, огромным усилием воли стараясь успокоиться. Он сел в глубокое кресло и закрыл глаза. — Маша… Маша… Неужели я допущу, чтобы тебя повесили?! Никогда!.. Надо что-то сделать!.. Сейчас же, немедленно!.. Но что?!

Прежде всего успокоиться. Взять себя в руки. И думать, думать. Выход один — Маше надо бежать… Как это устроить?.. Сейчас Маша у больной… Вызвать её, предупредить… Бежать надо, конечно, ночью… Нет, нет, ведь уже этой ночью может нагрянуть полиция! Надо уйти до ночи. В сумерки. Сейчас смеркается уже рано. Да, но куда она пойдёт?! Конечно, её уже выслеживают в городе. И как незаметно уйти из дому?

Первое дело: предупредить Машу. Они вместе придумают, как уйти.

Ваня бросился в кабинет, но тут вспомнил, что дверь заперта. Ну, это не страшно, он вылезет в окно, — не впервой.

Перед одним из окон кабинета рос густой кустарник. Вот в него он и спрыгнет. Он подошёл к окну и увидел: по дорожке, за кустом, идёт кто-то мимо дома. Ваня спрятался за портьеру и украдкой выглянул. Да, по дорожке медленно проходил незнакомый человек… Страшная догадка мелькнула в его голове: в парке чужой человек!.. Может быть, их несколько!.. «Молодцы» станового! Шпионят за Машей… И вдруг он вспомнил. Только на днях прочёл он в каком-то рассказе, как одна девушка… Да, теперь он знает, как спасти Машу!.. Пока ничего не надо ей говорить, — он сам подготовит побег. Ваня подождал, пока незнакомец прошёл за кусты шиповника, и выпрыгнул из окна. Потом обежал дом кругом и стремглав бросился в свою комнату в мезонине.

Ваня распахнул двери шкафа, в котором висели его новые костюмы. Он лихорадочно раздвигал вешалки. Ага, вот он — сшитый по заграничному модному журналу костюм. Это была просторная куртка в крупную светло-серую с коричневым клетку и такие же брюки с застёжками на две пуговицы под коленками. К ним полагались длинные светлые — в тон — чулки. Переодевание заняло несколько минут. Надев на голову светлую шляпу и схватив в руку тросточку, Ваня быстро сбежал с лестницы и в прихожей вдруг столкнулся с Тихоном.

— Куда собрались, барчук? Нарядный какой! — удивился старый лакей.

— Только в парк, Тихон! Погода чудесная, уроков сегодня нет, решил на радостях в обновке погулять!

— Ну-ну! Ишь, красавчик какой! — И Тихон зашаркал ногами в свою комнату.

Ваня выбежал в парк и быстро зашагал по дорожке в том направлении, куда ушёл незнакомец. Он шёл бодрой походкой, очень громко насвистывая мотив модной в то время песенки «Стрелочек» и на ходу сбивая тросточкой головки трав и цветов. На одной из боковых дорожек он увидел незнакомца. Это был молодой парень, одетый, как мастеровой.

Не подходя к нему, Ваня издали крикнул:

— Ты кто? Не к дяде? Он на заводе.

— Здравствуйте, молодой барин. — Человек снял картуз и поклонился, подходя ближе. — Так точно, к его степенству. Не нужно ли вам садовника, — ишь, как у вас парк запущен.

— Наверное, нужно, — сказал Ваня, — поговори с дядей, он к обеду приедет. — И, повернувшись на каблуках, он пошёл к главной аллее, снова принимаясь за «Стрелочка».

Он избегал весь парк, зорко заглядывая во все его уголки, где можно было спрятаться. Ему показалось, что кто-то есть в старой, полуразвалившейся и заросшей сорняком теплице и следит за ним. Может быть, только показалось, но на всякий случай надо было задержаться и тут. Вблизи рос раскидистый дуб. Ваня подскочил, схватился за нижний сук и несколько раз подтянулся на мускулах, громко считая:

— Раз… два… три…

«Гляди, гляди, — думал он, — запоминай, каков барчук».

Из парка он побежал во двор. Поговорил возле конюшни с конюхом Василием, покрасовался перед окном кухни, откуда выглядывали восхищённые кухарка и судомойка.

— Что? Хороша обновка? — крикнул он им, и они закивали головами.