Виктория изучила окрестности, и вот ее кроссовки коснулись травы. Глубокий вдох. Она на месте. Посветив себе карманным фонариком, она определила свое местонахождение с помощью компаса и спутниковой карты, которую ей выдали в редакции, и мягко, по-кошачьи, двинулась вперед.
За первым рядом деревьев показались большие ангары. В ход пошла отмычка. Замок сопротивлялся недолго.
Виктория осветила фонариком внутреннее пространство строения. Это был съемочный павильон. Камеры, декорации, костюмы – все было покрыто толстым слоем пыли, словно к этим предметам не притрагивались несколько десятков лет. Журналистка достала фотоаппарат и начала делать снимки. Она зашла еще в три павильона – все они оказались такими же пыльными и заброшенными.
Немного удивленная, Виктория Пеэль решила заглянуть в школу актерского мастерства, которую нашла на спутниковой карте, но и там не было никаких следов присутствия людей. В аудиториях стояли запыленные стулья и письменные столы.
Виктория направилась к городку, где должны были жить семьи актеров и технического персонала студий Д.И.К. Обстановка в комнатах была в целости и сохранности, но помещения выглядели заброшенными.
Виктория провела пальцем по поверхности стола, покрытого чем-то вроде серого мха или темного снега. Казалось, что городок поразила эпидемия, в мгновение ока уничтожившая всех, кто здесь жил. У Виктории закружилась голова. Только вчера она смотрела очередной фильм, только что выпущенный студиями Д.И.К. Но как можно снимать кино в павильонах-призраках?
И она отправилась на поиски замка Мэтра.
После долгого блуждания по огромным паркам, служившим декорациями в самых старых фильмах кинокомпании, Виктория неожиданно заметила на скале жилище Кубрика – копию замка из волшебных сказок. Огромная главная башня нависала над остальными строениями. Свет горел только в окне на самой ее вершине.
От волнения Викторию била дрожь. Помедлив, будто боясь совершить святотатство, она наконец решилась забросить стрелу с крюком на невысокую стену, окружавшую замок, и перебралась через широкий ров с холодной водой, лягушками и кувшинками. Поднявшись на стену, Виктория подобралась к нижнему окну, стеклорезом вырезала круг в стекле, просунула внутрь руку и нажала на рукоятку. Створка беззвучно отворилась.
Виктория проникла внутрь. Луч фонарика осветил удивительную резьбу на мебели. Она отыскала винтовую лестницу, которая вела на вершину башни, и стала подниматься по ступенькам.
Журналистка дрожала от волнения, но сознание того, насколько важную задачу она выполняет, придало ей сил, и она добралась до высокой дубовой двери, окованной медью.
Виктория толкнула ее, но, увидев, что находится внутри, от изумления сделала шаг назад. Пять гигантских экранов, и со всех на нее смотрело… ее собственное лицо. На подлокотнике синего кожаного кресла, повернутого к ней спинкой, лежала тощая рука с невероятно длинными ногтями.
– Я ждал вас, госпожа Пеэль, – раздался дребезжащий голос.
Между креслом и экранами находились пульты для монтажа, клавиатуры, мониторы поменьше, включенные в сеть ноутбуки.
– Входите же, – повторил голос.
Виктория сделала несколько шагов, синее кресло развернулось, и журналистка наконец увидела сидящего в нем человека.
– Я знал, что не смогу вечно хранить свою тайну, – вздохнул Дэвид Кубрик.
Седеющая борода и длинные светлые волосы падали ему на грудь и плечи. Кожа на изрытом морщинами лице была желтоватой, губы дергались от нервного тика, испарина покрывала лоб. Он выглядел тщедушным и крайне изможденным.
На подлокотниках его кресла лежали огромные подушки, уставленные подносами с едой и напитками.
Хозяин замка долго разглядывал гостью, будто любуясь произведением искусства. Потом указал на окно, выходившее на съемочные павильоны:
– Когда-то здесь жило много людей. Целые толпы. Но постепенно я свел необходимость в их присутствии к минимуму, а потом обнаружил, что… – он грустно улыбнулся, – на самом деле мне вообще никто не нужен.
Викторию Пеэль неожиданно охватила огромная жалость к этому человеку.
– Раз вы пришли сюда, значит, вы любопытны. Мне нравятся любопытные. Я считаю, что главное качество думающего человека – интерес ко всему, что опережает его время. А также стремление понять то, что скрыто.
Виктория была в растерянности. Ей вдруг показалось, что она проникла в святая святых. У нее возникло смутное ощущение, что за это вторжение придется заплатить страшную цену.
– Извините за беспокойство, – пробормотала она. Мужчина пожал плечами и откинулся на спинку кресла:
– В среднем мы проводим две трети нашей жизни в воображаемых мирах. Если вычесть время, потраченное на кино, книги, телепрограммы, компьютерные игры, сны, то на реальность остается всего несколько часов в день… – Он погладил бороду. – Впрочем, в ваших глазах я тоже, вероятно, выгляжу как мифический персонаж, ни с того ни с сего оказавшийся в реальном мире, не так ли?
Виктория не ответила. Человек непринужденно взмахнул рукой и, широко улыбнувшись, спросил:
– Полагаю, вы явились, чтобы узнать Великую тайну Мэтра кино? Вы ее узнаете, но… – он вытер лоснящийся лоб, – не уверен, что вам это понравится…
Он протянул гостье стакан, наполненный светлосерой жидкостью с запахом миндаля:
– Ослиное молоко. Я пью только его.
Виктория попробовала, и, хотя питье показалось ей отвратительным, она сделала вид, что ей понравилось.
– Прежде всего, вам следует знать, что мое имя имеет особое значение. Кубрик. Говорит ли вам это о чем-либо?
Виктория Пеэль покачала головой.
– Я праправнучатый племянник великого кинорежиссера эпохи, предшествовавшей Катастрофе. Его звали Стэнли. Стэнли Кубрик.
Девушка пожала плечами.
– Когда я случайно узнал о его существовании – нашел на чердаке у дедушки сундук с фотографиями и вырезками из газет, – мне было одиннадцать лет. И я почувствовал, что на меня возложена особая миссия: как можно больше узнать о нем и продолжить его дело.
Режиссер указал гостье на соседнее кресло, и она забралась в него с ногами.
– Я выпросил у родителей маленькую видеокамеру и начал снимать. Я снимал все: животных в саду, облака, листву, слизняков, муравьев, членов моей семьи, игрушки, за которых я сам говорил за кадром, прохожих на улице. Я снимал сражения корабликов в ванне. Игрушки на полу, которым я устраивал землетрясение. Я снимал сам себя, гримасничая перед камерой. Затем я закончил киношколу и научился более академичным приемам режиссуры. Став взрослым, я нанял частных детективов, чтобы разыскать любую информацию о моем знаменитом предке. – Он нажал на какую-то кнопку. – Позвольте представить вам Стэнли Кубрика…
Виктория Пеэль всмотрелась в лицо бородатого мужчины с длинными темными волосами и в очках. Он был очень похож на своего седовласого потомка, только у последнего были более круглые щеки и более грубые черты лица.
Мэтр кино с уважением поклонился человеку на экране, который выглядел настолько живым, что, казалось, вот-вот заговорит.
– Правда, он красив? Вы заметили, какой у него глубокий взгляд? Это был первопроходец, мечтатель, изобретатель. Человек, безусловно, опередивший свое время. Сначала я пытался его понять. Один из нанятых мною детективов обнаружил вот это…
Дэвид Кубрик запустил какую-то программу, и на центральном мониторе появилось изображение восходящего солнца.
– Этот фильм назывался «Космическая одиссея 2001 года». Я смотрел его сто сорок четыре раза. В первый раз я ничего не понял и уснул. То же повторилось и во второй раз, и в третий. На четвертый я начал улавливать смысл. Пятый просмотр стал для меня откровением. Этот фильм – больше чем обычное развлечение. Гораздо больше. В нем говорится об эволюции человека как вида и о его будущем… в космосе.
Дэвид Кубрик нажал несколько кнопок на пульте дистанционного управления.
Фильм начался, и Виктория Пеэль с любопытством следила за мелькавшими кадрами. Качество изображения было очень плохим, а спецэффекты (рисунки на стекле) казались смехотворными, но некоторые сцены обладали какой-то странной магией и произвели на нее впечатление.