Я вернулся в кабинет. Элизабет, с трудом поднявшись со своего внушительного кресла, знаком дала понять, что меня ожидает какой-то важный клиент.

У этого мужчины была величественная осанка, волосы с проседью, темно-зеленый пиджак, светло-зеленая рубашка и черный галстук.

– Джон Альварес. Работаю в метро, – произнес посетитель, протягивая мне визитную карточку с оттиснутой на ней аббревиатурой КНМ – Компании «Нью-йоркский метрополитен». – Я – директор департамента развития.

Я тут же представил себе пассажиров, которые каждый вечер крутят педали в переполненных вагонах. Так возвращаются домой те, кого называют каторжниками часа пик.

Я пожал протянутую мне широкую ладонь:

– Очень рад. Чем обязан удовольствию познакомиться с вами?

– У нас возникло одно маленькое неудобство. Судя по всему, наш главный конкурент, ОНА – Общество «Нью-йоркские автобусы», – вот-вот введет в действие революционно новый вид общественного транспорта, который покончит с пробками и наладит сообщение между центром города и предместьями.

– Пока что не вижу абсолютно ничего предосудительного: это здоровая конкуренция в рамках одной отрасли экономики. О каком типе автобусов идет речь?

– Согласно информации, полученной из наших источников, они вроде бы изобрели средство, способное перемещать жителей спальных районов в центр мегаполиса очень быстро и без использования педального привода.

– Автобусы на парусной тяге? Автобусы на энергии заводной пружины? Автобусы, привязанные к тросу?

– Ни то, ни другое, ни третье. Они создали нечто гораздо более оригинальное – и окружили свое открытие строжайшей тайной. Конечно же мы подозреваем их в применении двигателя внутреннего сгорания – на бензине или продуктах горения. И честно признаюсь, если вы застукаете их с поличным, это окажется очень полезным для нашего бизнеса. Мы будем вам очень… признательны.

Я назвал размеры признательности, и неприятно изумленный клиент сначала поморщился, но затем принял мои условия.

На следующий день после обеда я уже рылся в экспериментальных мастерских ОНА в неприметном уголке предместья Квинс.

На первый взгляд это были обычные постройки современного типа – выстроившиеся в линию офисные здания, за которыми находились ангары, битком набитые автобусами. Я принес с собой детектор продуктов горения и углеводородных газов и даже детектор солей азотной кислоты – на случай, если они используют какие-либо взрывчатые смеси.

Я прекрасно знал, что, если мне повезет, я их разоблачу и место, где находится их замечательная фабрика, вскоре превратится в обычный пустырь с цветущими (все-таки разгар весны!) деревьями, на ветвях которых будут покачиваться повешенные руководители предприятия.

Я искал какую-нибудь лабораторию, но главный секрет ОНА нашелся на открытом поле, за административными строениями.

Средство, изобретенное учеными компании для стремительного перемещения целых толп горожан без использования метро, автобусов или личного транспорта, представляло собой… катапульту!

Ни больше ни меньше.

Я следил за ходом экспериментов издали.

Механики готовили человека, которому предстояло взобраться на гигантскую катапульту, достигавшую в высоту не менее пяти метров. Она должна была швырнуть испытателя прямо в небеса. Человек должен был взлететь и, если я правильно понял то, что услышал с помощью трубки, усиливающей звук, приземлиться в специально оборудованной для этого точке.

Я продолжил поиски, заглянул в офисы ОНА – и выяснил, что его руководители действительно намеревались создать конкуренцию КНМ, разместив в центре и на окраинах города тысячи катапульт, способных запускать в воздух человека.

Я сунул свой нос в другие отделы и обнаружил то, что на первый взгляд казалось невероятным: чтобы изучить влияние ветра на траекторию свободного полета тел, перемещаемых на большие расстояния, конструкторы из ОНА обратились за содействием к профессиональным игрокам в гольф. Специалисты в области артиллерии помогали корректировать точность стрельбы.

Хоть я и считаю себя прогрессивно мыслящим человеком, но с трудом мог представить себе, как по утрам в часы пик тысячи катапульт будут выбрасывать в сторону центра города миллионы жителей спальных районов с кейсами в руках. Еще труднее оказалось вообразить вечера, и те же часы пик, и те же миллионы служащих, летящих по воздуху и приземляющихся в предместьях. Однако в образе этих толп, перемещающихся по небесам, было что-то прекрасное. Напоминающее вспышку фейерверка или бутон, внезапно превращающийся в цветок.

Катапульты для жителей пригородов…

У кого только могла возникнуть столь несуразная идея?

Именно в этот момент я и наткнулся на уборщицу, которая, едва завидев меня, принялась вопить что было мочи.

Тут же откуда-то выскочила группа охранников.

Первого из них я встретил хуком справа, второму от души врезал по печени левой ногой, после чего кинулся прочь во весь опор, прежде чем третий успел хоть что-нибудь понять.

Я бежал.

За спиной пыхтели преследователи, а впереди несколько работников технических служб пытались преградить мне путь своими швабрами. Однако они не учли мой рост и вес, помноженный на набранную скорость. Я врезался в них, как шар для боулинга – в кегли.

Тревога была объявлена, и преследователей становилось все больше. Нужно было любой ценой найти средство выбраться оттуда. Повинуясь внезапному велению интуиции, я бросился на экспериментальное поле.

Возле катапульты несколько типов в белых халатах снаряжали «подопытного кролика», который уже сидел в кресле на взведенной штанге механизма.

Эффект внезапности сослужил мне хорошую службу, все получилось само собой. Оставалось лишь одной рукой отшвырнуть начинающего «катапультиста» – молодого человека в каске и непромокаемой куртке, сильно сковывавшей его движения, а другой – растолкать конструкторов. Те скрупулезно записывали какие-то цифры и что-то подсчитывали на счетах.

Кресло пассажира показалось мягким на ощупь. И прежде чем кто-либо успел помешать мне, я выхватил отцовский кинжал (который подарила мне мать, а юные защитники природы окрестили «Эскалибуром») и перерезал канат, удерживавший штангу катапульты во взведенном состоянии.

То, что произошло следом, вполне может быть названо сильным ощущением.

Новое и захватывающее удовольствие.

Я летел.

После того как меня с огромной силой швырнуло в небеса, я получил возможность стать ближе не только к голубям, переносившим почтовую корреспонденцию, но также к облакам и даже к авиалайнеру с крутящимися пропеллерами, двигавшемуся на малой высоте.

Ветер хлестал меня по лицу.

Я вдруг понял, почему пилот катапульты, место которого я занял, надел анорак. Наверху было по-настоящему холодно, морозный воздух ощутимо покалывал кожу. Возникло ощущение, что путешествие длится уже очень долго. В какой-то момент я почувствовал почти непреодолимое желание раскинуть руки в стороны и посмотреть, не получится ли планировать с их помощью, но тут мое тело достигло наивысшей точки траектории, и подъем замедлился.

На протяжении нескольких секунд мне казалось, что я неподвижно завис в воздухе в сотне метров над поверхностью планеты.

Конечно, я мог бы восхищаться видом, открывшимся с высоты, но тут уже было не до обзора достопримечательностей: пиковая часть траектории подошла к концу. Начиналась вторая фаза полета, которая должна была интересовать меня гораздо больше, – падение.

То, что при движении вверх казалось изящной кривой, теперь очень быстро превратилось в крутой спуск.

И только в эту секунду я задал сам себе достаточно тупой вопрос, которым следовало бы озаботиться либо гораздо раньше, либо вообще никогда: «Кстати, а почему это у меня нет парашюта?»

Поверхность планеты вместе с целым городом Нью-Йорк устремилась мне навстречу как теннисная ракетка, приближающаяся к зависшему в воздухе мячу.

Все бы ничего, если бы этим мячом не был я сам.