– Посмотри на себя! На кого ты похож! Да ты еле стоишь на ногах!

Кевин отказался от попыток поймать невесту и направился в ванную, чтобы освежиться. Вскоре в зеркале показалось отражение Мадлен.

– Отстань, Мадо. Не действуй мне на нервы. Вечно ты лезешь со своими упреками… Знаешь, почему я пью?

Мадлен с отвращением пожала плечами:

– Чтобы забыть, кто ты такой на самом деле?

– Я пью, потому что мне это нравится. Вот и все. А если тебя это не устраивает, мне, в общем-то, чихать. Мне по барабану, что ты об этом думаешь.

Мадлен смотрела на него так, словно видела в первый раз.

Кевин Нильсен был, как это принято называть, представителем золотой молодежи. Закончив один из крупных американских университетов, он поступил на работу в банк, формировал инвестиционные портфели и управлял торговлей акциями на бирже. Высокий, темноволосый, всегда элегантно одетый, он носил только костюмы, сшитые на заказ, – Кевин был очень привлекателен.

Как-то одна знакомая сказала Мадлен: «Он красив, умен, богат и любит тебя. Тебе так повезло!» И Мадлен тоже так думала. Она верила, что любит идеального мужчину. Просто клад, если не считать одной маленькой детали – легкой склонности Кевина уделять чрезмерное внимание алкоголю.

– Посмотри на себя! – настаивала Мадлен, указывая на зеркало.

Кевин грубо толкнул Мадлен, и та упала прямо на свое отражение. Зеркало взорвалось и медленно осыпалось грудой острых треугольных осколков.

– Теперь семь лет везти не будет! Вот дура! Ты такая же неуклюжая, как твоя чокнутая мамаша-лесбиянка!

Мадлен не дала ему закончить фразу. Ее рука как бы сама собой двинулась к щеке Кевина. Раздался звук пощечины.

В уголке его рта появилась тонкая струйка крови. Он вытер ее и удивленно уставился на испачканную ладонь. Затем спокойно размахнулся и отвесил ответную пощечину так, словно отбил подачу на корте. Мадлен упала навзничь.

– По пятнадцати, – объявил Кевин ровным голосом.

Мадлен вскочила, схватила статуэтку херувима – крылатого ангелочка с луком и стрелами – и размахнулась, чтобы ударить снова, но Кевин успел схватить ее за запястья, обезоружил и швырнул на диван.

Оказавшись сверху, Кевин сурово взглянул в изумрудные глаза Мадлен, но тут выражение его лица вдруг смягчилось.

– Бедная Мадо! Неудачница, как твоя мать. Думаешь, что двигаешь вперед научную мысль? А чего ты добилась? Просто уничтожила прорву мышей!

– Как ты смеешь!

– За кого ты себя принимаешь, Мадо?! За кого? Ты не сделала в жизни ровным счетом ничего интересного. Просто идешь по стопам своей ненормальной мамаши. Ох уж эта твоя матушка! Толстая чокнутая хиппушка!

– Замолчи!

– Обе вы хороши!

– Убирайся! Я больше не хочу тебя видеть! Пошел вон, или я тебя…

– Что? Поколотишь Купидоном? Или своими кулачками? Вырвешь волосы, расцарапаешь лицо? Меня достала твоя бледная физиономия! Реви тут одна сколько влезет. Я ухожу. Ciao bella![34]

И молодой человек нетвердой походкой удалился. Мадлен взглянула на свое отражение в разбитом зеркале.

И закрыла глаза.

Триумфальная арка была сплошь увита плющом, а на ее вершине колыхалась бамбуковая роща.

По поверхности Сены скользили джонки, нагруженные ящиками с овощами. Перед большой пирамидой Лувра, также покрытой зеленью, сновали повозки, в которые были запряжены казуары и страусы. На площади Трокадеро начался праздник, множество молодых женщин в платьях из невесомого шелка играли на арфах, флейтах и тамтамах. В центре образованного ими круга легко кружились амазонки в пестрых одеждах.

Мадлен сразу узнала темноволосую женщину в сиреневом платье, хотя сперва увидела ее со спины. Незнакомка обернулась к ней и улыбнулась.

«Меня зовут Ребекка, – шепнула она и повторила знакомые слова: – Однажды на Земле останутся только женщины, а мужчины превратятся в легенду».

Она протянула Мадлен орхидею. Та попыталась ее взять…

И проснулась.

Было совсем темно. Взмокшая от пота ночная рубашка прилипла к телу. Мадлен встала и отправилась на кухню, чтобы выпить стакан холодной воды. Там ее поджидало напоминание о катастрофе: нетронутый ужин на столе, огарки свечей… Шлепая босыми ногами по полу, она подошла к окну, чтобы посмотреть на волшебное мерцание звезд.

«Ее зовут Ребекка».

Потом Мадлен опять легла в постель, и сон продолжился.

Раздался звонок в дверь.

Мадлен открыла глаза, медленно вспоминая, где она и в какой эпохе живет.

Из-за закрытой двери донесся голос:

– Открой, Мадо! Я хочу извиниться за вчерашний вечер.

Она посмотрела в глазок. Это был Кевин. Он размахивал букетом.

– Умоляю, Мадо! Просто не понимаю, что на меня нашло! Клянусь, это никогда больше не повторится. Я немедленно запишусь в анонимные алкоголики…

Молодая женщина замерла.

Кевин вновь начал трезвонить. Мадлен скорчилась на полу у двери, ручка которой отчаянно дергалась из стороны в сторону. Девушка закрыла глаза.

«Наверняка есть способ направить эволюцию человечества по такому пути, чтобы оно смогло подняться на новый уровень. Тогда люди перестанут вести себя как животные. Способ есть. У меня такое чувство, что я вплотную приблизилась к разгадке. Я подошла очень близко».

Чтобы больше не слышать Кевина, она бросилась к радиоприемнику и включила его на полную громкость.

«…Ответственность за новый взрыв, унесший жизни пятидесяти человек, взяли на себя сразу две террористические организации, оспаривающие друг у друга сомнительную славу за совершение этого злодеяния. Одна группировка угрожает применить силу против другой, если та не прекратит приписывать себе ее действия. Биржа: внезапный рост акций предприятий, связанных с производством вооружений. Спорт: футбольный матч между сборными Англии и Италии привел к массовому побоищу между болельщиками. Фанаты команд открыто использовали такие необычные виды оружия, как мечи, топоры и копья. Возникает вопрос: каким образом участникам беспорядков удалось пронести холодное оружие на трибуны мимо представителей служб безопасности? Погода…»

Трели звонка смолкли. Неужели Кевин наконец прекратил осаждать дверь?

Мадлен выключила радио. Зазвонил телефон. После некоторых колебаний она все-таки сняла трубку.

– Умоляю, хотя бы поговори со мной! – раздался вопль молодого человека.

– Все кончено, Кевин. У тебя был шанс, но ты его упустил. Отныне в моей жизни тебя нет.

– Почему ты так поступаешь со мной? Кем ты себя возомнила?!

Мадлен повесила трубку.

Ухватив мышь пинцетом за шкурку на спине, Мадлен поместила подопытное животное в террариум, отрегулировала потенциометры и включила зеленую лампу. Надев светозащитные очки, она следила за реакцией грызуна. Тот сначала выглядел удивленным, затем обеспокоенным. Вот он бросился на стекло террариума и принялся изо всех сил царапать его коготками. Приближался момент, который Мадлен ненавидела. Она закрыла глаза.

«Прости, маленькое создание. У меня нет выбора. Надеюсь только, что все это не напрасно».

На мониторе медленно сменялись цифры: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9. Мелькание остановилось. Девять из двадцати.

Мышь сдохла. Ее глаза вылезли из орбит, лапки окоченели. В террариуме замигал красный свет, раздался сигнал тревоги. Мадлен вздохнула. Она вытащила очередного мертвого грызуна и похоронила на маленьком кладбище, рядом с собратьями. На памятнике было написано «Пифагор».

За спиной девушки раздался голос профессора Мишеля Рейнуара:

– Опять опоздали?

– Будильник сломался.

– И опять без наручных часов? Та-а-ак… Послушайте, госпожа Валлемберг, дела с вашими экспериментами по-прежнему обстоят хуже некуда.

Мадлен промолчала.

– У меня складывается впечатление, что вы движетесь по кругу. Если у вас нет никаких идей, бросьте эти опыты. Никто вас не заставляет их проводить. Иногда лучше отступиться, чем упорствовать, совершая новые ошибки.

Мадлен повернулась к профессору спиной и принялась делать пометки на листке с цифрами.