– Не за что, – отозвалась Лидия.

Предложения совершить повторный визит не последовало. Похоже, Лидия была глубоко оскорблена видом промокших одежды и волос своей гостьи.

Нина гнала машину по загородному шоссе, удаляясь от Элвуд Грэндж. Ее охватило возбуждение, как будто она спешила на свидание к новому любовнику, что, разумеется, было не так. Печально испытывать подъем из-за ничего. Она вставила кассету в магнитофон, но музыка оказалась слишком назойливой. Нина выключила кассетник. «Леди Сиделл, что произошло в вашей жизни?» Нине казалось, что она знает. Леди так и не вышла замуж, а брат ее был беспутным сорвиголовой. Женщинам того времени не давали свободы, связывали их условностями, финансовой зависимостью. Даже дочерей привилегированного класса загоняли в подобные рамки. Фигуры на портрете сидели слишком уж близко друг к другу, неестественно близко для брата и сестры. Так вот в чем дело? Инцест? Но как она могла убить человека, которого любила? Догадка осенила ее с такой силой, что Нине пришлось сбавить скорость.

«О Боже мой…»

Нина заехала на следующую стоянку и, остановив машину, опустила голову на рулевое колесо. Теперь все было так очевидно. Леди Сиделл одновременно и любила, и ненавидела своего брата Руфуса. Ее эмоции нельзя было разложить по полочкам. Магия. Темнота. Кошка на лестнице. Падение. Нина услышала разносимый эхом крик. Топот ног. Слуги. И высокая изящная фигура среди теней на вершине лестницы: бледное лицо, выжидающий взгляд. Фигура отворачивается от хаоса внизу, от вопящих слуг, от крови на мраморном полу. Что-то маленькое бежит впереди нее по тускло освещенному коридору. Темный мех. Кошка. Разумеется, она выхаживала его. Разумеется. «Кто будет играть с раненой добычей». Она целовала его парализованное тело. Ее кошка сидела у него на груди, пробуя, каково на вкус его дыхание. Ее душа принадлежала ей одной: темная и могущественная, полная силы, силы, какую столетиями подавляли в женщинах. Он, как хотел, мог обращаться с ее физическим телом, но ее душой, ее разумом никогда! Что ему принадлежало от нее, чем владел он от нее, кроме кожи?

Небо почти почернело, словно сгущалась ночь. Нина завела мотор, включила дворники и возобновила свой путь. Выехав на трассу, она включила магнитофон. Более мощные машины со свистом проносились мимо. Она чувствовала себя расслабленной, спокойной и свободной. Ей было уютно.

К тому времени, когда Нина открыла входную дверь, Скотт был уже дома.

– Привет! – окликнула она.

Скотт вышел в коридор, вытирая руки о полотенце.

– Бог мой, что с тобой случилось? – воскликнула Нина.

Из десятка царапин у него на лице сочилась кровь.

– Где ты, черт побери, пропадала? – возмущенно потребовал ответа Скотт, оставив без внимания ее вопрос.

– Я же тебе сказала, в Элвуде. – Нина подошла осмотреть его порезы. – У тебя такой вид, как будто на тебя напали!

– Действительно напали! – Скотт хмуро отстранился. – Сколько раз тебе говорить, проверяй перед уходом, заперла ли ты все окна и двери! Ты оставила кухонное окно нараспашку. Нам еще повезло, что в доме хоть что-то осталось! Кто угодно мог сюда залезть. А так у нас была лишь посетительница. Я обнаружил, что она по-свойски устраивается в моем кресле! Чертово животное!

– Кошка! – воскликнула Нина. Ей хотелось рассмеяться, но усилием воли она подавила смешок.

– Не знаю, чему ты ухмыляешься! Эта чертова тварь едва не выцарапала мне глаз, когда я попытался от нее избавиться.

– Ты прав, извини. Мне следовало проверить окна. Я всегда забываю!

Нина проплыла мимо него на кухню, заметив удивленное выражение у него на лице. Обычно она немедленно уходила в себя, отказывалась извиняться, ежилась под его гневными словами, что, разумеется, лишь вызывало новый их поток.

– Ты уже начал готовить обед?

Скотт последовал за ней на кухню.

– Нет…

Он знал, что Нина иногда горько обижалась, что на ее долю выпадает вся готовка, но вслух она никогда бы этого не сказала. Он уходил на работу, она работала дома. Казалось, если честно, что ей и готовить еду. Ей ведь не надо целый час добираться до дому по пробкам.

– В чем дело? – спросил он.

Нина пожала плечами.

– Ни в чем. Я прекрасно себя чувствую.

– Ты как будто… чем-то возбуждена.

– Нет. Нисколько. Закажем пиццу?

– Если хочешь.

Скотт явно чувствовал себя не в своей тарелке. Подспудные страхи рвались из клеток в глубинах его разума.

Нина направилась к телефону.

– Что ты сделал с кошкой?

– Она отправилась тем же путем, каким пришла. Свалила при этом два горшка с цветами. Я все уже собрал.

Нина заказала обед. Ей казалось, она сейчас лопнет. Кладя на рычаг телефонную трубку, она сказала:

– Скотт, я хочу кошку.

– Чего? – Он поглядел на нее растерянно.

– Ты слышал. Я собиралась сказать тебе об этом сегодня вечером. Я всегда хотела завести кошку.

Скотт покачал головой.

– Нина, не говори глупостей. Кто за ней будет присматривать, когда мы в отъезде? Это такая ответственность. А как насчет запаха, во…

– Скотт, я хочу кошку.

– Не думаю…

– И я заведу кошку.

И почему это она всегда легко сдавалась? Чего она боялась? Теперь ее страхи казались такими нелепыми. Стратегия Скотта всегда предполагала нападение: он был бессилен, если она нападала первой. Проплыв в гостиную, Нина упала на софу.

– Ты в странном настроении. – Скотт зашел за ней следом в комнату. – Где ты на самом деле была? С кем ты была?!

Воздев руки к потолку, Нина издала нечленораздельный вопль глубокого возмущения.

– Я была в Элвуд Грэндж. Одна!

– Я тебе не верю! Кто-то тебе что-то сказал! Ты сама не своя.

– Да замолчи же! – Голос Нины стал тоном ниже от презрения. – Знаешь, меня тошнит от такой жизни! Меня тошнит от твоей ревности, от твоей напыщенности. Неужели ты и вправду думаешь, что, будь у меня любовник, я бы до сих пор тебя терпела? Сделай одолжение! Пора что-то менять.

Скотт кротко присел на край кресла, глядя на нее круглыми от удивления глазами. Эта смиренная поза просто ошеломила Нину, он сейчас был будто собака, которая боится, что ее ударят. Она ожидала грандиозного скандала, уже изготовилась к нему. Реакция Скотта была последним, что она предвидела.

– Ты ведь не собираешься меня бросить, правда? – спросил он, и в голосе его слышался детский страх быть покинутым.

Нина сразу не ответила. Собирается или нет? Она вдруг сообразила, что этот выбор у нее всегда был. Ей не обязательно было мириться с тем, что ей не нравилось. У леди Сиделл такого выбора, наверное, не было. У Нины есть доход, пусть маленький, но она ведь не совершенно зависима. Она просто привыкла к определенному уровню жизни, вот и все.

– Думаю, нам удастся разобраться в нашей жизни, – наконец ответила она.

Дождь шел всю ночь, но в доме было душно. Нина распахнула окна спальни, и на подоконнике начала лужами собираться вода. Скотт пожаловался. Нина сказала, что подотрет воду утром. Он промолчал. Она решила заняться с ним любовью, а потом позволила ему лежать, прижавшись к ней всем телом.

– Я люблю тебя, – сказал он. – Я так тебя люблю.

Она погладила его волосы. Начала дремать.

Что-то выдернуло ее из сна. В темноте под звук дождя, настойчиво барабанящего в ночи, под запах дождя, проникающего в комнату, Нина увидела темный силуэт на постели. Испугалась она лишь на мгновение. Темный силуэт потянулся и медленно пошел на нее. Такая длинная, такая гибкая. Тут Нина услышала, как она мурлычет. Нина притянула к себе кошку, прижала ее влажный мех к голой груди, вдохнула ее мускусный запах. Животное продолжало восторженно мурчать, обмякнув от наслаждения у нее на руках.

Проснулся Скотт, включил лампу, поглядел на нее. Нина зарылась лицом в черную шубку. Это была огромная кошка. «Я ее не знаю, – подумал он. – Я совсем ее не знаю». Он чувствовал, что она, как кошка, может оттолкнуться от него, одним прыжком взлететь на подоконник и исчезнуть через окно во влажную тьму, переворачивая, сокрушая все на своем пути. Она повернула голову и улыбнулась ему.