— Нет, так дело не пойдет, — решил он, — надо двигаться рывками, чтобы буря за мной не успевала.

Да, так начало получаться, но скорость продвижения его сильно замедлилась, и Стефан почувствовал, что ему становится все холоднее и холоднее.

— Этот способ тоже нельзя использовать, а то я совсем замерзну и никуда не дойду.

Тут ему вспомнилось, что достаточно одной концентрации мысли на нужной идее, и силой сознания ее можно материализовать.

Однако, как он ни пытался это сделать, у него ничего не получалось. Казалось, весь мир восстал против него, мешая даже просто осмысливать происходящее.

Стефан начал коченеть. Одной из его последних мыслей было:

— Надо лечь, зарыться в снег и отдохнуть…

Темнота на мягких, бархатных крыльях, плавно спустившись, окутала его сознание, и мир исчез…

*

Однако свет магического огонька продолжал своим лучом теребить его.

Постепенно разгорающееся пламя начало отогревать душу нашего путника, и осознание медленно всплывало из небытия.

Стефан ощутил себя лежащим на какой-то мягкой поверхности. Ему было тепло и удобно. Непроизвольно вытянув руки и ноги, он удивился зыбкости своего ложа.

Открыв глаза и вначале ничего не различая из-за яркого света, слепившего его, Стефан, прищурившись и понемногу привыкнув к своему новому положению, увидел прямо перед собой песок.

— Это что означает? Я что, на пляже? — и он поднял голову.

Но вопреки ожиданиям вокруг, насколько мог охватить его взгляд, простиралась безжизненная, раскаленная жгучим солнцем пустыня.

И только иссохшие песчаные барханы напоминали ему о горных вершинах, бывших в предыдущем пространстве.

Заметив привычные очертания и приглядевшись, он увидел все тот же веселый огонек вдали, который по-прежнему звал его к себе.

— Как хорошо! Да это же просто рай, — подумал Стефан и, поднявшись, стал отряхиваться от песка. — Надо было сразу попасть сюда, — вздохнул он и, определив направление, бодро зашагал к цели.

Тепло приятно согревало. Однако летчик постепенно стал чувствовать некоторое неудобство. Раскаленный песок жег, впиваясь ему в ноги.

Но самым тяжелым испытанием для него стало преодоление песчаных барханов. Они как будто специально не пропускали его.

Так, сделав один шаг вперед, Стефан съезжал вниз на два-три метра вместе с зыбким песком. Иногда он скатывался к самому подножью, и ему приходилось все начинать сначала.

— Да что же это такое?! — наконец в отчаянии воскликнул он. — Чем больше я прикладываю сил, тем труднее мне преодолевать путь! Там я чуть не замерз, теперь же пустыня грозится изжарить меня живьем.

Размышляя так, он уже, наверное, в сотый раз пытался штурмовать одну и ту же преграду, но ничего не получалось.

В конце концов, неистовство настолько овладело Стефаном, что он, дико воя, вновь ринулся на приступ песчаной вершины, решив или преодолеть ее, или погибнуть.

Руки и ноги его работали в каком-то бешеном темпе. Как бы то ни было, но он постепенно продвигался вперед. И вот, наконец, перед ним возник верхний край бархана.

В отчаянном рывке он не преодолел, а пропорол его вершину и, очутившись на другой стороне, совершенно обессиленный, покатился вниз по склону.

Жара не давала ни мгновения отдыха. Жажда, казалось, сводила с ума.

— Где же моя долгожданная цель?

Подталкиваемый этой мыслью, он приподнял голову и, с трудом раздирая слипшиеся от пота веки, посмотрел туда, где должен был светить огонек. Но перед ним вновь была преграда в виде очередного песчаного утеса.

— Нет, это невозможно, я так больше не могу! — взревело, протестуя, все его существо, и он в какой-то дикой истерике стал колотить ненавистную раскаленную массу израненными руками и ногами.

Но песку было все равно — он просто так жил. И осознав все величие этого равнодушия, Стефан содрогнулся, поняв, что он делает что-то не так.

Сил на анализ происходящего уже не было, и его сознание, под давлением оранжевого марева, стало погружаться в бездну забвения.

*

До чего же все-таки живуч человек! В очередной раз осознание Стефана всплывало в иное пространство.

Теперь все было по-иному. Ему не было холодно, не было и жарко: была какая-то мягкая, упругая прохлада, которая бережно держала его на своих огромных ладонях.

— Как здорово, что кончился весь тот кошмар, — пришла мысль, — а я все еще жив!

Стефан, блаженно открывая глаза, попытался повернуться — и тут же почувствовал, что чуть не захлебнулся.

Тем не менее, он был в знакомой водной среде и, привычно задвигав в разные стороны руками и ногами, решил определить свое местонахождение. Вокруг него была вода.

И не просто вода озера или реки — он находился в середине безбрежного водного пространства, откуда не мог заметить даже малейшего намека на какую-либо сушу.

— Ладно, плавать я умею, и это все-таки не снежный буран и не знойная пустыня. Нужно только определить, куда плыть, — и Стефан стал всматриваться в водную даль.

Длинные волны, перекатываясь, мерно поднимали его вверх и также плавно опускали вниз. Легко поднявшись на гребень одной из наиболее высоких волн, он довольно отметил про себя:

— Да, это не песчаный бархан, — и тут же заметил вдали, где-то на линии горизонта, ярко блеснувшую точку.

— Ничего страшного, — отогнал он от себя пугающую мысль о возможном поражении, — я доплыву, я просто обязан доплыть!..

Вновь утвердившись в направлении, Стефан ровными и сильными гребками погнал свое тело вперед, к желанной цели.

И хотя ему пришлось вынести немало страданий в снежной и песчаной пустынях, виртуальное тело так же исправно продолжало служить своему хозяину.

Каждый раз, когда его поднимала вверх очередная волна, он с трепетной надеждой смотрел на свой маячок — не стал ли он ближе? И вновь вынужден был признавать, что желанная точка находится все на том же, недосягаемом для него расстоянии.

— Я должен плыть, бороться, — твердил он себе, продолжая при этом ритмичными гребками толкать назад воду.

Утомляясь, он ложился на спину и закрывал глаза. Однажды, так отдыхая, он вдруг обратил внимание на то, что волны идут ему навстречу.

— Значит, — обожгла его мысль, — за время моего отдыха, пока я не плыву вперед, меня относит назад.

Осознав весь трагизм положения, Стефан постарался увеличить скорость движения… но чем мощнее были его попытки, тем круче становились волны, и тем скорее он выбивался из сил.

В отчаянии, ценой неимоверных усилий, он высоко выпрыгнул из воды в надежде увидеть хоть что-нибудь, что могло бы ему помочь держаться наплаву.

Но кругом была только одна вода. К тому же, его взгляд успел обратить внимание на тревожные симптомы, говорящие о надвигающейся буре: вода заметно потемнела, и усиливающийся ветер стал срывать верхушки волн, с силой бросая ему в лицо пригоршни соленых брызг.

Волны становились все мощнее и выше. Ломающиеся гребни катились вниз по склону волны пенными бурунами, которые накрывали Стефана, не давая ему дышать, отнимая последние силы.

С этим еще можно было бы как-то бороться, пока ветер дул хоть и сильно, но ровно.

Но когда неожиданно ветер стал шквальным и начал дуть как будто со всех сторон одновременно, Стефан оказался в центре какой-то дикой вакханалии, состоящей из волн, ветра и брызг, создающих буйное великолепие водной стихии.

Возникало впечатление, что он находится на дне глубокого колодца, а по нему, как бешеные кони, топтались безжалостные волны.

Чувствуя, что он задыхается и тонет, Стефан с надеждой посмотрел вверх и с изумлением увидел стремительно вращающийся круговорот из туч, в самом центре которого за ним наблюдал огромный немигающий глаз.

Казалось, чей-то взгляд абсолютно безразлично взирал на него. Крик отчаяния (а может быть, теперь уже едва слышный шепот) слетел с губ Стефана.