– Он был там?

– Прямо на месте, даже весь в крови.

– Спасибо, Вань. Если что нужно, я всегда готов.

– Да уж, готов не готов, а я всех допрашивать буду. И тебя тоже.

Стоянов удивился еще больше. Почти в три ночи Бездриско глушил водку из горла прямо на улице, а в восемь утра был уже на месте преступления. Психологическое состояние к делу не пришьешь, но в том, что Бездриско тут как-то замешан, не возникало никакого сомнения.

Наконец Иван добрался до покровского отдела внутренних дел. В его бывшем кабинете сидел новый начальник Медведев. Гурченко не хотел выпускать расследование из своих рук. Он все-таки был районным начальством. Он выбрал хорошо знакомый кабинет зама, где еще недавно сидел сам Медведев, и отвел его под оперативный штаб. Сел за большой стол, заваленный бумагами, и начал смотреть, что у него есть, и думать. Но уединиться не удалось. В дверь постучали.

– Кто там? Я занят и просил никого к себе не пускать.

В дверь вошла девушка вызывающей красоты.

– Вы главный по убийству Потерянова?

– Я главный по расследованию этого убийства, – уточнил Иван и сразу почувствовал себя привлекательным мужчиной в самом расцвете сил, а не скучным ментом.

– Хочу рассказать, как убили Потерянова.

– Так, подождите, – у Гурченко забилось сердце. Не веря в такую удачу, он достал бланк протокола.

– Так, имя, фамилия, возраст, пол, – при этом его взгляд скользнул по груди свидетельницы.

– Людмила Белова, двадцать три, студентка Московской медицинской академии. В Покровске прохожу практику. Я лично знала покойного, – она явно засмущалась.

– Так, Люся. Можно вас так называть?

– Да, конечно.

– Так, Люся, что вы знаете про убийство мэра?

– Потерянова убил доктор Денисов.

– Он стрелял?

– Нет же. Я прохожу практику в их больнице. Так вот, когда привезли Потерянова, он не сделал ничего, что положено делать. Мы это на четвертом курсе проходили. Искусственное дыхание не подключил – это раз, переливание крови не сделал – это два. Трепанацию черепа не стал проводить. Пациент был вполне реанимабельный. В Склифософского его бы откачали.

Иван записывал все в бланк протокола, но на этом месте остановился.

– Это точно?

– Я до института медсестрой в Склифосовского работала. Я точно знаю. Мы там и не таких отхаживали.

У Ивана появился первый подозреваемый. Выходит, врач-убийца стоял за спиной киллера и страховал его. Промахнись киллер, медицина добила бы без промаха. Иван пересел из-за начальственного стола поближе к свидетельнице.

– Очень интересно, Люся. В интересах следствия вы эту информацию больше никому не должны передавать. Никому! Даже если они представятся ФСБ или прокуратурой. Расследование веду я. Вы поняли?

– Да, я поняла. Нас учили хранить врачебную тайну.

– Вот, тем более, это еще и врачебная тайна.

Он положил свою тяжелую милицейскую руку на колено Люси.

– Вполне возможно, что нам придется еще раз встретиться, в другом месте.

Рука Ивана пошла выше, за пределы короткой юбки. Отпора Иван не получил. Он уже стал нагибаться к пышным губам свидетельницы, но зазвонил телефон. Иван вскочил и снова сел на свое место.

– Да, штаб расследования, да, это я.

Зажав трубку рукой, он обратился к студентке-практикантке:

– Телефончики ваши вот тут запишите, – и протянул ей бланк недописанного протокола.

Люся старательно вывела домашний и мобильный номера и встала. Иван, провожая ее до двери, повторял: «Никому, тайна следствия. Ведите себя естественно. Не привлекайте к себе внимания. Знаете, как свидетелем быть теперь опасно?» – и выпроводил ее за дверь.

Немного подумав, он переложил лист протокола допроса Люси Беловой из официальной папки в свою личную. Он прекрасно знал, что показаний девочки-практикантки ни для чего не достаточно. На одну медицинскую экспертизу врачи предъявят две других, где профессорами будет подписано, что ранения были несовместимы с жизнью. Спугнуть врачей – они концы в воду попрячут, и дело развалится. Надо действовать осторожно.

В кабинет вошел Медведев.

– «Жигули» нашли. Бросили нахально прямо у деревни Белая Махра.

– Так это рядом совсем. Их видели?

– Полдеревни видело. Так спешили, что даже речку вброд перебежали. На вид типичные таджики. Волосы темные, глаза карие, раскосые, рост средний, лица смуглые, одежда темная. По такому описанию на любой стройке найдешь десяток таджиков. Сейчас делаем фотороботы.

– Все равно искать надо. А как сама машина?

– Пытались поджечь, но не получилось. Бензина было мало. Зато в салоне полно отпечатков.

– Везде смотрите: и в капоте, и в багажнике. Идите, работайте. Тут начальство каждые пять минут имеет меня по полной.

– Уже посмотрели. В багажнике нашли пустую канистру. На ручке отпечатки аккуратно стерты, а зато на боку – ну прямо для учебника дактилоскопии.

– Молодец, быстро пробей по базе. Это не двадцать лет назад неделю в картотеке сидеть. Завел в компьютер – и готово. Быстро давайте.

– Уже делаем.

– А машину пробили?

– Да, но там глухо. Хозяин машины умер полгода назад. Родственников никого. Номера настоящие.

– Тогда все остальное, про отпечатки, как я сказал.

– Работаем.

Опять зазвонил телефон. Иван подошел к нему и, не взяв трубку, сказал:

– Ну, вот видишь, тут только нагоняи получать. Иди, работай.

Тот кивнул и вышел за дверь.

В это время поезд «Москва-Астрахань-Душанбе» уже стоял на перроне Казанского вокзала. Толбак Рахимов с братом в сто первый раз показывали милиционерам свои паспорта и билеты и с каждым разом все ближе продвигались к поезду. Единственное, что было подозрительно, так это почти полное отсутствие багажа. Если бы вокзальные милиционеры, так любящие порыться в сумках таджиков, сообразили, что что-то не так и покопаться не в чем, может быть, их и задержали бы, но потом все равно бы отпустили. Правда, тогда они могли бы опоздать на поезд, и им пришлось бы где-то ночевать в Москве. Может быть, они бы попались в очередной облаве, но и тогда не смогли бы толком ничего сказать. Может быть, их молчание было бы принято судом против них, и их осудили бы за убийство, которого они не совершали, но судьба опять решила по-своему. Проводник в последний раз проверил документы. Все было в порядке. На Казанском вокзале поездов много. На посадке поезд стоит минут пятнадцать – двадцать. Довольные, что за одну поездку заработали, как за строительный сезон, что лето проведут в родной деревне, что младший брат сможет жениться, братья Рахимовы поехали на родину.

В дверь снова постучали. Высунулась голова Медведева.

– Отпечатка в базе нет.

– Я так и думал, – ответил Гурченко. – Дай-ка сюда дискетку с отпечатком.

Медведев передал дискетку и ушел. Иван привык не только бумаги откладывать в отдельные неофициальные папочки. В его ноутбуке тоже было много чего интересного. Например, отпечатки пальцев всего городского бомонда Покровска. Сдвинув в сторону дела мелких жуликов и угонщиков, Гурченко положил ноутбук на стол, вставил дискетку. Ответ компьютера не заставил себя ждать. Отпечаток принадлежал Геморроеву.

– Ого! Это уже кое-что.

Весь город знал о тяжбе главы города и главы фабрики из-за земли под коммерческую застройку. По городу даже ходила частушка:[2]

На фабричном на углу

Схлопотал мэр геморрой,

А директор Геморроев

Подцепил себе второй.

Мотив был налицо. Эх, пожалел ты, Геммороев, бензина, а не то сгорела бы машина вместе с твоими отпечатками. Но, с другой стороны, мало ли канистр с отпечатками: украли таджики из гаража, сам дал или, как Штирлиц, помог поднести. Доказательство слабенькое. С доктором Денисовым он вроде бы не дружит, а тут – на такое дело толкнуть… Нет, все очень зыбко. Надо подумать.

Гурченко сел думать, но ему, конечно, не дали. В кабинет заглянул оперативник.

– Стучаться надо, – сказал Гурченко, пряча документы.