Но я бы не решился предоставить право на «своеобразие» тоталитариям.
Насилие остается насилием, какая бы сила не применяла его.
– Доктор, а какая, по-вашему мнению, сила создала первое многоклеточное существо? Что, если «Тотальное Единство» (справедливо оно или нет) – именно та сила, которая принесет единство в Галактику?
– Тогда лучше обойтись без него, – ответил Маккой. – Когда-то давно говорили: «Право оно или нет, но это мое Отечество», потом «моя империя», «моя планета.» Да что угодно, с одной-единственной приставкой «мой», «моя» или «мое». И если теперь появится «Мое Тотальное Единство», то оно ничем не будет отличаться от всех этих изжитых понятий.
Гейлбрейс принял торжественную осанку и отвесил легкий поклон Маккою.
– Моя вам хвала, доктор. Теперь я понимаю, почему вы являетесь другом капитана и его судовым врачом.
Маккой скорчил гримасу.
– Гейлбрейс, лучше бы вы вернули мне его, всех троих! А иначе, могу сказать вам, вы еще ничего не поняли.
И тут они последовали за Добиусом. Обошли машинное оборудование, вмонтированное в стену, и вышли к открытому входу у подошвы утеса.
– Вам не кажется, что на стене написано чьей-то рукой: «Добро пожаловать»? – спросил Маккой.
Гейлбрейс тоже был заинтригован.
– Вопрос в том, доктор, – куда?
– Или для кого? – ответил Маккой. Он присел на корточки у входа и разглядел на земле, усыпанной мелким вулканическим пеплом, следы трех пар ног: след маленьких мягких ботинок, след длинной и узкой ступни, обутой в форменные ботинки Звездного Флота, а также отпечатки лазаретных шлепанцев, судя по всему, донельзя разбитых и изорванных. Поднявшись, Маккой ответил на собственный вопрос:
– Очевидно, для всех нас. – И решительно шагнул к проему в скале.
* * *
Солженов с удовлетворением наблюдал за продвижением трех человек.
Сола, Кирк и Спок, каждый порознь и все вместе, вели себя так, как он и предполагал.
Хоть надо признаться, что с самого начала он не смог всего предусмотреть. Связь между Солой и вулканцем оказалась для него неожиданностью. Но это не меняло сути дела, а лишь требовало внести некоторые коррективы. Придется признать за неизбежность эту связь и испытать «металл» не только на прочность, но и на решимость, на храбрость.
Кирк шел из коридора в коридор, пока не увидел то, что ему показалось телекамерой.
– Солженов, – сказал он, подойдя к экрану. – У меня есть кое-что для тебя. Я хочу встретиться с тобой один на один.
Не прошло и нескольких секунд и Солженов ответил, подтвердив, тем самым, подозрения Кирка, что за ними следили, как только они здесь появились.
– Один на один не получится, капитан. Это скорее будет встреча «один-на-Единство». Так что не рассчитывайте на равное единоборство.
– Ничего. Я готов рискнуть. Только отпусти их.
Солженов рассмеялся.
– О конечной цене мы еще поговорим – это не тема для начала переговоров. Вход в мои апартаменты открыт для вас, капитан. Входите.
Он включил транспортирующее устройство, и капитан «Энтерпрайза» растаял в воздухе и тут же появился перед Солженовым таким, каким он вышел из джунглей: в изодранной одежде, с не зажитыми ушибами и ссадинами.
Немногим дано выглядеть достойно даже в таком виде. Но именно Кирку это удалось.
– Итак, – произнес Солженов. – Значит вы ее избранник?
– Нет. Она не сделала своего выбора.
– Она сделала его, но помешала чистая случайность.
Солженов видел, что Кирк принял с должным вниманием сказанное им, но только сжал челюсти и ответил:
– Если вам известны даже такие подробности, то вы должны знать, что тот выбор был вынужденным, – ведь речь шла о жизни и смерти. И я не уверен, что при тех обстоятельствах дело дошло бы до слияния. У нас имеются свои собственные соображения на этот счет, нам не нравится, когда нас делают пешкой в чьей-то игре.
Солженов в ответ рассмеялся.
– Куда как весело: два самонадеянных рыцаря и одна гордая королева.
И, кстати, ваше «соображение» с остроконечными ушами довольно забавно.
Кирк словно не слышал его фразы о Споке и нетерпеливо заявил:
– Вы захватили мой корабль. Верните его мне. Отпустите моего друга и Солу.
– И вы пришли ко мне только за тем, чтобы сделать подобное предложение?
– Не только. Но и попытаться разумно поговорить. Разве вы, покидая Землю, не поняли всех ужасов насильственного завоевания умов? И все же вы прилетели на Заран и учинили там новое насилие, а теперь хотите проделать то же самое и со всей Галактикой. Зачем? Почему?
– Я не собираюсь объяснять мотивы своих поступков амебе.
Кирк покачал головой…
– Но вы же намеривались что-то объяснить той амебе, которая стоит перед вами, иначе зачем вы впустили меня сюда?
– Да нет же, капитан… Я хочу всего-навсего завладеть вами. И мне ни к чему ваши рыцарские предложения. У меня есть сила.
Ни один мускул не дрогнул на лице Кирка, ни тени страха не промелькнуло в его взгляде.
– Возможно и так, – ответил он. – Я знал, на что иду. Но надеюсь, вам будет не так-то легко поглотить и переварить меня. Смею утверждать, что вы будете вынуждены обговорить со мной кое какие условия.
Солженов пожал плечами.
– Не думаю. Но из соображений личного характера я могу вам кое-что рассказать… Однажды я восстал против насилия, которое я видел повсюду, во всех давно ушедших империях Земли. Из-за этого нам пришлось покинуть планету: мне, моему ближайшему другу и небольшой группе верных нам людей.
Совершив длительный перелет на космическом корабле, мы прилетели на Заран и были хорошо приняты.
Мы принесли с собой высокую технологию физических тел, а на Заране в то время уже имелись хорошо развитые психо-псионная и экологическая технология. Первые же шаги нашего объединения дали поразительные результаты: мы открыли возможности существования истинного «Единства» «Тотального». Это, в конечном счете, единственный универсальный ответ на все вопросы, которые задавали целые народы, подвергнутые ужасам порабощения, войн, концентрационных лагерей и геноцида.
Кирк недоверчиво посмотрел на него.
– Так вы оправдываете стремление к завоеванию окончательным решением вопроса о всех завоеваниях?
– Капитан, уверяю вас, – это единственно возможное решение вопроса.
Конечно, при этом не удастся избежать сопротивления отдельных сознаний «Тотальному Единству». Но оно обычно бывает непродолжительным, и даже самые неподатливые умы очень скоро присоединяются к нам. А придя однажды к нам, подавляющее большинство индивидуумов по достоинству оценивает и воспринимает все существующие у нас блага и возможности. Мы навсегда избавляем от одиночества и обособленности, от бессилия и полной беспомощности, от болезней и старости – даже от смерти.
– Ценой потери собственной индивидуальности, ценой отречения от всего великого, гениального, от страсти, от любви.
Солженов снисходительно улыбнулся.
– Да разве «Единство» уничтожает страсть и, тем более, любовь? Просто вы не знаете, о чем говорите, вы же не стали еще одним из нас. И неужели вам никогда не приходило в голову, что только в «Единстве» вы сможете решить вашу личную проблему: у нас, капитан, вам троим не придется ничем жертвовать и вам будет нечего терять.
Кирк ответил не сразу.
– Ну и что из того, что приходило? Сола и Спок должны быть свободными. И весь экипаж моего корабля.
– Поймите, капитан, со временем проблеск вашей мимолетной мысли озарит всю Галактику и она поймет, в чем решение всех ее проблем. Вы уже испытали на себе «Единство» Гейлбрейса и лишь ваш друг-вулканец смог удержать вас возле себя. И вы все еще сомневаетесь в нашей силе? Или в том, что «Тотальное Единство» вскоре завоюет Галактику? И принесет, наконец, мир и покой? А неудобство и дискомфорт, которые (я не спорю) испытывают поначалу амебы – мизерная плата за величайшее благо. Ради него стоит утерять индивидуальность и пламенную яркость души. Для меня все это осталось в прошлом.