«Матушку» Лили неугомонный Роуз отыскал опять-таки здесь, в городке. Как слышал Бестужев краем уха, это оказалась очередная представительница очередного некогда аристократического, а после войны совершенно разорившегося рода. А посему почтенная дама, следовало признать, даже в достаточно скромном платье выглядела прямо-таки величественно.
Кучер, взгромоздившийся высоко на облучке, без надобности покрикивал на лошадей, притопывая сапогами по дощечке, служившей опорой для ног. Присмотревшись к нему, Бестужев покрутил головой. Его первоначальные подозрения оправдались – возница, выражаясь по-русски, успел где-то хорошенько клюкнуть (что у людей его ремесла, увы, встречается повсеместно).
Никакого ущерба зрелищу это не должно было нанести – камера на кучере вовсе и не задерживалась, а кричать он мог что угодно, зрители этого все равно не услышат…
Чертов Джозеф, Голдман-младший, естественно, присутствовавший при сцене трогательного прощания, пусть и не в кадре, то и дело косился на Бестужева с той же злобой – вьюнош совершенно не умел сдерживать эмоции. Бестужев изо всех сил старался не обращать на это внимания. На месте парня любой сердился бы, оказавшись вдруг назначенным на место главного злодея без всяких перспектив выслуги. Бестужев уже достаточно пообтесался в кинематографе, чтобы понимать, насколько второсортна и уныла участь главного злодея. Никогда в жизни, пройди хоть тысяча фильмов, он не добьется взаимности от главной героини, от которой будет получать лишь насмешки и оскорбления, а то и пощечины. В драке с благородным героем всегда потерпит поражение, а в перестрелках частенько и окажется застреленным до смерти. Даже если ему и посчастливится завладеть кладом, это ненадолго – злодей сокровищ обязательно лишится, а в худшем случае еще и именно из-за них погибнет в болоте, когда распиханная по карманам груда золота немаленьким весом увлечет его в трясину (подобную участь как раз Роуз и готовил злодею в этом фильме). Хронический неудачник, одним словом, или, говоря по-еврейски, шлемазл. По военным меркам участь бедняги Джозефа выглядит так, как если бы блестящего полковника внезапно разжаловали до поручиков и отправили командовать взводом в какую-нибудь дыру, не обозначенную на генеральных картах…
Бедняга, ему даже не придется играть в сцене нападения бандитов на дилижанс – поскольку являть его зрителю верхом на лошади было бы крайне неосмотрительно. Только во второй половине фильма появится, будет сидеть в роскошном кресле на своей гациенде, когда бандиты притащат пленницу. Да и сниматься эта сцена будет гораздо позже, в Нью-Йорке, в декорациях, которых нет смысла возводить здесь из той самой разумной экономии…
К слову, это для Бестужева было сущим шокингом – узнать, что фильм, оказывается, снимается по кусочкам без оглядки на хронологию событий. Это в театре спектакль благополучно продвигается от конца к началу, а в кинематографе обстоит как раз наоборот. Сначала здесь будут снимать, как отягощенный неправедным золотом дон Пабло погибнет в трясине, преследуемый по пятам благородным героем, а уж потом, через пару недель, в Нью-Йорке, он переместится в более ранние времена, станет расхаживать по гациенде, принуждая героиню уступить его порочным страстям.
Сцена прощания близилась к финалу, ни разу не вызвав нареканий Сола. Троица бандитов уже сидела на конях, ничуть не похожая на себя прежних – на сей раз они щеголяли в широких шароварах, галунных жилетах и огромных мексиканских шляпах-сомбреро, вышитых серебром, размерами прямо-таки с тележное колесо.
Ну вот и все, очаровательная юная леди закрыла за собой дверцу дилижанса и, высунувшись в окошко, принялась трогательно махать матушке платочком. Дилижанс тронулся с места чересчур резко – кучер без нужды подхлестнул лошадей. Бестужев полез в седло – ему по сюжету надлежало появиться при нападении бандитов на дилижанс, но опоздать самую чуточку и стать не спасителем, а бессильным свидетелем похищения. Чтобы чуть позже все же спасти Лили, но гораздо эффектнее, проникнув на гациенду, уложив с полдюжины прислужников Пабло, кого сокрушительными ударами в челюсть, кого револьверными пулями…
Мексиканские бандиты тоже двинулись рысцой, держась на почтительном расстоянии от камеры, как и Бестужев. Приходилось проявлять изрядную смекалку – сейчас просто технически невозможно было натянуть где-нибудь ленточку, обозначавшую границы кадра. Сол придумал поистине революционную новацию, как сам заявил с гордостью, заверяя, что до него никто до этого не додумался. Камеру намертво прикрепили в повозке, где разместился и Сол – и повозка ехала вровень с дилижансом на некотором расстоянии от него, – и оператор Курт сноровисто вертел ручку столь невозмутимо, словно помещался на твердой земле. Сол готов был съесть собственную шляпу, если зритель не придет в восторг от столь эффектной новинки – но вряд ли ему придется это делать, подумал Бестужев, зрелище, и точно, получится поразительное: никаких инсценировок в студии, камера и в самом деле двигается вместе с дилижансом, всякий поймет, что вокруг не декорации, а натуральный пейзаж…
Что-то чересчур уж резко рванул дилижанс вперед…
Он насторожился, привстал на стременах. Не нравилось ему происходящее, ох, не нравилось… Запряженная в дилижанс четверка лошадей уже шла чуть ли не галопом, в окне мелькнуло испуганное личико Лили…
Забирая влево, Бестужев подхлестнул коня, ударил шпорами, и флегматичный Пако не сразу набрал аллюр – а когда Бестужев поравнялся с киносъемочной повозкой, сразу увидел, что дело плохо. То ли кучера развезло на жаре на старые дрожжи, то ли он сделал что-то не так – как бы там ни было, вожжи он упустил, мало того, когда дилижанс подбросило на рытвине, навернулся со своего высокого сиденья – и держась обеими руками за сиденье, болтался, как тряпичная кукла, раскачиваясь, даже не пытался упереться носками сапог в стенку дилижанса, стараясь вскарабкаться назад.
Лошади понесли, почуяв абсолютную свободу. Раздался испуганный визг Лили, она маячила в окне, цепляясь за дверцу, а та вот-вот могла распахнуться… Дилижанс швыряло и подбрасывало, как лодку на волнах, неуправляемые кони повернули вправо и понеслись по обширной равнине куда глаза глядят.
Кучер сорвался. Он шлепнулся оземь со столь неприятным звуком, что проскакавшего мимо Бестужева поневоле перекосило. Ухитрившись не угодить ни под копыта, ни под колеса, он покатился по траве, как мешок, и тут же исчез из виду, оставшись позади. Правее и сзади маячили мексиканские бандиты, похоже, совершенно растерявшиеся. Киносъемочная повозка все так же неслась вровень с дилижансом на том же расстоянии, но сидящие в ней вряд ли чем-нибудь могли помочь – к тому же упряжку дилижанса, похоже, пугал как раз вид треноги с венчавшим ее невиданным аппаратом и доносившийся оттуда равномерный стрекот…
Просто чудо, что дилижанс до сих пор не перевернулся и не потерял ни единого колеса – если учесть, как его бросало и качало. Но ожидать этого можно в любую секунду…
Яростно нахлестывая Пако, Бестужев догнал их и скакал теперь меж дилижансом и повозкой с аппаратом. Более всего его поразил вид Курта – тот, прильнув к окуляру, все так же крутил ручку, словно ничего вокруг не происходило.
Лили, с искаженным лицом, умоляюще уставилась на Бестужева, кажется, она что-то кричала, но Бестужев не слышал. Он, погоняя расходившегося жеребчика, присматривался к несущемуся в каких-то двух шагах боку дилижанса, с невероятной четкостью рассмотрев каждую царапинку, каждый отслоившийся лепесток краски на изрядно потертом кузове.
Вожжи, вот удача, не волочились по земле – зацепились за скамейку кучера. Но все равно, при малейшей неосторожности в два счета можно было свернуть шею. Он уже понимал, что предстоит сделать – и понимал, насколько трудна задача…
Грохотали копыта, гремели колеса, храпели кони. Хорошо еще, что Пако нисколечко не артачился – и Бестужев, осторожно маневрируя, понемногу прижимал коня к дилижансу, так, чтобы тот оказался на расстоянии вытянутой руки, а то и поближе. Лили уже не видно было в окне, должно быть, цеплялась внутри за сиденье, если только не свалилась в обморок. Вдохнув запахи конского пота, нагретого на солнце старого дерева и взрытой копытами незнакомой травы, Бестужев лихорадочно ловил подходящий момент…
