Жесткие террористические методы применялись националистическим подпольем по большей части против самих же украинцев и членов их семей, подозреваемых в сотрудничестве с советской властью. Из 11725 зарегистрированных убийств, совершенных украинскими националистами за 24 из первых 35 месяцев после ухода немецких войск (февраль 1944 — декабрь 1946 гг.), в больше чем в половине случаев (6250) жертвами были местные жители- украинцы. Если же сюда отнести и погибших бойцов истребительных батальонов, то доля украинцев среди жертв возрастет почти до 2/3 всех случаев (6980)[117]. На основе менее точных данных, не разделяя убитых на местных жителей и приехавших советских сотрудников, один киевский историк недавно привел такую оценку: украинские подпольщики-националисты совершили 14500 диверсионных и террористических операций против советских органов власти и лиц, сотрудничавших с ними, убив к концу 1945 г. более 30 тыс. коммунистов, военнослужащих Красной армии и местных жителей, сотрудничавших с Советами[118].
Напротив, советская власть использовала другие методы — массовый террор путем публичной демонстрации военного превосходства. В первые послевоенные месяцы советская власть не наносила точечных ударов по повстанцам — вместо этого установление контроля над обществом достигалось запугиванием всего населения. В то же самое время особые отряды, маскировавшиеся под бандитов-повстанцев, совершили множество диверсий, операций по дезорганизации и актов саботажа. Целью этих преступлений Советов было сбить с толку местное население, стремившееся к тому, чтобы справедливость была восстановлена иными методами.
Советские органы также практиковали свою особую форму ритуального насилия и надругательства над трупами. Хотя в документах украинского националистического подполья мы не находим на это прямых указаний, рассказы литовских повстанцев, боровшихся с советской властью, отражают стандартную практику руководства НКВД-НКГБ, применявшуюся в кампаниях по усмирению всех западных при-граничных областях СССР после войны:
… недавно отряды НКВД стали надругаться над телами погибших партизан, пытаясь таким образом предотвратить постоянный рост рядов вооруженного сопротивления [Советам — Дж. Б.]. Такое решение было принято 15 февраля 1946 г. С тех пор тела всех партизан стали забирать и свозить на ближайшую площадь, где их выставляли всем напоказ.
Один из первых случаев такого рода произошел с семью бойцами из отряда Виесуласа, убитыми в бою с НКВД. Их тела быстро доставили в село Гарлява, где их сначала бросили на площади на поругание энкаведистам, с грубой бранью пинавшим трупы и плевавшим на них. Затем тело командира отряда привязали стоймя так, чтобы казалось, будто командир обращается к остальным. Наконец, внесли последний штрих — в рот ему засунули трубу, после чего сцену можно было показать всем жителям поселка[119].
В другом случае тела пятерых партизан, которые, прежде чем погибнуть, убили тринадцать советских сотрудников, “подверглись тем жутким надругательствам, на которые коммунисты были такие мастера. Одним продели в ноздри четки, другим засунули в рот молитвенники, а на телах у всех у них вырезали… литовские [национальные — Дж. Б.] символы”[120]. Советская практика выставлять на показ трупы убитых повстанцев не сводилась к одной лишь символической демонстрации террора и жестокости с очевидной целью запугать потенциальную оппозицию. Эта практика была также частью советских методов оперативной работы: сотрудники НКВД-НКГБ “с легкостью распознавали выражения лиц зрителей, проходивших мимо один за другим. Поскольку им нужно было установить личность погибших партизан, то они [тайно — Дж. Б.] установили наблюдение и стали забирать на допрос всех людей, кто выглядел потрясенным или опечаленным этим зрелищем”[121]. Сотрудники советских органов также устанавливали наблюдение за захоронениями партизан, стараясь не допустить, чтобы убитые “бандиты” превратились в мучеников антисоветского повстанческого движения[122].
Со стороны Советов террор не был делом рук отдельных офицеров-садистов или не подчинявшихся приказам командования отрядов оккупационных сил, склонным к крайним проявлениям насилия. Советский террор был следствием недвусмысленных указаний сверху — на это указывают учебные руководства для советских групп специального назначения. Иначе никак нельзя объяснить омерзительные фотографии, попадающиеся в архивных фондах советских частей особого назначения, — “трофеи” спецгрупп, на которых запечатлено систематическое надругательство над трупами повстанцев, осуществляемое с очевидной целью внушить страх и запугать население[123].
4. Операции контрразведки украинских повстанцев
Несмотря на неограниченное использование массового террора с целью подавления сопротивления на местах, советская власть на Западной Украине с самого начала постоянно страдала от череды крупных провалов своей разведки и от общей неспособности выследить и окончательно уничтожить украинское националистическое подполье. Очень низкое качество советской агентуры на Западной Украине в первые послевоенные годы было обусловлено несколькими различными причинами, совокупность которых в корне подрывала усилия советских властей. В первую очередь сюда можно отнести уже сам масштаб проблемы управления этим регионом, с которой столкнулась советская власть. Вся ограниченность первых шагов советской власти по установлению своего контроля на Западной Украине становится очевидной на фоне множества попыток коренного переустройства оккупированных районов, которые предпринимали как советские, так и немецкие власти, прибегавшими для этого к тактике выжженной земли[124]. Следует также напомнить о том, что большая часть территории СССР была окончательно освобождена Красной Армией к началу весны 1944 г. — больше чем за год до окончательной победы над Германией.
Задачи, стоявшие перед советскими органами безопасности, намного превосходили их возможности, а потому самое незначительное сопротивление на местах становилось для них серьезной угрозой. На Западной Украине почти все население отказывалось повиноваться советской власти. Патологическая ненависть к русским служила питательной средой для массовой оппозиции. Этот регион был отвоеван у немцев и повторно присоединен к СССР, но не был усмирен и поставлен под советский контроль. К тому же, Западная Украина не была одна.
На всей ранее оккупированной немецкими войсками территории, советская власть столкнулась с трудно разрешимыми проблемами: нужно было ликвидировать уголовные банды (борьба с ними достигла апогея в 1947 г.), найти и уничтожить коллаборационистов (до мая 1945 г. продолжавших диверсионную работу в тылу советских войск), восстановить гражданский правопорядок и дисциплину в районах, уставших от войны, где население хорошо научилось сопротивляться мероприятиям государственной власти. Когда Советы пытались призвать в армию местное население, мужчины уходили в леса, присоединяясь к партизанским группам, или дезертировали в массовом порядке, скрываясь от властей. Когда после войны Советы пытались добиться более высокой явки на выборах, большинство жителей края на время исчезало в неизвестном направлении.
Существовала также проблема кадров. Наиболее опытные специалисты до конца 1945 г. были на фронте. Позднее на всей занятой советскими войсками территории Центральной и Восточной Европы Советы столкнулись с большими проблемами формирования оккупационных правительств и подавления протестов со стороны местного населения. Работать на местах направлялись партийные работники и руководители районного звена, не имевшие почти никакого боевого опыта и практически не получавшие поддержки со стороны местных жителей. И от этих людей ожидали, что они смогут выследить и уничтожить испытанных в боях подпольщиков-повстанцев. Немногие настоящие специалисты поначалу оказывали лишь самое незначительное влияние на положение в регионе[125].
