Я посмотрела на него. Никакое это, конечно, не вложение денег, но в данный момент меня это не волновало.

— Что-нибудь еще хочешь? — спросил он.

— Может, тональный крем? — робко сказала я. — И помада мне понравилась.

— Тогда берем и то и другое, — объявил Антон. — И конечно, тушь положите, — добавил он. — После всех трудов было бы преступлением ничего у нее не купить, — шепнул он мне, пока Руби, нагнувшись, доставала для меня косметику.

Напоследок Руби пихнула в пакет несколько бесплатных образцов.

— Фантастика! — обрадовался Антон. — Как это мило с вашей стороны.

Руби, ошеломленная его благодарностью, прибавила еще горсть образцов. Я улыбнулась себе под нос.

Антон держался раскованно, и мне нравилось, что он всем нравится. Он напропалую флиртовал, но без пошлости.

Потом Руби протянула нам глянцевый пакет, и мы ушли.

Настроение у меня было приподнятое: от покупок, от того, что я хорошо выгляжу, от давно забытого ощущения новизны и чистоты.

— Не хочу домой.

— Вот и отлично, потому что домой мы не пойдем. Зулема на посту. А мы с тобой идем в свет.

Он повел меня в закрытый клуб в Сохо, где, как оказалось, он знает всех и вся. Но мы сели в отдельной кабинке, обитой кожей, подальше от публики. Антон не спрашивал, что я буду пить; сегодня мы могли пить только шампанское. Я сидела в своей новой одежде, с новым лицом и на время забыла, что у нас в доме разгром, что полы засыпаны сахаром, а вездесущая Джемма источает зло.

Сегодня я была великолепной, красивой и безумно влюбленной женщиной.

Кудесница из салона красоты в Сохо замечательно распушила мне волосы, Антон очень потрудился над моими ногтями, а новая одежда и сапоги сидели на мне как влитые.

И только в последнюю минуту перед эфиром я поняла, что меня пригласили на передачу потому, что она была посвящена теме уличных грабежей. Ни я, ни мои книги никого не интересовали, им только надо было знать, как меня ограбили.

— Вас увезли в больницу? — преувеличенно озабоченным голосом спросила одна из «сердобольных» ведущих.

— Нет.

— Нет? О господи. — Она была настолько разочарована, что пришлось рассказать, как я боялась выкидыша. От этого она малость повеселела.

Вечером мне звонили Вив, Баз и Джез и говорили, как они мной гордятся. Еще звонила Дебс.

— Я знаю, с деньгами у вас туго, но это не значит, что надо ходить в лохмотьях. — Это она о моей потрясающей новой блузке. — Ха-ха-ха, — зазвенела она колокольчиком.

В сентябре судьба то отворачивалась от нас, то снова нам улыбалась.

Большую часть лета Антон с Майки провели, готовя крупную, выгодную сделку — захватывающий сценарий, финансирование из трех надежных источников, согласие на работу в фильме от молодой популярной актрисы Хлои Дрю и от многообещающего режиссера по имени Сурета Павел. Эта сделка могла перевернуть судьбу «Ай-Кона»; и все шло гладко, контракты были готовы к подписанию, как вдруг сценарий привлек чье-то внимание в Голливуде. В мгновение ока его увели, и вся конструкция рухнула, как карточный домик. Это ввергло Антона в тяжелую депрессию.

Его отчаяние меня пугало, поскольку обычно все неудачи он принимал с неистребимым оптимизмом. Но за последнее время у него сорвалось столько сделок, что он сломался. Он называл себя неудачником, ругал за то, что не оправдал наши с Эмой надежды, и даже начал поговаривать о другой карьере.

— Пойду, например, в бармены, — говорил он, лежа в постели. — Или в пчеловоды.

Зато его тяжелое настроение оказало положительный эффект на наших рабочих. Без наших понуканий они тихо установили три из четырех новых перемычек и даже начали штукатурить хозяйскую спальню.

Целую неделю Антон не ходил на работу.

— У меня сил нет, — объяснил он. — С таким трудом добываешь хороший материал! Это был наш шанс. Теперь мне кажется, нам никогда не выкарабкаться.

Он много времени проводил с Эмой. Каким-то чудом ему удалось отпустить на эту неделю Зулему. Я подозревала — но не спрашивала, — что он ей заплатил, чтобы она не появлялась.

Антон стоял в дверях моего кабинета и смотрел, как я печатаю. На его лице отражались противоречивые чувства.

— Ты слишком много работаешь, — произнес он и покричал в холл: — Эма, ты где?

Эма вошла в красном с синим полосатом комбинезоне. Антон с нежностью за ней наблюдал.

— Ты похожа на венгерского тяжеловеса образца пятьдесят третьего года, — заключил он в результате осмотра.

Я поняла, что дело идет на поправку.

Однако он так и не стал прежним Антоном. Без конца говорил о том, как много я работаю, что деньги в семью приношу я одна, что, если бы не я, мы бы бедствовали.

Меня это пугало. Хотя на тот момент я действительно выступала в роли добытчицы, я не считала, что так будет всегда. На самом деле я находилась в непрерывном ожидании, пока Антон, с его идеями и неиссякаемой энергией, начнет вдруг зарабатывать настолько, чтобы мы почувствовали уверенность в завтрашнем дне. Мне не нравилось, что все у нас — от жилища до последнего куска еды в холодильнике — приобретается на мои деньги.

В последний день сентября пришел чек на первые авторские отчисления от «Мими». Сумма оказалась неправдоподобно велика — сто пятьдесят тысяч, — и я подумала, уж не розыгрыш ли это. От гордости и волнения я зарыдала. Я сняла с пропыленной полки экземпляр книжки и долго смотрела на все эти маленькие буковки, которые принесли нам такие деньги, что теперь мы можем не опасаться за кредит. Это было какое-то чудо. Не верилось, что книжка, начинавшаяся так неудачно, вдруг завоевала грандиозную популярность.

Антон сфотографировал меня с чеком в руке, как победительницу каких-нибудь соревнований, после чего я распрощалась с деньгами — они почти все уже были расписаны. В банк, рабочим, на пополнение карточного счета…

— Только мы с тобой так умеем: сегодня у нас в руках чек на сто пятьдесят тысяч, а назавтра уже опять без гроша! — сказала я.

— Но мы же их с толком потратили! — возразил он. — Посмотри на нас: взрослые, ответственные люди. Мы внесли первый платеж по ссуде, теперь наш дом у нас никто не отнимет.

Я поморщилась. Мне не нравились шутки насчет передачи дома в другие руки.

— Прости, — заметил Антон. — Что-то я разошелся.

— А второй платеж мы должны внести…

— Тринадцатого ноября, когда у тебя уже будет подписан новый договор с издательством. — Он помолчал. На него снова накатило дурное настроение. Только не сегодня! Сегодня у нас есть все основания веселиться. — Ненавижу себя за то, то ты одна волочешь всю семью.

— Не надо, — взмолилась я. — Хотя бы сегодня ты не должен себя ненавидеть. Сделай перерыв.

— У меня депрессия!

Звонила Миранда Ингланд.

— Это гормоны, — сказала я. — Такое с беременными случается.

— Это не гормоны. Это чертов «Амазон». Я полезла в Интернет — зачем я только это сделала? — и оказалось, что моя последняя книга набирает в среднем по три с половиной балла. А предыдущей давали пять! А уж какие отклики — и сказать стыдно.

— Ну что вы, — безуспешно принялась успокаивать я. — Там, бывает, такое пишут…

— Вам легко говорить, — угрюмо произнесла Миранда. — Я посмотрела сайт «Мими». Они вас обожают. Почти каждый ставит пять баллов. Была б их воля, и шесть бы поставили.

Зря я это сделала.

Распрощавшись с Мирандой, полезла на «Амазон», нашла форум по «Мими» и несколько минут умилялась, читая хвалебные, пятизвездочные отзывы читателей.

Но… за взлетом — падение, ибо после этого — и тут мне надо было себя остановить — я стала искать, нет ли чего про «Кристальных людей». Тираж ожидался в конце октября, но первая партия уже продавалась в аэропортах.

Я набрала в строке «поиск» название книги и с волнением обнаружила, что кое-какие отклики уже выложены! Пока всего три, но — лиха беда начало.

Тут я увидела заголовок первого отзыва, и мне стало не по себе. Он гласил: «Бред». Автор — какая-то читательница из Дарлингтона.