Забудь-об-этом.

И я позвонила Коди.

— Как жизнь в тайном ордене? — спросила я.

— Неплохо. Овсянка сегодня особенно удалась.

Он прищелкнул языком, а я так и представила, как он закатывает глаза.

— Тебе в ближайшее время в Лондон ни за чем не надо? — спросила я.

— Нет, но тебе, я слышал, надо. Я сдалась.

— Не исключено. Съездишь со мной?

— Если ты поедешь затем, чтобы повидаться с этой агентшей, то да. А когда?

— На той неделе сможешь? К примеру, в среду?

— Отлично, на среду назначу мигрень. А теперь позвони Сьюзан.

ТО: Susan…[email protected]

FROM: Gemma [email protected]

SUBJECT: Спасибо и прости

В среду я собираюсь к Жожо Харви. Спасибо, спасибо и еще раз спасибо, что это устроила. Ты права, я бы ни за что этого не сделала, если бы не ты. Прости, что не отвечала на звонки, это не со зла — я просто была в легком шоке. Коди едет со мной, на работе скажет, что у него мигрень, а я сошлюсь на «критические дни». Я тебе позвоню, когда в Сиэтле будет не ночь.

Целую крепко, крепко.

Твоя благодарная подруга

Джемма.

После той ночи, когда я от него удрала, Оуэн мне так и не позвонил, что, на мой взгляд, было очень смешно. Кое-кто скажет, что, получив от меня все, что хотел, он потерял ко мне интерес. И должна признаться, когда я с кем-то сплю впервые, это для меня всегда щекотливый момент: я внутренне готова к перемене соотношения сил, к тому, что он вдруг отдалится, оставив у меня чувство утраты. Но с Оуэном, уж не знаю почему, мне было все по фигу, и я позвонила ему как ни в чем не бывало.

— Оуэн, это Джемма. Давай сходим куда-нибудь в пятницу вечером. — Как если бы мы расстались лучшими друзьями.

— Ну у тебя и характер.

— Не всегда, — призналась я. — Это ты на меня так действуешь. Ну так как?

— Опять удерешь посреди ночи?

— Да, но на то есть причина. Давай встретимся, я тебе расскажу.

Конечно, устоять он не смог и в пятницу в восемь часов опять ждал меня на коварной лестнице, ведущей в «Крэш».

— Дежа-вю, — просияла я. — Классная рубашка. — Рисунок был другой, но не менее крутой.

Ни улыбочки. Но я продолжала скалиться, и он в конце концов не выдержал и тоже расплылся. Потом, сам удивляясь тому, что делает, обхватил меня обеими руками и поцеловал. Это был очень милый поцелуй, затянувшийся намного дольше, чем мы оба предполагали, так что мы оторвались друг от друга лишь тогда, когда кто-то возмутился: «Пройти-то дайте!»

— Итак, какая причина заставляет тебя удирать от меня посреди ночи?

— Вполне уважительная. Возьми мне выпить, и я тебе расскажу.

Я поведала ему все по порядку, подробнее всего — о том, что маму нельзя оставлять одну на всю ночь, поскольку у нее тогда случаются ложные сердечные приступы.

— Надо отдать ей справедливость, она очень старается не висеть на мне камнем, но мы пока еще не вышли из опасной зоны. Ну, что? Теперь видишь, что мое бегство никак не связано с тобой, а?

— Мне не хотелось тебя отпускать. — Это прозвучало одновременно угрюмо и эротично.

Учитывая обстоятельства, я сочла разумным ответить:

— А мне не хотелось уходить.

Вечер прошел в легком флирте, с прикосновениями и ответными прикосновениями, поглаживанием рук и многозначительными взглядами, и мы оба довольно-таки сильно возбудились. Мы проторчали в «Крэше», пока нас не выставили, а выйдя на улицу, стояли очень, очень близко друг к другу, и он спросил:

— Что теперь? Еще куда-нибудь?

— Давай поедем к тебе, — сказала я и, как многоопытная искусительница, тронула пуговицу у него на груди.

— И ты опять улизнешь посреди ночи?

— Да.

— Тогда тебе туда нельзя.

Я в изумлении взглянула на него — он не шутил!

— Оуэн, но это же глупо! — Я-то рассчитывала на перепихон, у меня проснулся вкус к этому делу.

— Если тебе нельзя остаться до утра, я не хочу, чтобы ты вообще приходила.

— Но я же тебе объяснила, в чем дело! Мне надо домой к маме.

— Тебе тридцать два года! — прокричал он. — Такое я готов принять от шестнадцатилетней дурочки.

— Так пойди и найди себе шестнадцатилетнюю дурочку.

— Вот и хорошо.

Он повернулся и зашагал прочь, очень злой и немного ошарашенный. Я выставила руку и поймала такси. От негодования меня трясло. Я села в машину.

— В Килмакуд.

Машина уже тронулась с места, когда дверь распахнулась, и на меня плюхнулся Оуэн.

— Я с тобой.

— Не поедешь.

— Нет, поеду.

— Вот мама обрадуется, когда тебя увидит. Вылезай!

— Остановите машину! — Мы и так почти не двигались, но водитель покорно встал у тротуара. Оуэн, однако, продолжал сидеть. — Мы что, едем к твоей матери? Это обязательно? Почему не ко мне?

— Потому что мне все равно придется уйти посреди ночи.

— О'кей, я знаю, что делать. Едем к тебе на квартиру. Клонскег, пожалуйста, — сказал он таксисту.

— Минуточку. Кто это тебя туда звал?

Он попытался меня поцеловать, но я отпихнула его локтем. Он снова полез, и, поскольку целовался он очень хорошо, я не стала сопротивляться.

Потом он сунул руку мне в вырез топа и двумя пальцами поймал мой сосок; меня пронзило током, и безумно захотелось секса.

Назавтра я была бледна и подавлена. Я учинила пьяный скандал на улице. Я совершила половой акт в такси — точнее, попыталась, к счастью, водитель остановил. И я провела ночь с мужчиной, который называет свои интимные места не иначе как «дядя Дик с близнецами». Если быть точными, то он сказал: «Дядя Дик с близнецами по вашему приказанию прибыли!»

Но знаете что я вам скажу? Это был роскошный секс. Стремительный, азартный, потный и страстный. И в большом количестве.

В промежутке между двумя раундами он зарылся мне в волосы и пробурчал:

— Прости, что я там наговорил про шестнадцатилетку.

Я на него еще злилась, но, чтобы всерьез обижаться, надо быть к человеку неравнодушным, а у меня этого пока не было.

— Ты дурак, я тебя прощаю, — величественно произнесла я.

— Сегодня я виделся с Лорной.

С кем? Ах да, с бывшей подругой.

— Ты расстроился?

— Нет.

Нет, всего лишь был подавлен. Тут до меня дошло, что у нас произошло на улице. Он спорил не со мной, он спорил с кем-то, кого там не было. Но меня это не оправдывает.

Я сочувственно погладила его по руке, потом почувствовала, что его хозяйство вновь встрепенулось, и я повернулась к нему.

— Ну, скажи, скажи, — попросила я.

— Разрешите взойти на борт, шкипер!

В воскресенье после обеда он позвонил.

— Во вторник у меня билеты на рок-концерт.

— Стоять надо будет?

— Да.

— Тогда я пас. Не обижайся, просто я этого не люблю. Возьми кого-нибудь еще.

— Хорошо. — Пауза. — А сейчас ты чем занята?

Я работала — печатала списки для торжества Лесли Латтимор.

— Ничем, — сказала я. Под ложечкой засосало.

— А не хочешь ничем заняться? Я проглотила слюну.

— Например?

— Ты бы что хотела?

Я знала, чего бы я хотела, причем очень сильно.

— Час, — сказала я. — Больше выкроить не смогу. Через двадцать минут в моей квартире. Мам! — покричала я, судорожно запихивая в сумку кое-какие вещи. — Мне надо отлучиться. По работе. Буду часа через два, не позже.

Утром в среду, обменявшись многозначительными репликами с причесанными и ухоженными мальчиками за стойкой, Коди, в костюме и сапогах, умудрился добыть нам разрешение ждать вылета в зале VIP.

— Откуда ты их всех знаешь? — удивилась я.

Коди презрительно отшвырнул пару газет — о гольфе и о рынке ценных бумаг.

— Неужели нельзя хоть один экземпляр чего-то приличного завести? На каждом шагу ведь…

Едва мы вошли в самолет, как бортпроводник заметил Коди и мгновенно зарделся.

— Коди?

— Верно. По крайней мере, сегодня я зовусь так. Но кто знает, в какой из моих многочисленных ипостасей я предстану завтра? — Коди повернулся ко мне. — Пристегни ремень, дорогая. Послушай-ка, ты не посмотришь, я, кажется, не пристегнулся?