И это речет божество, подумал про себя Арданос, радуясь возможности облечься в плащ цинизма: благоговейный настрой был ему тягостен.

– Прости меня, Священная Госпожа, – мягко проговорил друид. – Мысли мои блуждали далеко.

К немалому удивлению жрицы, гость снова встал, беспокойно прошелся взад-вперед и коротко бросил:

– Лианнон, мне тревожно; в Деве ходят слухи – и слухи эти повторил не кто иной как сын префекта, – что Рим, возможно, отзовет свои легионы. Я уже в третий раз об этом слышу; конечно, всегда найдутся горячие головы, которые готовы орать: «Долой Рим», но…

– И слишком многие из тех, кто разносит эти слухи и орет во всю глотку, ожидают – или, по крайней мере, надеются, – что мы воспрянем и станем орать заодно с ними. Я молве не верю, – без околичностей заявила Лианнон. – Но если такое и впрямь случится, мы отлично проживем и без легионов. Разве не об этом молимся мы с тех самых пор, как закованного в цепи Каратака водили по улицам Рима?

– А ты представляешь, какой хаос это вызовет? – спросил Арданос. – Та же самая клика, что орет: «Долой Рим»… – Старику так понравилось собственное выражение, что он повторил его еще раз.

– …конечно же, не понимает, что случится, если их желание исполнится, – докончила за него Лианнон.

«Она знает меня как облупленного; даже теперь мы понимаем друг друга с полуслова», – подумал Арданос. Но доводить эту мысль до конца ему не хотелось.

– Согласен, такая клика была и есть – с тех самых пор, как Цезарь вторгся в Британию и стяжал славу, необходимую ему, чтобы править Римом! И теперь эти бунтари ждут, что мы, жрецы Священной рощи, станем вопить заодно с ними, – и не поймут, если мы промолчим, – промолвил Арданос. – Прямо сейчас я беспокоюсь, как бы это все не вылилось в бесчинства на Белтайн.

– Нет, за Белтайн я бы не волновалась, – отозвалась Лианнон. – Люди приходят на праздник ради игр, и костров, и пиршества, и всего такого прочего. Вот Самайн – дело другое…

– Ты забываешь про «налог людьми» – недавние поборы подлили масла в огонь, – промолвил Арданос. – Римляне забрали тридцать человек у Бендейгида, всех рабов, которых он освободил, отправляясь в изгнание, когда его объявили вне закона, – и в придачу одного из его домочадцев. Изгнанник, тоже мне! – Друид невесело рассмеялся. – Да Бендейгид сам не знает, как ему повезло; его всего-то навсего выслали за двадцать миль[7] от Девы! И это он еще не знает в точности, скольких людей угнали, а как только выяснит – мало не покажется… что ж, он меня уже как только не честил, и предателем, и еще похуже; пусть бранится – брань на вороту не виснет!

У меня есть разрешение провести Белтайн – я сам съездил к Мацеллию Северу и испросил у него дозволения устроить мирный праздник в честь Цереры – как это делалось последние семь или восемь лет, а поскольку префект меня знает и мне доверяет, римляне не стали посылать сюда легионеров – на всякий случай проследить, чтобы не начались беспорядки и чтобы народ – ну, скажем так, не вздумал поклониться вместо Цереры – Марсу.

Верховная жрица вздохнула. Арданос знал: она вспоминает кровавые дни огня и меча, когда Боудикка приносила человеческие жертвы Богине в благодарность за победу. В ту пору они с Лианнон были так молоды – и ни минуты не сомневались, что сумеют вернуть былую славу, нужно только немного храбрости да острый меч!

– Если возникнет смута, да что там, если хоть какой-нибудь шум поднимется, ты не хуже меня знаешь, что нас всех под корень вырежут. Но откуда ж мне было знать, что легионеры только что прошли через здешние земли и увели три десятка наших славных ребят гнить в вонючих Мендипских рудниках?

Но он же архидруид, ему должно быть известно все на свете – он обязан предугадывать все замыслы римлян. Ему полагается быть готовым к любому произволу со стороны захватчиков.

– Если я в последний момент отменю церемонии, это, чего доброго, вызовет волнения даже там, где до поры все было спокойно. Мне попробовать? А что, уже были какие-то вспышки недовольства? В ответ на то, что рабочих угнали на рудники?

– Не уверен, – покачал головой Арданос. – Но, похоже, кто-то попытался сделать так, чтобы сын префекта… исчез.

– Сын префекта? – Лианнон изогнула тонкую бровь, словно недоумевая, кому и какое до него дело. – В знак протеста – или чтобы создать неприятности местным? Бендейгид скорее перебил бы солдат, явившихся за рабочими, разве нет?

– Он нашел мальчишку в ловчей яме и спас его от верной смерти, и теперь юнец гостит в его доме.

Мгновение Лианнон глядела на него во все глаза – а затем расхохоталась.

– И твой зять Бендейгид не знает, кто его гость?

– Парнишка очень похож на свою мать, а она была из племени силуров; его приняли за одного из наших, а у него хватило ума себя не выдать. Но прежде, чем он сможет продолжать путь, ему нужно поправиться. Если с мальчиком что-то случится – а он, насколько мне известно, ни в чем особенном не замечен, ни в плохом, ни в хорошем, – ты не хуже меня знаешь, что во всем обвинят нас. Нас и так в чем только не обвиняют – вплоть до разграбления Трои! В том, что легионы по-прежнему здесь, а не вернулись в Галлию, где им самое место, тоже виноваты мы. Да еще все эти россказни о чудовищных зверствах – старые байки времен Божественного Юлия, да упокоится он в мире, – добавил Арданос, свирепо усмехнувшись. Жрица ничуть не сомневалась, что собеседник имеет в виду нечто прямо противоположное.

– И все-таки пахнет бунтом, – продолжал Арданос. – В стенах Лесной обители ты этого не чувствуешь; да и я мало что вижу – я живу среди римлян слишком давно. Но мое дело следить, куда ветер дует. Подмечать знаки и предвестия. Например, куда вороны летят в полночь. Я говорю о тайном обществе, поклоняющемся Владычице Битв.

Жрица рассмеялась.

– Ох, Арданос! Эти полоумные старцы, которые приносят жертвы Катубодве, ворожат и гадают по птичьим потрохам – да они глупее легионеров с их священными курятниками! Как можно воспринимать их всерьез?

– Так было до недавнего времени, – кивнул Арданос. Он отметил про себя, что внезапно очень радуется возможности рассказать Лианнон что-то, чего она не знает. В былые дни жрицы участвовали в советах наравне с друидами, но после разорения Моны друидам, чтобы выжить, пришлось научиться скрытности. Случалось даже, что архидруиду приходилось действовать самому, на свой страх и риск. Порою Арданос задумывался, а не слишком ли далеко они зашли – наверное, жрицы исполняли бы волю Совета куда успешнее, если бы при принятии решений их мнение тоже учитывалось. Тогда он не чувствовал бы себя таким одиноким, оказавшись лицом к лицу с неразрешимой проблемой.

– Именно так все и было еще года три назад. И тут внезапно вместо дряхлых жрецов и гадателей, откуда ни возьмись, у нас тут орава юнцов, все – не старше двадцати одного года и в большинстве своем рождены на Священном острове, – и все они считают себя новым воплощением Священного отряда…

– А, эти дети! Памятуя о том, как они появились на свет, меня это не удивляет. – Лианнон наморщила гладкий лоб: она начинала понимать.

– Вот именно, – кивнул Арданос. – Кинрик, воспитанник Бендейгида, один из них, а мой зять, тот еще фанатик, конечно же, не преминул поделиться с мальчишкой своими политическими взглядами.

Лианнон побледнела.

– И как же так вышло, позволь узнать?

– Я не думал, что это важно; все случилось еще до того, как моя дочь Реис стала женой Бендейгида, а я тогда его почти не знал. К тому времени, как я понял, сколько неприятностей могут причинить эти двое, было уже слишком поздно. Кинрику не терпится продолжить дело приемного отца. Они вдвоем с Бендейгидом сумели отыскать почти всех остальных мальчишек – и вот вам, пожалуйста, Братство Воронов, тайное общество с громким именем, готовое действовать…

– Если с тобой или со мной что-либо случится… – Друид, поморщившись, покачал головой. – Они попытаются отомстить Риму за позор своих матерей, и кто их удержит? Отсюда и до самых озер в народе уже вовсю судачат о том, что эти парни-де – новое воплощение великих героев прошлого.