Лисси... ты могла бы себе предста­вить, что я...?

Относительно тебя я многое могла бы себе представить, — перебила ее Лисси, мысли которой неотступно кру­жили вокруг пропавшего учителя. Она лихорадочно перебирала варианты, ка­ким образом его можно вернуть, но — увы! — ее голова была как чердак после того, как его идеально вычистили, — аб­солютно и безнадежно пуста.

Вполуха она услышала, что Тинка го­ворит что-то о мании преследования, но не придала этому значения и ничего не ответила. Повисла пауза. Лисси ускори­ла шаг, чтобы как можно быстрее при­ступить к поискам подходящего закли­нания, способного вызволить господина Ваннэ.

— Эй, ты меня, кажется, совсем не слушала, — обиделась Тинка, — Между тем речь идет о моем здоровье. Я дейст­вительно хотела спросить тебя о чем-то важном.

Ну да... и о чем же? — Лисси рассе­янно посмотрела на сестру.

Ты можешь себе представить, что я страдаю манией преследования?

Лисси склонила голову набок и с сомнением окинула Тинку взглядом из-под насупленных бровей:

—   Манией преследования? Ага! Это означает, что ты немного сбрендила и все время думаешь, что за тобой кто-то следит? Ведь так?

Тинка судорожно сглотнула и кивну­ла головой. У нее вообще была склон­ность воображать у себя разные болез­ни, о которых она читала в маминых журналах.

—   Самое большее, что у тебя может быть, это завихрение в мозгах! — вне­запно выпалила Лисси. — Успокойся лучше и помоги мне!

Тинка возмущенно уперла руки в бока.

—   Завихрение в мозгах? И это все, что ты можешь сказать? У меня, возможно, в самом деле очень серьезная проблема!

У тебя и вправду есть очень серьез­ная проблема, — ответила Лисси. — Твоя проблема — это я! Хотя именно я отпра­вила господина Ваннэ неизвестно куда и он исчез по моей вине, но ведь и ты нахо­дилась рядом и, следовательно, тоже в этом замешана, Знаешь, как говорится: «Вместе попались, вместе в петле болта­лись». — И она изобразила рукой петлю, которая стягивается вокруг ее шеи, затем приподнялась на цыпочки, будто ее та­щат вверх, и закатила глаза. При этом Лисси захрипела, словно ее душат. И вдруг очень серьезно сказала: — Помя­ни мое слово, Тинка, у нас обеих еще бу­дет из-за этого столько неприятностей, что голова пойдет кругом. Это случится, если мы не вернем господина Ваннэ.

Очень для тебя характерно! Вполне в твоем духе! — задиристо возразила Тинка. — Ты, как всегда, думаешь толь­ко о себе.

В точности, как и ты! — фыркнула Лисси.

Все думают только о себе, и лишь я одна думаю обо мне! — с серьезной миной заявила Тинка.

— Эй... что ты сказала? Не смей де­лать вид, будто ты святая! — После не­которого размышления до Лисси все же дошло, что именно сказала Тинка. — Вечно ты со своими хитроумны­ми фразочками, — проворчала Лисси и попросила красную входную дверь от­крыться.

Тинка, однако, не вошла вместе с ней, а вернулась к садовым воротам, вышла в переулок и долго-долго глядела нале­во, затем направо.

«Вероятно, я и вправду больна, — уныло пробормотала она. — Острая форма мании преследования». Девочка не могла отделаться от чувства, что кто-то постоянно находится рядом и следит за ней. Но сколько ни озиралась она во­круг, так никого и не увидела.

Тяжело вздохнув, Тинка вернулась в дом, где Лисси лихорадочно листала все новые и новые колдовские книги.

Однако пора наконец сказать, что Тинка вовсе не страдала манией пресле­дования. Чутье не обманывало ее. Не прошло и минуты после ее ухода, как некто вынырнул у самого входа в сад, ловко вытащил из-за пазухи сложенную записку и воткнул ее между перекладинами ворот. Затем незнакомец исчез — так же быстро, тихо и незаметно, как появился.

Тинка уселась на пол возле Лисси и не глядя взяла первую попавшуюся книгу.

В прихожей раздался пронзительный крик коршуна. Это была не живая пти­ца, а всего лишь деревянная резная фигура в виде коршуна, который, на­хохлившись, сидел на короткой дере­вянной ветке, прикрепленной около входной двери, и исполнял роль двер­ного звонка.

Там кто-то есть! — сказала Тинка внезапно осипшим голосом и бросила вопросительный взгляд на Лисси.

Если это один из мальчишек, я на­колдую ему ослиную голову, — пригро­зила Лисси. Но как только Тинка на­помнила ей то, что Лисси и без нее отлично знала, а именно, что они име­ют право желать другим только доброе и хорошее, Лисси яростно выкрикнула прямо ей в лицо: — Ослиная голова — очень хороший вариант для баранов по сравнению с их прежними дурацкими мордами!

—   Лисси, не надо! — постаралась уре­зонить ее Тинка.

Но Лисси не слушала, она встала пе­ред деревянным коршуном, сосредото­чила на нем пристальный взгляд и спро­сила, кто стоит за дверью.

Никто! — прохрипел коршун.

Зачем же ты кричал? — напала на него Лисси.

Деревянный коршун гордо вскинул голову и разразился клохчущим сме­хом.

—   Если ты и дальше будешь так себя вести, я превращу тебя в опилки, — пригрозила разозленная Лисси, однако коршуна это, похоже, не беспокоило.

Огромными шагами Лисси поспеши­ла к садовым воротам. Притаившись за кустами, Тинка следила за сестрой. Она видела, как Лисси вытащила торчавший в щели листок и развернула его.

—   Тинка! — вдруг панически закрича­ла Лисси и бросилась к дому.

Издалека Тинка могла различить только какие-то цветные пятна. Чуть не налетев на сестру, которая внезапно встала у нее на пути, Лисси молча суну­ла записку ей под нос.

Наклеив разноцветные буквы, выре­занные из журналов, на бумажный лист, кто-то составил анонимное послание:

Нам вСе изВеСтно! ЖиЗНь учитЕЛя — на

вашей Совести! Покиньте этоТ дом

Навсегда! ИНАче мы Сообщим в полициЮ I

Лисси крепко стиснула зубы и сде­лалась белой как мел, особенно вокруг носа. Ей стало страшно. Тинка бросила записку на землю и стала как сумасшед­шая тереть уши, надеясь таким образом успокоить свое разбушевавшееся сердце.

Все вокруг девочек, казалось, замер­ло. Словно одурманенные, они нетвер­дыми шагами возвратились в дом. Их ладони были влажными от волнения.

«Жизнь учителя — на вашей совес­ти!» Эта фраза, как железная пуля, сту­чала в головах обеих девочек все силь­нее и сильнее:

Жизнь учителя -—на вашей совести!

...учителя — на вашей совести!

...на вашей совести!

— Кому-то очень хочется обвинить нас  в том,  что  мы убили господина Ваннэ, — чуть слышно пробормотала Тинка.

Лисси ответила еле заметным легким кивком, как будто из ее головы могло что-то выпасть. Сердце ее не бушевало, как у Тинки, но удары его были на­столько тяжелы и сильны, что, казалось, в любую минуту оно могло замереть и остановиться.

Это... действительно так и выгля­дит, — с трудом произнесла Лисси. — Господин Ваннэ в наш дом пришел, но никто не видел, как он отсюда ушел. Можно подумать, что мы его здесь уко­кошили и зарыли в подвале.

Но ведь мы не убийцы! — едва слышно прошептала Тинка. Мысли ее словно увязли и окаменели. В голове не мелькало никакой, даже самой нелепой идеи, что теперь следует делать.

Лисси растерялась. Она привыкла мчаться вперед, не разбирая дороги, и рас­сматривала любую проблему как барьер, который нужно преодолеть с наскоку. Но сейчас она чувствовала себя так, будто стоит перед стеной высотой с километр.

Девочки словно целую вечность не­подвижно просидели на корточках возле софы, безмолвно уставившись в пустоту. Они почему-то надеялись, что время тоже остановится, но этого не произош­ло. Часы на запястье Лисси дважды ле­гонько пискнули, и это означало, что ча­совая стрелка прошла полный круг. Бы­ло уже два часа пополудни.

Казалось, всего через несколько ми­нут часы пискнули снова, на этот раз звук был только один и тоном ниже.

Половина третьего.

Половина третьего? Полчаса пролете­ли как одно мгновение.

Лисси медленно встала и взяла у Тинки записку. Неловко ступая на за­текших ногах, она вышла в прихожую и показала ее коршуну.