Мы замолчали, слушая мерный стук колес. Мне стало легко и стыдно одновременно: ведь Марш теперь знает, что я была воровкой. Наконец, я виновато сказала:

– Я знаю, что воровать грешно, но мне нечем было кормить детей. Пожалуйста, не думайте обо мне дурно.

Он очнулся от своих мыслей и так посмотрел на меня, как будто мои слова его потрясли.

– Думать о вас дурно, мисс Люси? Не бойтесь, я никогда не буду думать о вас плохо. Я видел голод, и мне нетрудно представить, в какой ситуации вы оказались. Вы рисковали и могли получить увечье ради детей, которые от вас зависели, – он играл желваками. – А они презирают вас за то, что вы не умеете размешать чай, как положено!

Вот тут я заплакала, взяв его под руку и уткнувшись ему в плечо: я была счастлива, что он по-прежнему мне друг.

С Чаринг-Кросс мы пошли на Грейз Инн пешком. Я попросила об этом. Отчасти, потому что так было легче разглядывать улицы, дома, коляски и прохожих, но еще и потому, что я очень волновалась и мне хотелось оттянуть встречу с адвокатом. Никто бы не подумал, что Марш – дворецкий. На нем был прекрасно сшитый, хоть и немного старомодный, костюм и серый галстук с маленькой жемчужной булавкой, черный котелок, в руке – зонт. Он держался прямо и легко двигался. Как странно, что в первый раз я приняла его за очень пожилого человека.

Дорога заняла у нас полчаса. Мы шли через Ковент-Гарден, огромный рынок фруктов и овощей, где сотни груженых повозок теснили друг друга в невероятном хаосе. Но Марш объяснил мне, что сейчас на рынке – затишье. Самый разгар торговли – утром.

В Холборне я увидела омнибус. В нем было полно пассажиров. Пятеро сидели на длинной скамейке, над кабиной водителя. С обеих сторон кабины тоже были скамейки. Если бы не предстоящий разговор, камнем лежавший на сердце, я бы пришла в восторг от того, что видела. Грейз Инн была большой площадью, окруженной с трех сторон высокими зданиями и тяжелой решеткой – с четвертой. В центре был прямоугольный газон с деревьями.

– Вы хотите, чтобы я пошел с вами, мисс Люси? – спросил Марш, когда мы остановились на углу. – Я могу подождать в приемной, пока вы будете говорить с адвокатом.

Я колебалась. Мне было бы легче в его присутствии, но я собрала все свое мужество и сказала:

– Мне кажется, я должна сама.

– Очень хорошо, – он одобрительно кивнул. – Я подожду на той скамейке под деревом, – он показал зонтиком. – Пожалуйста, поймите, что нет необходимости мне рассказывать, мисс Люси. Я не хочу быть назойливым, я не стану задавать вам вопросы, когда вы вернетесь. Я рекомендую вам поступить так, как посоветует адвокат. Так будет лучше всего.

Две минуты спустя я стояла перед дверью с медной табличкой, на которой было написано: «Герлинг, Чиннери и Бренд». В дальнем углу газона Марш усаживался на скамейку. Когда я позвонила, дверь мне открыл худой пожилой человек в черном костюме и белой рубашке с очень высоким воротничком. Он предложил мне войти, проводил через холл в затхлую комнату, на столе в которой валялось несколько номеров «Панча», предложил мне сесть и спросил, по какому делу я пришла.

Я глубоко вздохнула и произнесла заранее приготовленные слова.

– Я – миссис Николас Сэбин. Мой муж умер за границей шесть месяцев назад. Он просил меня прийти сюда именно в это время и встретиться с его адвокатом. У меня с собой документы, включающие и завещание, составленное мужем незадолго до смерти.

Маленький седой человек серьезно кивал в такт моим словам, но не выразил никакого удивления.

– Понятно, миссис Сэбин. Пожалуйста, примите мои соболезнования. Я – старший клерк фирмы, но ваш муж бывал здесь редко, и я его не припоминаю. Не могли бы вы сказать, с кем из партнеров фирмы он имел дело?

– О! Вы имеете в виду мистера Герлинга или других?

Он грустно улыбнулся.

– С нами нет больше ни мистера Герлинга, ни мистера Бренда. С некоторых пор в фирме другие партнеры, миссис Сэбин.

– Я не знаю, с кем из них мистер Сэбин имел дело, извините.

– Ничего страшного, миссис Сэбин. Не могли бы вы подождать несколько минут, пока я узнаю. Если желаете, можете посмотреть журналы. Боюсь, «Панч» уже не тот, что был раньше. Слишком радикальный. Тем не менее…

Голос его затих, пока он медленно шел по комнате. Я взяла журнал, но ничего понять не смогла. Минут через пять он вернулся и проводил меня по широкому коридору к последней двери. Он постучал, открыл дверь и придержал ее, чтобы я вошла.

– Миссис Николас Сэбин! – объявил он. Я поблагодарила его, улыбнувшись, и вошла.

Эдмунд Грешем встал из-за большого письменного стола и сказал:

– Доброе утро, миссис Сэб… – он запнулся. Дверь за мной тихо закрылась.

Эдмунд? Я уже немного успокоилась, как только процедура, которой я так боялась, началась, а теперь остолбенела. Эдмунд был не менее потрясен. Мы молча смотрели друг на друга, и я понимала, что он не верит своим глазам. Но он первым пришел в себя.

– Вы, Люси? Что все это значит?

– Извините, я понятия не имела… Мистер Сэбин не говорил, что это вы. Я хочу сказать, что он просто написал адрес. Адрес и название фирмы. Я не знала, что это ваша фирма. Я хотела сказать, что я не знала, что это та фирма. Я хотела сказать, та фирма, в которой вы работаете…

Окончательно запутавшись, я замолчала. Эдмунд пристально смотрел на меня. Он обошел стол и пододвинул ко мне стул.

– Садитесь, Люси. Отдышитесь. Мы должны поговорить спокойно. – Он вернулся к столу и сел, сцепив руки. Лицо его было серьезным.

Постепенно мне удалось оправиться от потрясения, и я смогла немного собраться с мыслями. Я знала, что Эдмунд является партнером в адвокатской фирме, но он редко рассказывал о своей работе обитателям «Высоких зарослей» и никогда не упоминал при мне названия своей фирмы. То, что он оказался поверенным Николаса Сэбина – потрясающее совпадение… или не совпадение? Когда я оказалась соседкой Роберта Фолкона, я решила, что это простая случайность. Но две семьи были связаны между собой сокровищем китайского вождя. Николас Сэбин искал ответ на ту же загадку. Может быть, не стоит удивляться, что Эдмунд Грешем оказался его адвокатом?

Я никак не могла решить, с чего начать. Но Эдмунд сказал:

– Мне кажется, будет лучше, если я вам задам несколько вопросов, Люси, а затем мы приступим к обычной процедуре. Итак. Вы одна приехали?

Я покачала головой.

– Нет. Сегодня у Марша выходной. Ему разрешили показать мне Лондон. Когда мы ехали в поезде, я попросила его отвести меня сюда. Он ждет на скамейке на улице.

– Мои родители ни о чем не знают?

– Нет. Я расскажу им, когда вернусь. Я не могла им рассказать, потому что дала обещание. Понимаете…

– Минутку, Люси. Мы займемся всеми почему и зачем позже. Мне сначала нужны простые факты, – он посмотрел на меня с любопытством. – Вы утверждаете, что вы – миссис Николас Сэбин?

– Да.

– И ваш муж умер?

– Да.

– Вы можете это доказать?

– Да, Эдмунд. – Я вынула из сумочки конверт и протянула ему. Он достал бумаги и стал молча читать. Прошло несколько минут.

– Хм! – наконец пробормотал он. – Это, конечно, можно предъявлять в суде, если до этого дойдет. Уж Ник-то знал, что делать. – Он взял письмо, которое Николас Сэбин написал мне перед смертью. – Вы знаете, почему он хотел, чтобы вы пришли ко мне только через шесть месяцев?

– Нет.

– Понятно. Вы кому-нибудь об этом рассказывали? Роберту Фолкону, например?

– Нет. Я сказала Маршу, что мне нужно сюда, потому что в Китае я дала обещание человеку, которого должны были казнить. Но я не назвала имени мистера Сэбина.

– Казнить? – брови Эдмунда поползли вверх, и впервые я услышала в его обычно холодном голосе настоящее удивление. – Вот, значит, как он умер. Боже!.. Бедный Ник. На этот раз ему не повезло. Думаю, теперь вам следует рассказать мне все с самого начала, Люси.

Я немного успокоилась. Я совершенно не боялась Эдмунда и чувствовала, что теперь моя очередь задать вопрос.