– Как мисс Протеро? – спросила я Юлан. – Малышка в порядке? – Я не дала ей возможности ответить и затараторила дальше: – Извини, я не смогла вчера приехать, пришлось задержаться, но я привезла много-много еды. Уведи малышей, и пусть они посидят тихо, пока мы со старшими разгрузим повозку.

Через двадцать минут повозку благополучно разгрузили, провизию сложили в кладовой, и я собрала детей в классе, дав им задание переписать слова новой молитвы на новых карточках. Пока дети писали, я отправилась в кухню. Юлан только что перепеленала Кими и укладывала ее в кроватку. Войдя, я сразу увидела еще одного младенца, совсем крошечного: всего несколько дней от роду. Ребенок был завернут в лоскут одеяла и лежал в ящике с сеном, стоявшем на столе.

– Женщина по имени Лан Пинг из деревни принесла вчера вечером, – пожав плечами, сказала Юлан. – Девочка, конечно. Муж хотел выбросить в реку.

– Нам нужно ее кормить? – спросила я. Я беспокоилась, потому что с новорожденными это вечная мука. Многие малыши отказывались от разбавленного водой молока, единственного, чем мы могли их кормить, и иногда умирали.

– Я строго поговорила с матерью, – сказала Юлан. – Я слышала, как ты с ними разговариваешь, Луци. Она будет приходить трижды в день кормить девочку. Утром перед работой в поле, вечером после работы и в перерыве. Муж разрешил.

Я вздохнула с облегчением.

– Хорошо. Нужно попросить ее оставлять молоко. Если хранить его в ошпаренной кипятком посуде, можно будет кормить девочку в оставшееся время и ночью. Если у нее много молока, может быть, и маленькой Кими достанется.

Я распеленала ребенка. Она была крошечной, но крепкой и плакала, как здоровый младенец. Я принесла новое одеяльце, купленное в городе, тепло укутала девочку и поставила ее ящик рядом с печкой. Она почти мгновенно перестала плакать и уснула.

– Ну, – сказала я, – как мисс Протеро? Она завтракала? Что ты ей сказала, когда она спросила, где я?

Юлан скорбно смотрела на меня своими прекрасными миндалевидными глазами.

– Мне не удалось с ней поговорить, Луци, – прошептала она. – Я обнаружила сегодня утром, когда принесла завтрак, что она умерла. Наверное, она умерла во сне, потому что она так и лежала, как я ее вчера оставила.

Мне показалось, что все рухнуло и Юлан где-то очень далеко.

– Я никому из детей не сказала, Луци. Без тебя я не знала, что делать. Я очень испугалась и молилась, чтобы ты вернулась, – откуда-то донеслось до меня.

С большим трудом мне удалось собраться. По лицу Юлан медленно текли слезы. Я представила себе, какой ужас она пережила, думая, что я могу не вернуться. Мисс Протеро умерла, и вся ответственность за детей ляжет теперь на ее худенькие плечи.

– Ты хорошая девушка, Юлан. Ты правильно сделала, – сказала я.

Она улыбнулась сквозь слезы.

– Я заставила детей спеть утреннюю молитву, хоть она и умерла. Я подумала, что ей бы понравилось.

– Она бы тобой гордилась, – сказала я. – И Ангел Добрых Дел и Грехов напишет об этом в своей книге большими буквами на странице добрых дел. А сейчас оставайся здесь и присматривай за малютками, у меня много дел.

Я шла к мисс Протеро, и в душе теплилась надежда, что Юлан ошиблась. Глупая надежда: как и я, Юлан часто видела смерть и не могла ошибиться.

Я причесала мисс Протеро и надела на нее чистую сорочку. Она еще не полностью окоченела, наверное, умерла чуть заполночь. Она сильно исхудала, и мне было нетрудно самой аккуратно завернуть ее в одеяло, оставив открытым лицо. Затем я спустилась к Юлан.

– Уведем детей подальше, возьмем доску и на ней перенесем мисс Протеро в часовню. – Часовня была крошечным зданием в задней части бывшего храма. – Сегодня я закажу гроб в деревне, а завтра утром, пораньше, отвезу ее в Ченгфу. Доктор Ленгдон и мистер Тэттерсолл помогут мне ее похоронить. Детям ничего не будем говорить, пока не похороним.

Юлан кивнула.

– Они не будут спрашивать, где она. Они уже давно ее не видели.

– Верно. Устроим сегодня генеральную уборку. Уроков не будет, всем работать.

Какое облегчение, когда у тебя столько работы! Работа не давала мне предаваться горю и плакать по мисс Протеро. Работа помогала мне отвлечься не только от скорби, но и чего-то более страшного. Весь день я боролась со своим воображением, услужливо напоминавшим мне о том, что сейчас может происходить с Николасом Сэбином, в этот самый момент, когда я что-то делаю по дому.

К вечеру я так устала, что попросила Юлан уложить детей – задача не из легких. Внизу, в кухне, я искупала новорожденную, покормила ее и уже укладывала на ночь в ящик с сеном, когда услышала звук, который бы никогда не перепутала ни с каким другим. Кто-то открывал большие деревянные ворота миссии, и они громко скрипели. Я выбежала во двор и посмотрела в глазок во входной двери. Входная дверь у нас была прочная.

В ворота въезжал фургон. Такого большого фургона я еще не видела. Двух волов в упряжке погонял человек, ехавший рядом на пони. На нем было толстое пальто и круглая шапка из черного меха. Светила яркая луна, и мне было видно все до мельчайших подробностей. Это был чужак, иностранец, которого я раньше не встречала. На козлах сидел китаец, но рядом с ним – еще один чужак, высокая женщина, тепло одетая, в большой шляпе. Я видела такие на фотографиях в газетах и журналах, которые когда-то мисс Протеро регулярно выписывала из Англии.

Когда я открыла дверь, всадник крикнул по-китайски с сильным акцентом:

– Не бойтесь. Мы друзья.

Я вышла, а он, подъехав, очевидно, хорошо меня разглядел, потому что перешел на английский:

– Все в порядке. Мы из «Англиканской миссии» в Тяньцзине. Я – Стенли Феншоу.

Я испуганно сказала:

– О! Добрый вечер, мистер Феншоу. Он оглянулся и крикнул:

– Мы приехали, Маргарет!

Он спрыгнул с пони и подошел ко мне. Двигался он очень быстро, будто в нем было столько энергии, что невозможно не торопиться. Он сдвинул свою меховую шапку на затылок, и я увидела, что ему около сорока, что лицо у него квадратное и смуглое, а вокруг глаз – глубокие морщины. Если бы не яркие улыбающиеся глаза, лицо его было бы суровым.

– Вы, должно быть, Люси Уэринг, – сказал он.

– Да, сэр. Я – Люси Уэринг.

Он снял перчатку и положил руку мне на плечо.

– Ну, Люси, я уверен, мисс Протеро было очень нелегко, но теперь ее неприятности закончились, и твои – тоже. Боюсь, ей пришлось долго ждать, но мы, наконец, здесь.

Я не знала, плакать мне или смеяться, плохо мне или хорошо. Вот и подоспела помощь после стольких лет борьбы, всего через несколько часов после смерти мисс Протеро, и в тот самый момент, когда мы меньше всего в ней нуждаемся. Я широко распахнула дверь и сказала:

– Входите, пожалуйста, сэр. Вы и ваши друзья, наверное, замерзли. Я приготовлю чай.

Высокая дама спустилась с козел без посторонней помощи. И пока она шла к нам решительным шагом, я увидела, что она англичанка и что у нее рыжие волосы. Кучер-китаец подошел к фургону сзади и помог двум молодым китаянкам выйти из него. В холле рыжеволосая дама сбросила с себя накидку, подбоченилась и огляделась. Пока она оглядывалась, глаза ее наливались яростью. Я не видела раньше рыжих волос, а теперь была просто потрясена тем, что глаза у нее – зеленые!

Когда она заговорила, мне пришлось к ней прислушиваться: у нее был незнакомый мне акцент:

– Куча детей в развалинах, и над ними – семнадцатилетняя девица. Придется поработать, Стенли.

– Да уж, – сказал мистер Феншоу и улыбнулся мне. – Люси, может быть, ты скажешь мисс Протеро, что мы приехали?

– Извините, сэр. Мисс Протеро болела… была прикована к постели несколько месяцев… она умерла вчера ночью.

Наступила долгая тишина. Мистер Феншоу и рыжеволосая дама смотрели друг на друга, затем – на меня.

– Несколько месяцев? – повторил мистер Феншоу. – Ты хочешь сказать, что сама со всем управлялась?

– Да, сэр. Здесь больше никого нет.

Рыжеволосая дама подошла ко мне и обняла за плечи.