6
И были дни и ночи, скудная пища и еще меньше воды. И была Дуани. И был Шандакор.
Страх я потерял. Доживу я до того, чтобы занять свое вожделенное Кресло, или нет, в любом случае здесь было на что посмотреть. Дуани была моей постоянной спутницей. Я с уважением относился к своим обязанностям — еще бы, ведь от этого зависела моя шея! — но оставалось время и для того, чтобы просто побродить по улицам, поглядеть на пышный карнавал жизни, которой не было, и почувствовать тишину и запустение, столь ужасающе реальные.
Я начинал понимать, что это была за культура и как народ Шандакора смог покорить весь мир, не прибегая к силе оружия.
Мы заходили в Зал Правительства — здание из белого мрамора с великолепными строгими фризами, — и я видел там церемонии выборов и коронации правителя. Мы посещали учебные заведения. Я видел молодых людей, обученных военному делу не хуже, чем мирным искусствам. Я видел прекрасные сады и места развлечений: театры, форумы, спортивные площадки; видел кузницы и ткацкие станки, где мужчины и женщины Шандакора творили красоту, чтобы потом обменять ее на необходимые им вещи из мира людей.
Рабов людской расы продавали в Шаидакор такие же люди. С ними хорошо обращались — как обращаются с полезным животным, которое стоит денег. Рабы выполняли свою работу, но это была лишь малая часть всех трудов Шандакора.
В Шандакоре делали веши, каких не встретишь на всем остальном Марсе, — инструменты, ткани, украшения из металла и драгоценных камней, стекло и тонкий фарфор, — и народ Шандакора гордился своим искусством. Научные достижения они оставляли для себя — кроме тех, которые касались медицины, сельского хозяйства или архитектуры..
Они были законодателями и учителями. Люди брали то, что им давали, и ненавидели дающих. Как долго развивалась эта цивилизация, чтобы достичь такого расцвета, Дуани не могла мне сказать. Не знал и старый Рул.
— Известно, что у нас было правительство, письменность и система счета задолго до того, как они появились у людей. Мы унаследовали все это у другой, более древней расы. Не знаю, правда это или легенда.
В дни своего расцвета Шаидакор был огромным процветающим городом, насчитывавшим десятки тысяч жителей. И никаких признаков нищеты и преступности. Во всем городе я не смог найти ни одной тюрьмы.
— За убийство карали смертью, — сказал Рул, — но случались убийства крайне редко. А воровали только рабы — мы до этого не унижались.
Он взглянул на мое лицо и снисходительно улыбнулся:
— Удивляешься — огромный город, где нет ни преступников, ни потерпевших, ни тюрем?
Я должен был признать, что действительно удивлен: — Хоть вы и древняя раса, мне все равно непонятно, как вам это удалось. Я изучаю культуру — здесь и в своем родном мире. Я знаю все теории развития цивилизации, я видел образцы, подтверждающие эти теории, но вы не подходите ни под одну из них! Улыбка Рула стала шире.
— Хочешь знать правду, человек? — спросил он.
— Конечно!
— Тогда я скажу тебе. Мы развили способность мыслить. Сначала мне показалось, что он шутит.
— Постойте! — возразил я. — Человек — мыслящее существо, на Земле даже единственное разумное существо.
— Не знаю, как на Земле, — вежливо ответил Рул, — но здесь, на Марсе, человек всегда говорит: «Я мыслю, я высшее существо, я обладаю разумом». И он очень гордится собой, потому что он мыслит. Это знак его избранности. Находясь в убеждении, что разум действует в нем автоматически, он позволяет управлять собой эмоциям и суевериям. Человек верит, ненавидит и боится, руководствуясь не разумом, а словами других людей или традициями. Он говорит одно, а делает другое, и разум не объясняет ему, чем факты отличаются от вымысла. Он ввязывается в кровопролитные войны, подчиняясь чьим-то пустым прихотям, — вот почему мы не даем человеку оружия. Величайшие глупости кажутся ему проявлениями высшего разум а, подлейшие предательства он считает благородными поступками — вот почему мы не учим его правосудию. Мы научились мыслить. А человек научился только болтать.
Теперь я понимал, почему людские племена так ненавидят народ Шандакора. Я ответил сердито:
— Возможно, на Марсе это и так. Но только мыслящие существа способны развить высокие технологии, и мы, земляне, намного вас в этом обогнали. Да, конечно, вы знаете некоторые вещи, до которых мы еще не додумались, — кое-что из оптики, электроники, да, может, еще несколько отраслей металлургии. Однако…
Я начал перечислять известные нам вещи, которых не было в Шандакоре:
— Вы пользуетесь лишь вьючными животными и колесницами. А мы давно уже изобрели летательные аппараты. Мы покорили космос и планеты. Скоро мы завоюем звезды!
— Быть может, мы были неправы, — кивнул Рул. — МЫ остались здесь и завоевали самих себя.
Он взглянул на склоны холмов, на ожидающую армию варваров и вздохнул:
— В конце концов, теперь уже все равно.
Так проходили дни и ночи. Дуани приносила мне пищу, делилась своей порцией воды, задавала вопросы и водила меня по городу. Единственное, что она мне не показывала, было какое-то место под названием «Дом Сна».
— Скоро я буду там, — сказала она как-то и поежилась. — Скоро? — переспросил я. Лучше было не спрашивать.
— Рул следит за уровнем воды в цистернах, и когда придет время… — Девочка сделала рукой неопределенный жест. — Пойдем на стену.
Мы поднялись на стену, пройдя между призрачных солдат и знамен. Снаружи царили тьма, смерть и ожидание смерти. Внутри сиял огнями Шандакор в своем последнем гордом великолепии, каК будто не чувствуя надвигающейся гибели. Жутковатая магия действовала мне на нервы. Я смотрел на Дуани. Она перегнулась через парапет и глядела наружу. Ветер шевелил ее серебристый гребешок, прижимал к телу легкие одежды. В глазах Дуани отражался лунный свет, и я не мог прочесть ее мыслей. Потом я увидел, что глаза ее полны слез.
Я обнял ее за плечи. Она была только ребенком, ребенком чуждой мне расы, такой непохожей на мою…
— Джонросс…
— Да?.
— Так много осталось вещей, о которых я никогда не узнаю.
Я впервые прикасался к ней. Ее странные кудри шевелились над моими пальцами — живые и теплые. Кончики острых ушей были мягкими, как у котенка.
— Дуани! — Что?
— Я не знаю…
Я поцеловал ее. Она отстранилась и испуганно посмотрела на меня своими сияющими черными глазами. Внезапно я перестал считать ее ребенком, забыл, что она не человек, — это было не важно.
— Дуани, послушай! Тебе не надо уходить в Дом Сна! Она смотрела мне прямо в глаза. Плащ ее распахнулся от ночного ветра, руки упирались мне в грудь.
— Там, снаружи, целый мир, в котором ты сможешь жить. А если он тебе не понравится, я возьму тебя с собой на Землю. Тебе незачем умирать!
Она продолжала молча смотреть на меня. Внизу, на улицах, горели яркие огни и бродили безмолвные толпы. Дуани перевела взгляд на мертвую долину за стенами города и холодные враждебные скалы.
— Нет.
— Но почему? Из-за Рула и всей этой болтовни о гордости расы?
— Такова правда. Корин понял это. Я не хотел думать о Корине.
— Он был один, а ты — нет. Ты никогда не будешь одинока.
Дуани подняла руки и ласково провела ладонями по моему лицу.
— Вот он, твой мир, — та зеленая звезда. Представь себе, что он должен исчезнуть и ты останешься последним человеком Земли. Представь, что ты вечно будешь жить со мной в Шандакоре, — разве тебе не будет одиноко?
— Это не важно, если рядом будешь ты!
— Это очень важно. Наши расы так же далеки друг от друга, как звезды. У нас нет ничего общего.
Я вспомнил все доводы старого Рула, разозлился и наговорил ей гадостей. Она дала мне выговориться, потом улыбнулась и сказала:
— Все не так, Джонросс. — Она повернулась, чтобы взглянуть на город. — Это мой мир, и другого не будет. Когда он умрет, я умру с ним.
И тогда я возненавидел Шандакор.