Чёрный рынок денежных сертификатов возник потому, что вьетнамцы имели возможность отдавать "смешные деньги" джи-ай корейским солдатам, у которых был доступ в американские гарнизонные магазины. На эти сертификаты корейцы покупали вещи и продавали вьетнамцам по двойной цене. Вьетнамцы в свою очередь продавали эти вещи своим соотечественникам второе и вчетверо от начальной цены – и каждый получал свою выгоду, за исключением конечного покупателя. Из-за дефицита большим спросом пользовались оптика, электроника и электротовары.

Подобные сделки полностью девальвировали смысл денежных сертификатов.

Целая пехотная дивизия Республики Корея помогала союзникам во Вьетнаме разбить Вьет Конг и СВА. Корейцы пользовались дурной репутацией, их подозревали в убийстве пленных : они не спешили передавать пленных Армии Южного Вьетнама, чтоб самим урвать кусочек веселья.

В Сайгоне и Дананге время от времени к тебе ковылял безрукий или безногий калека и протягивал просящую руку. Это бывшие вьетнамские солдаты : забытые жертвы войны, оставшись в живых, вели тяжкую жизнь. Как ты понимаешь, у Армии Южного Вьетнама не было Администрации по делам ветеранов.

И пока я не вернулся домой, я не знал, что у нас этой администрации тоже не было.

В отличие от Сайгона, сказал Билли, Дананг полностью преображается ночью. Толпы людей на "Хондах" и мотоциклах, женщины со свёртками и коромыслами на плечах исчезали за закрытыми дверями и глухими окнами, а по улицам начинали шнырять патрули АРВН, вынюхивая малейшие признаки беспорядков.

В городе существовала сеть блокпостов и освещённых прожекторами пулемётных вышек. Любая мятущаяся тень рассматривалась как вьетконговец с винтовкой и гранатами.

Подъехав к ресторану, мы расплатились с рикшей и, волоча винтовки, с полевой выкладкой вошли внутрь и заказали на ужин жареный рис. Принесли блюдо – конечно, с палочками, и мы попробовали ими есть. Но мы были в изрядном подпитии, и половина ужина оказалась на полу. Тогда, бросив палочки, мы стали есть руками.

Официантка вежливо улыбалась, но я уверен, она не видела никакого юмора в наших действиях. Вьетнамцы всегда улыбаются иностранцам, потому что в их культуре считается невежливым обнаруживать то, что творится в душе.

Потом мы с Билли решили, что настала пора удовлетворять сексуальные аппетиты. Мы опять поймали рикшу и велели везти нас в хороший публичный дом.

Рикша крутил педали 20 минут, потом остановился.

– Здесь? – спросил я.

Рикша кивнул и указал пальцем на дом в конце переулка.

– Вы подниматься вверх…классные девочки.

Мы вывалились из коляски, нацепили рюкзаки, повесили на плечи винтовки и спросили, сколько мы должны за доставку.

– 400 пиастров, – сказал он.

– 400 пиастров? 400 грёбаных пиастров? – недоверчиво переспросил я. Это было примерно в четыре раза больше положенного.

– Ты урод! – заорал я, наступая на него. – Ты спятил! Не будем мы платить 400 пиастров!

– Да-да, 400 пиастров, – настаивал он.

– ЭТО СЛИШКОМ ДОРОГО! – зарычал я и отрицательно замотал головой.

– 400 пиастров…вы платить мне сейчас, хокай?

– Блядские азиаты в этом городе похожи на грабителей с большой дороги! – пожаловался я Билли. Я снял винтовку с плеча и полез за кошельком.

– Нет, Брэд, – сказал Билли, – мы не будем платить этому мудаку 400 пиастров. Драть его в сраку!

– Может, ты и прав, Билли. Слишком это, бля, дорого. Засранец хочет ободрать нас как липку.

Я подумал, что неплохо было бы преподать рикше урок о том, что нельзя так беззастенчиво выколачивать деньги из американцев. Моя левая рука лежала на стволе М-14. Я ухватился за винтовку обеими руками и врезал прикладом ублюдку по башке, и тот без чувств растянулся на земле.

– Мы же мечтали об этом, Билли, с самой учебки.

– Да уж, это научит маленького козла не наживаться на американцах, – засмеялся Билли.

Мы вошли в переулок и поднялись к борделю. Внутри было чисто и просторно, синие лампочки освещали дом – от их приглушённого света было уютней. По радио как раз передавали музыку "кантри", когда хозяйка приветствовала нас.

– Я попал в кольцо огня… – вякнул радиоприёмник.

– Послушай-ка, – улыбнулся Билли, – как Джонни Кэш дебютирует в борделе Дананга.

В доме было 10 девушек. Мы изучали их как программу скачек. Девушки улыбались, хихикали. Мы сделали свой выбор в 30 секунд и отдали хозяйке 400 пиастров.

Любовь наша длилась всего несколько минут.

Закончив, я влез в одежду, взял винтовку и прочие причиндалы и пошёл искать Билли.

Я увидел двух здоровенных чуваков из военной полиции : они стояли у двери, а с ними был тот быстроглазый ублюдок, которому я расквасил лицо. Увидев меня, он оживился, стал показывать на меня пальцем и что-то быстро говорить полицейским.

Чёрт! Этих азиатов надо резать на мелкие кусочки. Иначе они оживают, даже в городах.

Тут и Билли показался из своего стойла.

– Ах, что за лапочка, Брэд, что за киска, – сказал он, натягивая штаны и застёгивая ремень.

– У нас здесь компания, Билли, – прошептал я, – и они оба крупнее нас с тобой.

– Вы арестованы, – сказал один из полицейских.

– За что это, блин? – потребовал я.

– В этом районе города запрещено появляться. И этот человек говорит, что вы ему не заплатили.

– Да он просто грязный лжец! Он пытался нас ободрать. И вы верите этому членистоногому?

– Так или иначе, вы в запретном районе.

– Господи помилуй! – сказал я, пытаясь одновременно выглядеть удивлённым и покорным. – Дайте нам исправиться. Мы армейцы. Мы не знали, что сюда нет доступа. Вот он работает в Чу Лай, а я из Сайгона, из штаба.

Мы просили, но ничего не добились. Полицейские отвезли нас на джипе в бригаду морской пехоты в Дананге. Мы назвали дежурному сержанту свои воинские части и просили нас отпустить.

– Выбраться отсюда будет чертовски трудно, а? – спросил я.

– Да, попали так попали, братцы, – сказал сержант. – Раньше надо было думать. Не так-то легко будет вашим сержантам забрать вас отсюда…

Мы провели ночь за решёткой, а наутро морпехи отпустили нас, пообещав представить нашим командирам полный отчёт о наших похождениях.

Где-то по дороге я потерял свой кошелёк из слоновой кожи со счастливым амулетом. То ли он выпал из кармана, то ли девки украли его, то ли морпехи не вернули его – кто знает. Но его не было : ни денег, ни удостоверения личности, ни водительских прав, выданных в штате Иллинойс, ни международных водительских прав, ни карточки социального страхования – ничего.

Я не волновался насчёт денег. Я всегда мог перехватить до получки. Но мой амулет! Он был мне нужен. Ведь я отслужил всего половину срока. Без него я чувствовал себя голым и беззащитным. Он был со мной и на Нагорье, и в "Железном треугольнике" – везде, где мне приходилось бывать во Вьетнаме. Я переживал, что это дурной знак, что отныне меня будут преследовать несчастья.

Мы отправились в пресс-центр. Там несколько журналистов только что вернулись с передовой, и мы поболтали с ними за баночкой пива; потом немного вздремнули в помещении "Си-Би-Эс" для персонала и, наконец, сели в вертолёт на Чу Лай.

Над Южно-Китайским морем сверкал ещё один великолепный день. На глубине в 60 футов можно было разглядеть рифы и рыбу. Вода отливала бирюзой. Опять рыбаки гребли в своих бамбуковых лодчонках и забрасывали сети – всё казалось таким мирным и безмятежным, и трудно было поверить, что там, внизу, идёт война.

Правый стрелок переговорил по рации, и пилот спустился ниже к океану. Стрелок заметил акулу около одной из рыбацких лодок, потому и просил пилота снизиться.

– Смотри! – крикнул он.

Мы были примерно в 200-ах ярдах от берега, вертолёт закружил над акулой. Стрелок открыл огонь длинными очередями из пулемёта М-60, метя ей в спину. Пули дождём сыпались в воду; наконец, он попал. Мы увидели кровь, акула перевернулась вверх брюхом и медленно исчезла в глубоких синих водах.