Зонара присела на корточки.

— Ты хочешь сказать мне, что туда идти опасно? Ах ты, моя милая! Ты все понимаешь! Да, там опасно, но я должна уничтожить злого духа, чтобы он больше не угрожал твоим родным лесам.

Ты меня понимаешь? Мы с Копаном разделаемся со злым духом, и я вернусь к тебе. Подожди меня где-нибудь на краю леса.

Она разговаривала с животным как с разумным существом. Конечно, обезьянка не могла понимать слов, по она улавливала ласковую, успокаивающую интонацию женского голоса. Зонара погладила ее по голове и пушистым плечам и подтолкнула в спину.

— Иди, милая. Подожди меня в безопасном месте. Я вернусь.

И решительно пошла прочь. Обезьянка попрыгала на месте, отталкиваясь от земли ногами и сжатыми в кулачки длинными руками, а потом побежала поскорее прочь от страшных развалин.

— Конан! Это ты? — послышалось из ночного мрака.

Киммериец, связанный, сидел на дне глубокой ямы — или, может быть, правильнее было бы сказать, колодца? Под ногами было сыро, противно хлюпала пропитанная влагой земля. Из того места, где он находился, он мог видеть только маленький кусочек неба, которое постепенно наливался чернотой и заполнялся звездами. Он слышал, как начинают перекликаться ночные звери: просыпались хищники, которые выходили на охоту под покровом темноты. Несколько раз что-то темное, мягко хлопая крыльями, проносилось у него над головой, и во тьме вдруг вспыхивали огромные желтые глаза. Донесся отдаленный рык льва.

Конан заскрежетал зубами. И тут наверху показался какой-то круглый предмет. Несколько мгновений он оставался неподвижным, потом чуть сместился па фоне звезд. Человек, понял Конан. Человеческая голова. В колодец кто-то заглядывает.

Киммериец тихо зарычал, как хищник, угодивший в ловушку, но все еще смертельно опасный для неосторожного охотника.

— Конан! — послышался голос. — Хвала всем богам, ты здесь!

— А где же мне, по-твоему, быть, Зонара? — невозмутимо отозвался киммериец. — Разумеется, я здесь, в яме! Где еще может находиться порядочный человек, если он в логове поклонников злого духа?

— Тьфу! — слышно было, что Зонара сердится. — Некогда заниматься глупыми разговорами! Я брошу тебе веревку!

— Я связан, — сообщил варвар.

— Ну так освободись, — раздраженно приказала Зонара. — При твоей хваленой варварской силе это сделать нетрудно.

Конан пошевелил связанными руками. Он занимался этим уже несколько часов, и теперь с радостью ощутил, что веревка наконец подалась. Сделав последнее усилие, он выдернул одно запястье, немного рассадив себе кожу, после чего принялся растирать затекшие кисти.

Сверху что-то упало, слегка задев его по макушке. Конан поднял голову. Веревка в руках Зонары плясала и извивалась, как живая змея.

— Держи сильнее, — приказал он. — Я тяжелый.

— Да уж знаю, — двусмысленно хихикнула Зонара. — Пробовали. Тяжелый, как мокрое полено.

Конан зашипел и схватил веревку. Она натянулась.

— Я привязала ее к дереву, — сообщила Зонара. — И на всякий случай придерживаю руками.

Конан, пыхтя, полез наверх. Для киммерийца, горца, выросшего среди скал, такой подъем не представлял труда. Лишь бы веревка не оборвалась в самый неподходящий момент. Но веревка, как это ни удивительно, выдержала.

— Здесь кругом люди, — шепотом сказала Зонара, когда варвар плюхнулся па землю рядом с ней.

Конан поцеловал ее в губы.

— Ты умница, — похвалил он. — Осталось убить злого духа. Где возьмем оружие?

— А разорвать его голыми руками не получится? — не выдержала и поддела своего спутника Зонара. — Одним духом мы не отделаемся. Тут целое племя демонопоклонников. Они полностью во власти страшных грез, которые дает им наркотик.

— Без своего властелина они долго не проживут, — проворчал Конан. — Сгниют заживо в этих джунглях.

Зонара молча схватила его за руку и показала куда-то за стволы деревьев.

Конан подобрался и начал подкрадываться. Он почти сливался с ночной тьмой, но все же Зонара различала его массивный силуэт — сгусток тьмы в прозрачной темноте южной ночи.

Затем донесся короткий шум борьбы, тихий вскрик, хруст — Конан сломал шею человеку, притаившемуся за деревьями.

— Зонара! — вполголоса позвал киммериец. — Иди сюда! У меня есть идея!

Она подбежала, стараясь двигаться бесшумно, и остановилась. Конан, переводя дыхание, снимал с трупа острый каменный нож.

— Нужно очистить джунгли от этой пакости, — заявил киммериец. — И я теперь знаю,

как. Посмотри.

Он снял что-то с коры дерева и, осторожно держа пальцами какое-то крошечное существо, поднес к полосе лунного света.

Зонара увидела, что между двух пальцев извивается, яростно пытаясь ужалить, большой рыжий муравей.

— Что это? — удивилась она. — Муравей?

— Именно. Исключительно свирепая и прожорливая тварь. Страшнее зверя нет — будь он только в сотню раз побольше, одолел бы и льва, и тигра… Но у муравьев другое преимущество, Зонара. Их очень много. И если приманить сюда муравьев, здешним негодяям смерть покажется лучшим избавлением.

— Как ты собираешься это сделать? — не уставала удивляться Зонара.

Конан блеснул в темноте белозубой улыбкой.

— Не забывай, Зонара, что в этих краях когда-то меня называли Амра — Лев. Я возглавлял отряды черных воинов, и мы наводили страх на окрестности. Я хорошо знаю здешние обычаи. Мои негры научили меня множеству полезных вещей.

— Но ведь ты — белый, — возразила Зонаpa. — И как всякий белый, ты подвергаешься в этих джунглях большей опасности, нежели любой из черных. Я знаю, что многие насекомые впиваются белым людям между пальцами ног и проникают в их тело, отчего плоть сгнивает заживо. В то время как черный человек может ходить здесь босиком и не бояться ничего подобного.

— Да, мы разные, — согласился Конан. — Но человек, Зонара, везде остается человеком. И я легко нашел общий язык с моими черными собратьями, воинами и бродягами, вроде меня самого. А теперь — хватит болтать. Один из них научил меня отличной штуке. Из трупа этого бедного мерзавца я сделаю превосходную ловушку для муравьев. Скоро их здесь будут полчища.

— А мы с тобой? — ужаснулась Зонара. — Как ты справедливо заметил, Конан, меня не раз приговаривали к смерти, но то была смерть от честной стали или от не менее честной петли. Ну, один разок меня приговорили к четвертованию… но это было всего один раз! А тут — быть съеденной… И добро бы львом или тигром. Все-таки благородные животные. Но оказаться в желудках тысяч, миллионов насекомых! Как я предстану на суд богов? С отрубленной головой в руках — это я понимаю. С отрубленными конечностями? Ну, их можно держать в зубах, на худой конец. Но растащенная на мириады крошечных кусочков… Я погибну окончательно и никогда не смогу обитать в загробном царстве!

— Я что-то не понял, — удивился Конан, — ты собралась в загробное царство?

— Мы все не бессмертны, — рассудительно молвила Зонара. — За долгие годы скитаний и неудач я прочувствовала это сотню раз. Поэтому я в свободное время предавалась благочестивым размышлениям о возможной посмертной участи таких, как я…

— Не желаю слушать! — оборвал ее Конан. — Смерть — это смерть, и нечего о ней думать. Когда придет — тогда и придет. Что будет — то и будет. Кром свидетель, я ее не боюсь! А теперь слушай меня, трусишка. Мы не пострадаем. Когда муравьи приду, мы будем далеко отсюда. На каком-нибудь удобном раскидистом дереве.

— А разве муравьи не умеют лазить по деревьям?

— Им будет чем заняться внизу, обещаю, — сказал Конан и принялся за дело.

Он разрезал живот убитого и разложил его внутренности по траве. Зонару затошнило от их вида, хотя в сероватом свете луны они выглядели еще не так омерзительно — жутко представить себе, как это смотрелось бы при свете яркого солнца!

Затем Копан сорвал несколько цветков с ночной лианы — из тех, что раскрываются только после заката — и выдавил густой сок из цветке, на разверстую рану. По земле распространился сладковатый гнилостный аромат.