— Скоро они кочуют и прибегут, — прошептал Конан. — А нам с тобой пора уносить отсюда ноги.

И они быстро двинулись сквозь развалины и заросли деревьев и кустов. Откуда-то сверху спрыгнула обезьянка. Она обхватила шею Зонары цепкими ручками и прижалась мордочкой к ее щеке.

— Твоя подруга? — спросил Конан, мельком глянув на зверька.

— Ты прав, — не позволила себя смутить Зонара. — Благодаря ей я освободилась и сумела вытащить тебя. Так что свои насмешки можешь оставить при себе. Это отличный зверек! И я с ней не расстанусь, если только она сама не захочет меня покинуть.

Конан проворчал что-то себе под нос, однако от дальнейших высказываний воздержался.

Они покинули руины потерянного города и углубились в чащу леса.

— Ждать будем здесь, — предложил киммериец, устраиваясь па небольшой поляне. — Я посторожу. Впрочем, тебе тоже советую не спать.

— Обезьянка может предупредить нас об опасности, — сказала Зонара.

Конан поднял брови. — Да?

— Да, — упрямо повторила Зонара. — Если она почувствует приближение чужаков, она заверещит.

— Ты уверена? В первый раз слышу о сторожевых обезьянках!

— Я не уверена, — рассердилась Зонара. — Но предполагаю, что это случится.

— Скорее всего, нашим размалеванным друзьям сегодня будет не до нас, — Конан широко зевнул. — Скоро мы услышим их вопли. Можешь

мне поверить.

Зонара неопределенно пожала плечами. Варвар довольно часто оказывался прав, по это, как полагала женщина, еще не повод соглашаться с ним и признавать его правоту.

Прошло несколько часов, прежде чем до слуха обоих беглецов донеслись жуткие вопли. Так кричали бы демоны, если бы повстречали других демонов, еще более страшных, чем они сами. Затем возгласы стали тоньше, тише, жалобней. Одни звучали довольно близко, другие — совсем далеко, некоторые метались по лесу. И все время стучали тамтамы, сперва равномерно, сводящим с ума тревожным стуком, затем — в бешеном ритме, а после и вовсе без всякого ритма. Наконец настала полная тишина. Ни барабанов, ни человеческих голосов, ни демонского завывания.

— Кончено, — сказал Конан и плюнул. — Так им и нужно. Как подумаю, что они хотели принести в жертву своему поганому духу наших девчонок…

— Наших? — иронически переспросила Зонара.

— Ну да, наших, — подтвердил Конан. — Наших, человечьих девчонок. Там, в селении, очень хорошие девушки. Добрые.

— Не в пример мне, — горько добавила Зонара.

— Ты — совсем другое дело, — сказал Конан, обнимая ее за плечи, но она высвободилась.

— Ты меня совсем не любишь.

— Боги, Зонара! Кто говорил о любви? Может быть, ты? Ты всегда находишь себе мужчину в постель, если хочешь, но когда и в кого ты влюблялась?

— Ну, никогда… ни в кого… — В темноте было слышно, что Зонара вдруг всхлипнула. — Но мне бы хотелось… И чтобы кто-нибудь вот так тепло говорил обо мне. Что я добрая. Что я хорошая девчонка.

— Ну, ты ведь действительно хорошая девчонка, — попробовал утешить ее Конан, совершенно сбитый с толку. То она изображает из себя независимую женщину, эдакую амазонку, которой никто не нужен, а теперь проливает слезы оттого, что приятель, с которым она обтяпала не одно воровское дельце, не считает ее достаточно добродетельной.

— Да… и никто не захочет на мне жениться, — продолжала Зонара.

— У тебя слишком уж разноречивые потребности, Зонара. Чего ты хочешь, в конце концов? Выйти замуж и провести всю жизнь на одном месте, в каком-нибудь городе или селении? Или бродить по свету в поисках сокровищ и приключений?

— Не знаю, — вздохнула Зонара и погладила обезьянку, которая прижималась к ней щечкой и, очевидно, пыталась утешить. — Ладно, оставим это.

— Давно пора, — пробурчал Конан. — Идем, посмотрим, как там дела в развалинах.

Небо над ними посветлело. Спустя миг взошло солнце, и сразу вокруг все заиграло невероятно яркими красками, которые в первое мгнове-ние после полумрака предрассветных сумерек казались неестественными.

Зонара содрогнулась при мысли о том, что сейчас предстанет ее взору. Она помнила, что проделал Конан с трупом одного из демонопоклонников, и была уверена в том, что картина, которая их ожидает, не менее ужасна и отвратительна.

Муравьи ушли в поисках новой добычи. Ни одного из них не было видно в траве и на обнаженных участках почвы, сколько Конан и Зонара ни вглядывались. И все же они ступали очень осторожно, внимательно высматривая возможную опасность.

А затем Конан вдруг остановился и схватил свою спутницу за руку. — Смотри!

Оба застыли, невольно прижавшись друг к другу. Повсюду были служители черного духа зла. Они стояли, сидели, лежали — неподвижные, сморщенные, нелепо разрисованные. Пестрые утренние джунгли как будто готовились поглотить их, вобрать в себя невероятно яркие краски их тел и сделать их частью общего многоцветного облачения.

И все же пока что черные тела выделялись — Конан сразу понял, чем: посреди буйного бурления тропической жизни, которая властно заявляла о себе в каждом листке, в каждой травинке или ниточке паутины, мертвецы казались чем-то лишним.

Скоро тление коснется их, и они снова будут приняты в лоно породивших их джунглей, станут пищей для новых поколений.

Конан приблизился к одной из неподвижных фигур и дотронулся до нее пальцем. Неожиданно человек покачнулся, смялся, как тряпка, и упал к ногам киммерийца бесформенной грудой. Конан взял его за плечо пальцами. Пустая оболочка повисла, драпируясь складками морщинистой кожи.

Зонара вскрикнула и зажала рот руками. Муравьи сожрали все, даже кости. Они выели человека изнутри, проникнув в его тело через глаза, уши, рот, ноздри. И произошло это в считанные минуты.

Их было так много, что одновременно погибло не менее двух десятков человек. И вряд ли кто-нибудь из них спасся в эту ночь.

Конан окинул взглядом страшную поляну.

— Они даже не успели ничего понять, — сказал он Зонаре. — Они ведь постоянно жевали этот наркотик. Просто их грезы взбунтовались и сделались ужасными, а потом все оборвалось.

— Я не испытываю к ним сострадания, — заявила Зонара, тем не менее содрогаясь всем телом. — Они заслужили свою участь. Ох, не знаю, Конан! — сдалась она и заплакала. — Мне так страшно!

— Муравьи ушли, — заверил киммериец.

— Откуда ты знал, как это сделать? — спросила женщина, обнимая свою обезьянку так, словно зверек мог ее утешить.

— Мне рассказывали о подобном способе казни друзья-туземцы, — ответил Конан-Амра и оскалил зубы. — Как тебе?

— Они не вернутся? — еще раз спросила Зонара.

— Нет. Поверь мне. Они приходят и уходят, как морской отлив. Они ушли искать себе другую добычу. Здешние туземцы рассказывали мне, что у них есть общая мать, и если уметь разговаривать с нею, то можно управлять целыми мириадами муравьев.

— И ты… говорил с этой их матерью? Конан засмеялся, видя, как недоверчиво покачивает головой его спутница.

— Нет, конечно! Я просто сделал для них лакомую приманку. Ты же все видела своими глазами, Зонара. Нельзя быть такой доверчивой. Знаешь, один слепец мечтал стать зрячим и перепробовал множество различных средств. Наконец он пришел к старухе, которая уверяла, будто может сделать слепого человека зрячим — ну, хотя бы немножко. Так, чтобы различать, где свет, а где тьма.

— И что?

— В конце концов, слепец отказался от этой затеи. «Вы, люди, слишком доверяете своим глазам, — сказал он, — а я доверяю слуху, запаху и предчувствиям. Поэтому я всегда распознаю ложь, а вы отдаете себя во власть очевидности»… Там была длинная история, которая подтверждала его правоту, да только я позабыл подробности.

— Ты просто кладезь премудрости, Конан, — съязвила Зонара. — Откуда ты набрался всех этих историй о слепцах?

— Рассказала одна замечательная женщина. Если бы я был ровесником собственного прадеда, то непременно завел бы с нею большую любовь. Во всяком случае, так она утверждает.

— Смотри! — оборвала болтовню развеселившегося киммерийца Зонара и дернула его за руку.