— Угомонись, Мари! — воскликнул Ник, отсмеявшись. — А то у меня будет на одну болтливую брюнетку меньше. Как только дойдем до спальни, там я с наслаждением её придушу. Ревнивица!
— Не передёргивай! В соответствии с трагедийным жанром это я обязана задушить тебя.
— Ничего не имею против, если обещаешь задушить объятиями. Перестань хихикать, ты щекочешь меня волосами…
После сытного завтрака парочка решила пробежаться по туристским излюбленным местам, когда выяснилось, что Ник в последний раз бывал на улицах Парижа во времена средневековья, а Мари только на каникулах, когда их семья ещё здесь жила. Да и то, как она сказала, Рени таскала её больше по своим любимым местам, не имеющим никакого отношения к общепризнанным достопримечательностям. Они сходили в Лувр, зашли в знаменитый Латинский квартал и погуляли по площади Согласия, там Мари, присев на бордюр фонтана скормила булочку вездесущим голубям. Погуляли они и по ночному Парижу, скептически посмотрели на хваленую железку, подсвеченную прожекторами и прочей светотехникой, а затем, забросив туристские тропы, перебрались в тихие парижские предместья.
Девушка могла часами бродить по сельским тропинкам мимо ухоженных полей и виноградников, вдыхая терпкий запах созревающего винограда. Ник, сопровождая её, периодически ворчал, что это бесполезная трата времени. Но умиротворенность и радостный блеск в его глазах говорили о том, что ему очень нравятся их совместные вылазки на «пленер». Иногда, очарованные какой-либо старинной постройкой, они заглядывали к сельчанам, которые вопреки распространенному мнению о высокомерии французов, радушно встречали красивых молодых людей и от души угощали их обильной едой и терпким молодым вином, похожим на компот. Это была старинная Франция, в которой легко было представить себе, что где-то здесь до сих пор живут герои господина Дюма или потомки его знаменитых мушкетеров.
Как-то дня через три, за обедом, девушка спросила Ника о Киме, но тот ничего не ответил ей. Стиснув зубы, он швырнул на стол приборы и, с грохотом отодвинув стул, стремительно вышел вон. Мари опустила голову и на белую скатерть закапали слёзы. Она больше никогда не спрашивала Ника о шаловливом компьютерном духе и даже не подозревала, что он тоже из-за него расстроен и клянет себя за то, что поторопился уничтожить искина.
Пока Ник отводил душу, выделывая в небе рискованные фигуры высшего пилотажа на старинном аэроплане, арендованном поблизости, Мари пошла в православную церковь и заказала поминальную службу за упокой души раба божьего Кима. Выйдя на узкую улочку, она стянула с головы косынку и озабоченно подумала, не является ли это святотатством по отношению к церкви. Но потом плюнула на свои сомнения, решив, что основная задача религии — это приносить людям утешение, без права интересоваться прочими их делами и намерениями.
«Существует ли вообще такая мифическая личность как Бог? — слабо улыбнувшись, подумала девушка. — И если «да», то интересно как он выглядит… Неужели это действительно добренький старец с нимбом и белой кудрявой бородой, как у Санта Клауса, который тысячелетиями безмятежно восседает на пышных облаках?.. Что-то мне не верится. Если Бог есть, то почему-то я представляю его похожим на Ника… мне кажется, у него такие же хищные повадки… а ещё у этого синеглазого красавца веселый хоть и чуточку стервозный характер!.. А вдруг я права и Бог на самом деле выглядит именно так? — она хихикнула. — Хорошо бы получить какой-нибудь божественный знак, чтобы увериться, что я права в своих предположениях…»
Неожиданно с ясного неба хлынул теплый летний ливень из разряда «грибных», и по лужам заплясали огромные пузыри. В омытых дождём небесах вспыхнула тройная ярчайшая радуга. «Ура! Он существует! Я это знала! Приветствую Вас, Ваша Божественность!» — радостно завопила Мари под изумленными взглядами прохожих. Подставив лицо дождю, она принялась прыгать, размахивая над головой как флагом, зажатой в руке косынкой. Вторя её воплям, с небес загремели весёлые раскаты грома в чём-то похожие на смех. Кто-то из молодежи включил музыку и вскоре вокруг девушки, радостно хохоча, под проливным дождем танцевала уже целая толпа промокшей до нитки молодежи, бессмысленно выкрикивая вслед за ней: «Аллилуйя! Бог есть! Возрадуйся Ваша Божественность! Я люблю тебя!»
Наконец, Мари спохватилась, что Ник давно её ждет, и ловко вывернулась из рук огорчённого кудрявого паренька. Одарив его напоследок белозубой улыбкой, она сокрушенно развела руками, говоря, что ей пора. Девушка стащила с ног раскисшие туфли и, громко напевая только что услышанную песенку, стремглав понеслась вдоль улочки, с удовольствием шлепая босыми ногами по тёплым мутноватым лужам. Мальчишечка сразу же отстал от неё, — человеку невозможно догнать вампирку, когда она этого не хочет.
Вернувшись домой, вся промокшая, но совершенно счастливая Мари, не раздеваясь, бросилась в кровать. Как только её голова коснулась подушки, она сразу же провалилась в яркое сновидение. Девушка увидела, что стоит на высоком пологом зеленом холме и смотрит на прекрасный белый город, раскинувшийся у её ног. Откуда-то доносился равномерный шум морского прибоя, и невидимое до поры, море дарило свою прохладу и свежесть ветру, спасая от изнуряющей полуденной жары. В радостно-приподнятом настроении она осмотрелась вокруг — природа буйствовала, истекая весенними соками. Чистая зелень трав перемежалась яркими пятнами полевых цветов и лишь редкие деревья нарушали их ковровое однообразие. В основном это были сосны с плоскими кронами и искривленными стволами. Девушка прикоснулась к теплому чешуйчатому стволу ближайшего дерева и с легкой досадой ощутила, что вляпалась в вязкую смолу. Неожиданно тёплый хмельной ветер налетел на неё, ероша длинные распущенные волосы, и снова вернул ей счастливое расположение духа. Отбросив с лица пряди, мешающие обзору, она жадно вдохнула пьянящий аромат разогретой под солнцем земли.
— Здравствуй, Мари! Вижу, тебе пришёлся по душе мой мир. Я рада. Как тебе наша столица? Правда, бесподобно красивый город?! — раздался хрипловатый голос.
— Думаю, да! Правда, для меня далековато, и я не могу рассмотреть отдельные детали, но в целом производит ошеломляющее впечатление. Не город, а волшебная сказка! Вот уж не знала, что он сплошь может состоять из дворцов и парков! — живо откликнулась девушка и покосилась на стоящую рядом с ней изящную темноволосую незнакомку, одетую в богатый эрейский наряд. — О! Я тебя знаю! Недавно во сне я видела твой бой с рыжеволосым красавцем. Ты преотлично дралась! — восторженно воскликнула она и эрейка, сдержанно улыбнулась её восторгу.
— Понятно. Как воплощения Лоти, мы имеем провидческий дар. Что касается боя, то я обязана уметь драться. Всю мою сознательную жизнь меня готовили к должности судейского чиновника, который обязан лучше всех владеть туаши. Ведь с его помощью мы несём людям правосудие.
— Ой, как интересно! Расскажи!
— Как-нибудь потом. Давай поговорим о тебе. Вижу, что зрение у эреев со временем стало хуже. Или только у тебя оно такое плохое? Видишь вон ту скульптуру в королевском парке, которая изображает крылатую богиню Весны?.. Ту, что находится рядом с двойным каскадом! — нетерпеливо сказала эрейка и, смерив долгим взглядом подслеповато щурящуюся Мари, презрительно добавила: — Слепуша!
— У меня отличное зрение! — запротестовала та, но как ни напрягала зрение, вместо скульптуры видела смутное пятно. Наконец, она сдалась. — Нет, ничего не вижу, хотя у меня единица. Во всяком случае, так говорят врачи.
— Ладно, не трудись! И так ясно, что у тебя нет нужной остроты зрения, что неудивительно. Я так полагаю, что у вас повсюду отвратительно загаженный воздух вашими вонючими повозками и жутким количеством дыма, идущего из огромных труб. Какого крейда вы там столько жжёте, хотелось бы мне знать?.. Знаешь, у меня тоже было видение, и я ужаснулась, увидев мир, в котором ты живешь. Бедняжка! — с глубоким сожалением сказала незнакомка и поспешно добавила: — Мари, у нас осталось мало времени, и пока мы вместе, я хочу с тобой поговорить. Прости меня, пожалуйста! Не предупредив тебя, я сказала раю Никотану формулу эрейского развода, а затем не вмешалась, когда он хитростью заставил тебя её отменить. Теперь уже нельзя ничего не изменить, — она вздохнула и виновато посмотрела на Мари. — Скажи, ты не злишься, что из-за моей оплошности, ты потеряла единственную возможность разорвать помолвку? Правда, если ты его любишь, то всё это совершенно неважно.