Неожиданно сержант легко вскочила на ноги и озабоченно глянула вдаль.

— Прости, Эль, но мне пора. Я очень прошу тебя, не ходи за мной, дорогая! Возвращайся домой!

Роза снова нежно поцеловала её на прощание, и решительно отвернувшись, легким размеренным шагом двинулась вперед. Её силуэт начал стремительно удаляться. Эльза всем сердцем рванулась следом за ней, но та обернулась и сердито выкрикнула:

— Я сказала тебе, не смей! Марш домой!

…Разлепив тяжелые веки, Эльза с трудом сфокусировала взгляд. Рядом сидел Штейн и глядел на неё встревоженными серыми глазами. Заметив, что она очнулась, он облегченно прикрыл веки и откинулся на спинку стула.

— Знаешь, Лисичка, ты так рвалась за грань, что я уж подумал, что не удержу тебя, — усталым голосом произнес он и, помолчав, добавил: — Ты всю дорогу звала Розу. Она так тебе дорога?

Подавшись вперед, Штейн с жадным вниманием впился в бледное измученное лицо жены.

Эльза закрыла глаза и из-под ее сомкнутых век покатились слезы. Чуть она слышно прошептала:

— Знаешь, Томас, оказывается, очень больно терять тех, кто преданно до последнего вздоха любил тебя. Даже там за гранью…

Штейн издал горький смешок.

— Эль, ты что? Решила предаться лесбийской любви?

— Ты не понимаешь… какая разница, как это называется. Я говорю о Любви с большой буквы…

Прах к праху, а живое к живым

Яркое апрельское светило, казалось, навсегда зависло в невозможно синем небе, по которому проносились белоснежные гряды облаков. Земля, отогревшись после суровой зимы, исходила буйными весенними соками. Растительное царство стремительно рванулось в рост, торопясь принести этому миру свои плоды, и от флоры не отставала фауна. Опьяненные чудесным весенним вином, животные сходили с ума от радости; самцы с новыми силами бросились на поиски подруг, стремясь продлить нескончаемый круговорот жизни. Даже люди, запертые в своих коробках и привязанные электронными путами к многочисленным ящикам, не остались равнодушными к апрельскому колдовству. Их тоже затронуло весеннее беспокойство, и эти своеобразные морлоки[3] потянулись на поиски приключений, покупая путевки в экзотические для них страны.

Сразу же из госпиталя Штейн привез жену в их поместье на Алтае. Не заходя в коттедж, и не дожидаясь мужа, разговаривающего с летчиком, она свернула к небольшому бревенчатому сарайчику, у которого высилась аккуратно сложенная поленница дров. На его солнечной стороне Эльза села на приступочку у стены и сложила руки на коленях. На них еще виднелись слабые следы шрамов, особенно много их было на правой руке. Блаженно закрыв глаза, она с удовольствием вдыхала чудесный весенний воздух, остро пахнущий еловой смолой от разогретой на солнце бревенчатой стены. Всем своим довольным видом она напоминала нежащуюся в лучах полуденного солнца большую рыжую кошку. «Господи! Какое счастье снова оказаться среди живых и не меньшее счастье оказаться здесь на Алтае! Какое все-таки чудо природа, она успокаивает и выметает из души всё мелкое, — лениво подумала она. — Хотелось бы мне навсегда остаться здесь. Рано поутру я ходила бы за водой на родник и по дороге слушала величественный шум ветра в кронах кедров…»

Из созерцательной мечтательности её вывела еле слышная мягкая поступь, и она не открывая глаз, спросила:

— Как прогулка?

— Да, вот как дурак цветочки собирал для любимой женушки. Сказать кому, так не поверят.

Лениво подняв веки, Эльза улыбнулась мужу, присевшему около её ног. На колени ей легли цветы, и теплая большая рука нежно сжала колено. Растрогавшись от этой немой ласки, она протянула руку, и медленно провела ладонью по гладкой твердой щеке, а затем заткнула за ухо непослушную прядь растрепавшихся белоснежных волос.

— Где ты нашел такую прелесть?

На её вопрос Штейн неопределенно пожал плечами. Удовлетворившись его молчаливым ответом, Эльза принялась перебирать весенние первоцветы — желтые и фиолетовые пушистые ветреницы. Собирая их в букет, она слегка поглаживала нежные колокольчики. Прикосновение к ним доставляло ей почти чувственное удовольствие.

— Как ты себя чувствуешь, Эль? — тихо спросил Штейн, прижавшись щекой к её коленям.

— Не беспокойся, дорогой, все замечательно. Все живы и здоровы, и это самое главное, — она помолчала. — Правда, хорошо вот так сидеть на солнышке и ни о чем не думать? Есть в этом какая-то неизъяснимая прелесть… кстати тебе очень идет ватник. В нем ты выглядишь, как абориген, только дыр многовато.

— Чертовы мыши! Ничего съестного нельзя оставить в карманах, — с досадой проворчал Штейн, брезгливо разглядывая прогрызенную полу телогрейки.

Чуть заметно улыбнувшись, Эльза снова закрыла глаза. Откинувшись назад, она коснулась затылком бревен, нагретых на солнце, и после небольшой паузы буднично сказала: — Томас, я хочу, что бы ты знал, — я люблю тебя.

Не дождавшись ответа, она открыла глаза: рядом никого не было.

— Ну, надо же! Сбежал трусишка! — серебристо рассмеялась девушка, но все-таки приуныла, и её личико погрустнело.

«Хорошо, Томас. Я тоже никуда не спешу, пусть все остаётся как есть». Эльза поднялась на ноги и дорожка, усыпанная прошлогодней хвоей, привела её к входным дверям коттеджа. Оказавшись внутри, она настежь распахнула окна и двери. В большом холле первого этажа загулял жуткий сквозняк, со свистом унося из него застоявшиеся за зиму нежилые запахи. Прихватив по дороге немудреную вазочку, она налила в неё родниковую воду и, немного подумав, двинулась к спальне. Та показалась ей знакомой и одновременно чужой.

С новым чувством узнавания она осмотрелась по сторонам. В небольшой комнате, выдержанной в стиле русской деревенской избы, на деревянном некрашеном полу лежали пестрые домотканые половички. Посредине комнаты стояла большая пружинная кровать с вычурными металлическими спинками, а рядышком с ней две небольшие тумбочки. «Лаконичная меблировка. Все по делу — ничего лишнего», — насмешливо подумала Эльза и, поставив вазочку на свою прикроватную тумбочку, бережно расправила нежные цветы в букете.

Когда на пороге спальни залитой светом полуденного солнца появился Штейн, его глазам предстала мирная картинка. Лежа на животе поверх пестрого лоскутного одеяла, обнаженная жена, подперев голову руками, что-то увлеченно читала. Неслышным шагом он подошел к кровати и, покидав одежду на пол, опустился рядом с ней. Кровать жалобно скрипнула под его немалым весом. Эльза поспешно отодвинулась от мужа, чтобы окончательно не скатиться к его краю кровати. Штейн перевернулся на бок и, подперев голову рукой, задумчиво уставился на нежный профиль, обрамленный ореолом отрастающих золотисто-рыжих волос. Отложив томик стихов в сторону, Эльза повернула к нему голову и вопросительно посмотрела на него.

— Почему ты не спрашиваешь, люблю ли я тебя? — наконец, лениво спросил он.

В глазах Эльзы вспыхнули веселые смешинки. Глядя на него, она спокойно спросила:

— А ты меня любишь?

Тяжко вздохнув, Штейн откинулся на спину, и заложил руки за голову. С задумчивым интересом он уставился в потолок, наблюдая за сложными передвижениями жука-короеда. Некоторое время спустя он неохотно ответил:

— Не знаю, Эль. Не хочу тебе лгать.

— Ну, а зачем тогда спрашиваешь? — по-прежнему спокойно поинтересовалась она и, взяв в руки томик со стихами, углубилась в чтение. Смерив её недовольным взглядом, Штейн закрыл глаза. В спальне установилась тишина и под равномерное басовитое жужжание мухи, бьющейся в окно, он совсем было задремал, но тут Эльза пихнула его в бок.

— Послушай, какая прелесть! — воскликнула она и с чувством продекламировала: