- Ой, сука, мелочный! - Он вытащил из кармана двадцатидолларовую купюру и, скомкав, бросил на пол.
Официант быстро подобрал деньгу и сунул ее в кармашек своего белоснежного костюмчика. Лицо у него ожило. Взгляд подобрел.
- Одну минуту, пожалуйста. - В голосе прозвучало раскаяние. - Сейчас будет икра.
Он исчез быстрой проворной походкой. Алик сгреб со стола бутылку вина и сделал несколько больших глотков прямо из горлышка. Следующей песней Марина Журавлева приглашала желающих на медленный танец. Алик тупо отстранил от себя недоконченную бутыль и обвел глазами соседние столы. Уже достаточно мутный взгляд его остановился на роскошного вида брюнетке, которая неспешно беседовала со своим спутником. Алик встал и, покачиваясь, направился к ней. Брюнетка и ее молодой человек настороженно разглядывали приближающегося горца.
- Я - Алик Кабардинец, - заявил он, подойдя. - Меня тут все знают. - Он неопределенно махнул рукой. - Если кому не нравится Алик Кабардинец - я его убиваю сразу.
Брюнетка и ее приятель пристально и без интереса разглядывали их нового друга. Тот. не тратясь больше на церемонии, ухватил девушку за руку.
- Пошли, - заявил он хрипло, но дружественно и решительно потащил девушку из-за стола. - Танцевать будем.
Брюнетка, взвизгнув, пыталась высвободиться, но Алик держал крепко. Парень ее, бросился на кабардинца, однако переоценил себя. Алик, проворно выпустив руку девушки, уложил противника точным ударом в челюсть. Тот грохнулся прямо на стол, круша посуду и переворачивая стулья. С другого конца зала быстро приближался патрульный милиционер в форме. Алик, разведя руки в стороны, двинулся ему навстречу.
- Командир, погляди: я говорю - танцевать идём, а она - ненавижу, говорит, черных. Че делается, погляди...
Патрульный сверху вниз смотрел кабардинца. Наметанным глазом сразу усек человек при деньгах. Милиционер шагнул к Алику и твердо взял его за локоть.
- Пойдем, - сказал он еще вполне миролюбиво. - Не надо тут скандал устраивать.
Алик выдернул руку из пятерни патрульного. Мелькнула смятая стодолларовуя бумажка, которую он сунул в верхний карман милицейского пиджака. Потом доброжелательно хлопнул милиционера по небритой щеке.
- Исчезни, - Алик развернулся на все девяносто градусов и, покачиваясь, двинулся назад к своему столу.
Тяжелая милицейская дубинка быстрее молнии взлетела в воздухе и звучно опустилась на спину кавказца. Тот упал на колени и заполучил еще один удар по спине. Патрульный ухватил кабардинца за шиворот и под одобрительные взгляды зала поволок к выходу. Но Алик проделал, вдруг, то, чего милиционер от него не ждал. Ухватив правой рукою никем не занятый стул, он резким неожиданным ударом навернул им своего противника. Вскочив на ноги, сграбастал за шкирку полуоглушенного милиционера и со всей дури звезданул ему в челюсть. У того зазвенело в ушах, в глазах померк свет. Вторым ударом кабардинец вырубил патрульного, который чурбаном свалился на пол. Алик еще раза два пнул его.
Оглянувшись, увидел, что все глаза в зале смотрели сейчас на него. Музыка тоже стихла. Все наблюдали за разбушевавшимся клиентом. Поправив прическу, Алик двинулся обратно к своему столику, но тут увидел появившуюся с другого конца зала группу в синих милицейского образца мундирах. Это были "срочники": у них не было никакого оружия, кроме дубинок. Энергично ими помахивая, парни направлялись к будущей своей жертве. Глаза у них возбужденно сверкали в предчувствии жестокого мордобоя. Иначе "срочники" не привыкли: любой ими задержанный должен был харкать кровью и выплевывать зубы.
Алик застыл на месте. Публика в зале радостно съёжилась в предвкушении мрачного зрелища. Те, кто был опытнее, поднимались и уходили тихонько: ситуация обещала мало хорошего - здесь обычно не ограничиваются хулиганом, а успевают отделать еще человек десять. Газеты напишут потом, что в ресторане случилась массовая драка.
Когда между "срочниками" и кабардинцем осталось шагов несколько, тот выхватил "Браунинг". "Срочники" замерли. Они не ждали такого.
- А ну, стоять! - Заорал кабардинец, беря на прицел то одного, то другого. Глаза его горели безумным огнем. - Кто сделает шаг, первый ляжет на месте!
"Срочники" и не собирались двигаться. Им стало вдруг зябко. За долгие месяцы суровой армейской школы парни здорово обучились колотить пьяных и выворачивать карманы прохожим. Наведенный на них пистолет они увидели сегодня впервые.
Не опуская дула, кабардинец боком прокрался к выходу. Оказавшись на воздухе, он быстро спрятал оружие и, не теряя времени, зашагал прочь.
Было темно. Только холодные звезды и одинокие скучные фонари рассеивали черноту декабрьской ночи. Луна, вчера еще круглая и полнолицая, стала теперь полумесяцем, обещая скоро ни то дождь, ни то снег, ни то и дождь и снег сразу. Алик остановился, достал пачку "Marlboro", распечатал и неспеша закурил. Машины, забрызганные дорожной грязью, выныривали и пропадали в темноте пустых улиц.
На остановке Алик увидел трех скромного вида девушек. Те дожидались троллейбуса, запаздывавшего в этот час. Отшвырнув в сторону недокуренную сигарету, кабардинец решительно направился к ним. Девушки почуяли недоброе сразу. Они настороженно стихли.
Алик, подойдя, оглядел их внимательно.
- Я - Алик Кабардинец, - заявил он твердо, хотя язык заплетался. И добавил: - Меня здесь каждая сволочь знает.
Подумал немного и решил, что для недолгого знакомства этого хватит. Алик выхватил пистолет из-за пояса и с размаху въехал одной из них в лоб. Потом другой. Обе девицы без чувств лежали на тротуаре. Алик схватил третью и ткнул ей в живот дуло.
- А ну, идём! - Хрипло приказал он и тут же оттащил в сторону - где жалкие облезлые кустики рядом с троллейбусной остановкой кое-как прятали от чужих глаз небольшую лужайку. Несчастная отчаянно взвизгнула и хотела вырваться, но Кабардинец заехал ей рукояткой в темя и отволок бесчувственное тело в кусты.
Уложив бедную девушку, кабардинец начал расстегиваться. Пистолет он бросил рядом, на землю.
Было тихо. Луна печально глядела сверху, но молчала. Немые деревья равнодушно смотрели в небо, протягивая к звездам кривые мерзлые ветки.
Когда Алик кончил, он удовлетворенно хмыкнул и неспеша вытерся. Подумал, что у остановки лежат еще две, но... мужские резервы его, увы, были на исходе.
Глава 15.
Надежду Павловну Романцову Валет знал давно; она была первым редактором "Демократической Кубани" - ещё до Покровского. Газета тогда занималась разносом любой власти: начиная с кремлевских шишек и кончая их кубанскими наместниками. В августе 91-го она сменила тон - стала официозной продьяконовской. Но давняя тяга к скандалам и разоблачениям осталась. Сентябрь 92-го стал переломным. Появившаяся в газете статья с открытыми обвинениями в адрес Илюшенко наделала шуму. Речь шла о злоупотреблениях, делались намеки, достаточно внятные, на связь будущего заместителя главы края с местной мафией. В суд Илюшенко не подал. Ограничился интервью одной из оппозиционных газет: всё, что про него написали - клевета. Удар последовал с другой стороны. Удар резкий и неожиданный. "Москвич", за рулём которого сидел тридцатипятилетний муж Романцовой, столкнулся на ночном шоссе с патрульной милицейской машиной. От удара "Москвич" оказался в обочине. Всё разнесло всмятку. Муж Надежды и их девятилетний сын погибли на месте. Экспертиза показала потом: водитель "Москвича" был пьян.
Романцова знала всё. И что аварию заказал Илюшенко, и что организовал её инспектор угрозыска Красиков. Но сделать ничего не могла. И не хотела. После месячного лечения в нервном отделении решила твердо - уйдёт в монастырь и закончит этим мирскую жизнь. Наверное, навсегда. Она умрёт для этого мира. Никто не будет ей интересоваться. И она - никем.
...Валет забрался в такси и сунул водителю мятую бумажку с адресом. Таксист, толстый румяный от мороза детина с рыжими усами, прочёл и усмехнулся добродушно:
