– Отставить, – негромко велел Артём. – То, что ты горазд – языком молоть, как тем помелом – я помню. Если начальство не прервёт, то и до самого утра… Отвечай по существу. Что это за боковушка? Тупиковая? Круговая? Что там сейчас заскладировано?

– Тупиковая, командир. До последнего ремонта путей там лежали – высокими штабелями – новые бетонные шпалы. Сейчас – уже после ремонта – лежат старые. То бишь, деревянные, на совесть пропитанные битумом. Вывозить их будут только в третьем квартале… Не, сам ремонт-то был давно, года два с половиной назад. Это Горыныч мне рассказал… Он откуда знает? Машинистов расспросил на досуге. Ты же, майор, знаешь, что Горыныч кого угодно разговорит. Импозантности в нём – просто беспредельно… Можно вопрос?

– Спрашивай.

– Мы когда остановимся? В плане – окончательно? Уже минут пятнадцать-семнадцать двигаемся по туннелю…

– Ну, и что из того?

– Примерно столько же осталось до «Площади Мужества». Как бы… Как бы ни нарваться на неприятности… Вдруг, «мужественные» ребята тоже посты выдвинули – на большое расстояние от станции? Причём, с собственными паролями, отличными от наших?

– Шагаем! – Артём подбадривающе похлопал Лёху по плечу. – Смелого, как известно, Бог защищает и оберегает. Впрочем, как и наглого – в меру пацанскую…

Впереди, между рельсами, замаячило размытое пятно, окружённое – по мнению прибора ночного видения – ярким радужным ореолом.

«С преобладанием тёмно-синего и фиолетового цветов», – дисциплинированно отметил внутренний голос. – «То бишь, цветов неизбежной и скорой смерти – по мнению древних ацтеков. Или, всё же, древних инков?»…

– Мёртвый пустынный волк! – радостно сообщил Никоненко, шедший – в этот момент – первым. – Ничего интересного! Ну, поймал пулю на платформе, рванул в горячке по туннелю… По дороге, всё же, помер. От чрезмерной потери крови, надо думать…

– Молодец! А на шее – что?

– Не понимаю сущности вопроса… Чисто всё, вроде. Мыл позавчера… Какие проблемы, майор? Это ранняя отставка, видимо, так паскудно подействовала на твою психику…

– Молчать! – недовольно прикрикнул Артём и, обеспокоенно оглянувшись по сторонам, уточнил: – Что это за тонкая тёмно-коричневая полоса? Ну, та, что болтается на шее ливийского шакала? В смысле, на шее мёртвого и, однозначно, матёрого шакала? Я, кстати, именно в него и палил на перроне, запомнил по данному буро-рыжему пятну на холке, да и по общей стати… Две пули выпустил. Причём, как ты знаешь, я в таких ситуациях никогда не промахиваюсь. Вот – одна дыра в черепе… Да, второй что-то не наблюдается. Видимо, всё же, промазал. Старею, не иначе…

Никоненко ногой бестрепетно перевернул труп пустынного волка, нагнулся, внимательно оглядел его, даже, такое впечатление, принюхался и, приглушённо чихнув, объявил:

– Прав ты, Тёмный! Перед нами – ливийский шакал. Причём, бесспорно, мёртвый. И, однозначно, очень старый… Ну, очень, блин, пожилой! Седина просматривается во всех местах. И в обычных местах, и в пикантных… Тонкая тёмно-коричневая полоска? Чёрт! Это же… Ошейник! Вернее, остатки от него… Чёрт! Тут наличествует и серебряная бляха с чёткой гравировкой… «Los Anchelinos, 17. 07. 02. Pase…». Мать его! Что-то, определённо, знакомое…

– Сан-Анхелино, это такой заштатный городишко в Никарагуа, – подсказал Артём. – Нам про него Горыныч как-то рассказывал.

– Точно! Там ещё все жители помешаны на жёлтых розах… Какая, интересно, связь между Никарагуа и ливийскими шакалами?

Слева замаячил чёрный провал очередного ответвления.

– Оставайся в основном туннеле! – велел Артём. – Я пойду, посмотрю – что да как. Ради удовлетворения воинского любопытства. Кровавые волчьи следы сюда, правда, не сворачивают, но, всё же…

Боковой ход оказался коротким, метров сто пятьдесят, может, двести. В его торце, как и предсказывал Никоненко, обнаружился обыкновенный маневровый электровоз.

– Или же – тепловоз? – пробормотал под нос Артём. – Кто их сходу отличит? Железяка, как железяка, разве, что с колёсами. Надо бы посмотреть, что находится в кабине…

Но «посмотреть» не получилось. Из основного туннеля послышалась приглушённая Лёхина матерная ругань, через пару секунд грохнул одиночный выстрел.

– Что ещё за дела? – вернувшись бегом назад, зашипел – злой весенней гадюкой – Артём. – Докладывай, старший лейтенант! Мать твою…

– Дык, это, командир… Старухи…, – бестолково моргая мохнатыми ресницами, сообщил Никоненко.

– Какие, в конскую задницу, старухи? Толком говори, морда! Ну?

– Ты ушёл в боковушку. Через минуту раздался тихий-тихий скрип. Смотрю, из стены показались тёмно-серые фигуры. Худенькие такие, почти невесомые… Сперва я, даже, решил, что это приведения. Призраки, то бишь, мать их… Включил фонарь. Ба! Старухи! Голые все, седые, пархатые и страхолюдные… Пальнул, естественно…

– Попал, снайпер? – ехидно поинтересовался Артём. – И куда же эти пожилые женщины потом подевались? Спрятались обратно – в стену туннеля? Мол, застеснялись, что не одеты? Сейчас я наблюдаю только полное и однозначное безлюдье. Нас с тобой, понятное дело, не считая. Да, и старушечьего трупа что-то нигде не видно.

– Дык, я же в потолок стрелял…, – принялся оправдываться Лёха. – Неудобно как-то – в стареньких бабушек. Глаза у них больно, уж, жалостливые. Мать их… Что, майор, будем делать дальше? Вернёмся на «Лесную» и доложим о случившемся подполковнику?

– Вперёд пойдём, – после непродолжительного раздумья решил Артём. – Говоришь, тоненько скрипело впереди? Наверняка, там имеется дверь – с ржавыми петлями, давно уже позабывшими о существовании машинного масла…

Действительно, в тридцати-сорока метрах – с правой стороны по ходу движения – обнаружилась приоткрытая дверь. Вернее, чёрные двухстворчатые ворота, створки которых разошлись внутрь, образовав таинственную полуметровую щель, из которой распространялся ярко-выраженный запах плесени и векового запустения.

– Ерунда какая-то, мать его! – желчно прокомментировал Лёха. – Сейчас двухстворчатые конструкции ворот не в почёте. Считается, что это ненадёжно – с точки зрения элементарной безопасности. Мол, их вскрыть – легче лёгкого, – включил фонарь и, внимательно осмотрев торцы створок, радостно объявил: – Ну, я так и думал! Замки – сплошная насмешка… Электронные, но ужасно древние и примитивные. Видимо, во время недавнего взрыва их начинка вышла из строя, в смысле, окончательно накрылась медным тазом. Вот, ворота и распахнулись. А из-за них и полезла она, разнообразная и отвязанная хрень… Смотри, командир! Волчьи-то кровавые следы, как раз, и уходят в этот непонятный ход…

Артём, сильно надавив ладонями, распахнул створки ворот внутрь и, включив фонарь, согласился с подчинённым:

– На этот раз, братец, ты, пожалуй, прав! Про ерунду и разнообразную хрень… Рельсы какие-то странные. Во-первых, обрываются в трёх-четырёх метрах от ворот. Во-вторых, очень ржавые, а шпалы, и вовсе, деревянные, щедро покрытые бледно-фиолетовой плесенью. А на потолке и стенах присутствует знатная, толстая и многослойная паутина… Откуда, спрашивается, в метро – пауки? И что «метрошная» карта рассказывала об этом непонятном ходе?

– Не было его на карте! Штатским гадом буду! – поклялся Лёха самой страшной и верной клятвой. – Не было, что б мне провалиться на месте! Я так думаю про этот боковушник… У него, явно, транспортно-грузовое предназначенье. Электровозу здесь не пройти, сечение не то. Значит, в работе задействуют дрезины. Мото, например, или на мускульной тяге… Подходит гружёная дрезина, ворота открывают, а груз перемещают на вторую, заранее ждущую. Потом ворота закрывают, и дрезины успешно разъезжаются в разные стороны… Вот, как-то так оно – по моим скромным представлениям… Бурая ржавчина, густая паутина и разноцветная плесень? В знаменитом романе Дмитрия Глуховского – «Метро 2033» – вскользь упоминалось о так называемом «Метро-2»… Ну, о тайной ветке метрополитена для партийной элиты и прочих – бесконечно важных – руководителей. Мол, некоторые из них – по этой секретной ветке – и до работы добирались. Иногда… Но, главное, именно в «Метро-2» наши небеснородные вожди и генералы намеревались пересидеть ужасы грядущей «ядерной зимы»…