[+67] И. Абдх., с, 171 — 172; Балаз., Ф., с. 225 — 226. Халифа помещает сообщение о завоевании Лабды и Триполи под 22 г. х., но приводит сведение, что Амр возвратился в 24/645 г. Халифа, с 125.

[+68] Morimoto, 1977, с. 102

[+69] Иоанн, с. 560.

[+70] Самый ранний из них (на греческом языке) датирован 30 хоиака первого года индикта = 26 декабря 642 г., следующий — 26 января 643 г.

[+71] Grohmann, 1932, с. 41 — 42.

[+72] Ката’ибуху вас укала’уху.

[+73] А. Громанн считает, что это слово должно означать «мухаджиры», но против этого говорит то, что командир отряда не упоминается среди мухаджиров, а командовать ими должен был не рядовой человек, Не передает ли это слово название племени — махра, — широко представленного в войске Амра?

[+74] «Демосион», т, е, подушная подать

[+75] Иоанн, с. 559; Jarry. 1920, с. 17.

[+76] Grohmann, 1932, с. 44.

[+77] Балаз., Ф., с. 216, 218.

[+78] Большаков, 1984, с, 135 — 136, 229.

[+79] Morimoto, 1981, с. 51.

[+80] И. Абдх., с. 159; И. Абдх, пер. с. 178.

[+81] Минимальное жалование воина составляло 200 дирхемов в год, т. е. 16,6 динара, высшая ставка, которую получали несколько человек, 3000 дирхемов. Если считать, что из пятнадцатитысячной армии десять тысяч получали низшую ставку, а остальные в среднем по 40 динаров, т это составит 366 тыс. динаров.

О расходах на внутренние нужды судить труднее. У Ибн Абдалхакама есть неясное свидетельство: «Доля Египта для рытья каналов, поддержания плотин, строительства мостов, отделения островов составляла 120 000 с Верхнего и Нижнего Египта» (И. Абдх, пер, с. 170, переведено неверно: «с гор и низменностей вместе») Этот текст был неверно понят и ной как указание нa сумму, которую Египет должен был высылать халифу после выделения средств, необходимых для содержания ирригационной системы Большаков, 1984, с. 220, табл. 8, 1-я строка сверху Более определенно то же сообщение у ал-Кинди: «Сказал Ибн Лухай’а: для Нила Египта была повинность, наложенная на округа Египта сто двадцать тысяч человек с лопатами и инструментами (семьдесят тысяч для Верхнего и пятьдесят тысяч для Нижнего) для копки каналов, и поддержания вододелителей (джиср) и мостов, и перекрытия отводов, для срезания кустов, осоки и всякой растительности, вредящей земле» Кинди, Ф., с 59 — 60.

[+82] И. Абдх, с. 159; И. Абдх., пер., с. 178

[+83] И Абдх., с. 160; И Абдх., пер, с. 179.

[+84] И. Абдх., с, 146 — 147, 173; И. Абдх., пер., с, 166 — 167, 191,

Комментарии

[*1] 28 марта — 26 апреля 643 г.

За десять лет правления Умара мусульманское государство совершенно изменило свой характер. Из однонационального объединения единоверцев без центрального аппарата управления и постоянной армии оно в результате завоеваний превратилось в многонациональную империю, в которой население Аравии составляло примерно четверть всего числа жителей. Еще важнее было то, что провинции находились на значительно более высоком уровне социального и экономического развития, чем политический центр Халифата — Хиджаз. Кроме того, значительная часть наиболее активного населения Аравии в ходе завоеваний покинула ее или переселилась на ее северные окраины (Сирия и Приевфратье).

Мусульманская аристократия — мухаджиры и ансары — не порывала со своей родиной и то и дело возвращалась в Медину, выезжая затем оттуда то в одну, то в другую страну по своей инициативе или по распоряжению халифа. Впрочем, халиф мог распорядиться только назначением на высокий пост или смещением, приказать же кому-то участвовать в походе он не мог (как мы видели, во всех случаях Умару приходилось убеждать колеблющихся, стыдить их, сулить добычу, но не приказывать), так как войско не получало от него жалованья. Но йеменские арабы, уйдя в Сирию или Египет, сразу оторвались от своей далекой родины. Процесс этот усиливался по мере того, как арабы уходили все дальше от мест первоначального обитания. По мере удаления от Медины возрастал и сепаратизм военачальников, угрожая сделать рождающееся государство неуправляемым.

Умар был энергичным и решительным человеком, его авторитет позволял ему круто обходиться с чересчур своенравными военачальниками, даже такими заслуженными, как Халид б. ал-Валид. Однако управление государством, в котором три четверти населения жили по неведомым главе государства законам, требовало иных знаний и качеств.

Мусульманская историческая традиция рисует Умара благочестивым и мудрым, всеведущим государем. Он никогда не спит: гонцы из армий всегда застают его бодрствующим, днем он управляет, ночью молится; он приказывает военачальникам, куда и как идти в поход, где обосновываться поселенцам, контролирует, кто и как руководит молитвой, и устанавливает нормы снабжения армии, предписывает размеры налогов и устанавливает меры длины и объема для обмера полей и сбора поземельного налога; при нем Халифат и мусульманское общество приобретают совершенно законченную форму, которая далее почти не меняется, а если меняется, то только в худшую сторону.

Этот идеализированный образ Умара в наше время под пером некоторых арабских историков приобрел новый ореол — своеобразного провозвестника арабского социализма, который первым в мире провел национализацию земли, сделал воды общим достоянием, обеспечил всем равные права на государственные доходы и сам при этом не ел ничего, чего не было у народа, не выделялся одеждой и не притеснял никого — наоборот снизил налоги по сравнению с тем, что было при византийцах [+1].

Умару и в самом деле волей или неволей приходилось решать многие из этих проблем, возникавших в совершенно новой, непривычной ситуации. Но что именно было сделано при нем, по его инициативе, а что только приписано ему из установившегося позднее правоведами VIII в. — в этом разобраться трудно. Мы ведь не знаем самого главного — каков был кругозор этого человека. Он единственный раз выезжал за пределы Аравии: в 637 г. в Сирию и Палестину. Природный ум, конечно, позволяет человеку легко осваиваться с новыми ситуациями и решать вновь возникающие задачи, но и у него есть предел, который нельзя перейти без предварительной подготовки.

Сейчас ясно, что многочисленные рассказы о наставлениях полководцам перед сражением и подробные диспозиции — плод творчества ранних историков, в лучшем случае многократно растиражированные единичные факты. Следующие поколения просто не могли допустить, чтобы что-то серьезное произошло помимо воли праведного халифа [+2]. Конечно, какие-то серьезные мероприятия обсуждались с халифом. Нет ничего невероятного, например, в том, что Амр испрашивал позволение совершить поход на Ифрикийу (Тунис) [+3], а Умар запретил ему рисковать. Но что мог он знать о ситуации в Египте или Закавказье, даже имея подробные отчеты своих наместников? Какие рекомендации мог он дать, кроме напоминаний о том, что на все воля Аллаха и что малые отряды с помощью Аллаха побеждают большие полчища. И ведь действительно они побеждали! Так может быть, именно такой поддержки от халифа и ожидали полководцы? Или же они в душе посмеивались над своим сотоварищем, пытающимся издалека, понаслышке давать им советы? Увы, этого нам не дано понять. Можно думать, что последнее со временем становилось все сильнее, но Умар не дожил до того времени, когда правители провинций могли взбунтоваться.