— Да, — кивнул Петька. — И сразу отдает что-то матери. Иногда часть, иногда целиком — по обстоятельствам.

— Вот видишь! А тут он скрывал деньги до последнего момента и отдал только тогда, когда понял, что идут его арестовывать. Скорее всего, это означает, что он хотел их вернуть — за вычетом бутылки самогона, которую посчитал какой-никакой оплатой за свои труды.

— Но кто же тогда раздел бакены? — спросила Фантик.

— Шашлык с Чумовым, — ответил я. — Нашли другую лодку и раздели. Они так нацелились на эти бакены, что не стали бы отказываться от своего замысла из-за потери одной лодки.

— Да, все складно вроде, — проговорил Петька. — И все равно… Отец ни за что бы не согласился на съемку — это раз. И два, он бы ни за что не бросил в лодке такую ценную чужую вещь, как видеокамера. Если не хотел нести ее домой, чтобы мы не увидели, то в гараже бы запер, это точно. Вот помяните мое слово, что-то не так было, как ты рассказываешь.

— А меня больше всего лодка смущает, — сказал Ванька. — Если ее кто-то нашел и тайком поставил на место, так это вообще такая история выходит, что с винтиков съехать можно!

— И куда Петькин отец дел кассету? — подала голос Фантик. — Ведь у него не было времени особо тщательно ее спрятать, и ее бы нашли при обыске.

— Согласен, в моей версии есть пробелы, — сказал я. — Но она объясняет почти все. У кого имеется версия получше? Давайте держаться моей версии — и, уверяю вас, все пробелы исчезнут один за другим, когда мы узнаем больше.

— Ну, не знаю, — заупрямился Ванька. — Та, прежняя версия мне нравилась больше. Потому что в ней все было связано вместе: и лисы, и бакены, и яхта, и лодка. А по этой получается, что вся история с лисами — отдельно, а раздевание бакенов — отдельно. Ну, обобрали их эти стукнутые Шашлык с Чумовым, а Птицын попался под горячую руку. И прав Петька, его отец не оставил бы камеру в лодке! Камера в лодке могла лежать только затем, чтобы его подставить. И не Шашлык с Чумовым это придумали, а те люди, которые были поумнее!

— Вот-вот, — кивнул Петька.

— Эх, если бы удалось точно узнать, кого видели с патрульного катера, твоего отца или нет! — вздохнула Фантик. — Если твоего отца, значит, прав Борька. Если нет, значит, его версия никуда не годится.

— Да как это узнаешь? — пожал плечами Ванька. — Патрульщики рассказали столько, сколько видели. И если б могли сказать определеннее, то давно бы сказали.

— Ну, не знаю… — мрачно пробормотал Петька.

— Что ты хочешь сказать? — встрепенулся я.

— Да то я хочу! — буркнул Петька. — У отца такие контры были с начальником одного из патрулей, что тот в ком угодно отца признал бы, чтобы поквитаться!

— А из-за чего контры? — с любопытством спросила Фантик.

— Ну… — Петька махнул рукой. — Понятно, из-за чего.

Несмотря на всю неопределенность этого ответа, мы в общем поняли, что имелось в виду.

— Но подожди… — сказал я. — Ведь патрульные не стали бы зря оговаривать отца. Так можно вообразить, будто это они и лодку нашли, и камеру сперли и подкинули, чтобы твоего отца потопить.

— А я и не говорю, что они все это сделали, — сказал Петька. — Хотя, кто их знает, может, и могли… — злорадно добавил он. — Я только о том, что если они видели вообще какую-то лодку, а потом узнали, что на отца бочку катят, то вполне могли решить, что вот случай отыграться за все!

— Вообще да, — сказала Фантик. — Опознать лодку и не опознать человека…

— Лодка больше, да и глаз у них на лодки наметаннее, — возразил я. — И потом, вот какая штука получается. Допустим, лодку видел этот самый враг Птицына. Он отлично знает, что Птицын браконьер и что, если он ранним утром находится на воде, значит, совершил нечто незаконное и в лодке должны быть доказательства этому. Тут бы ему твоего отца и взять с поличным, чтобы отыграться за все! Но нет, он хлопает ушами и дает лодке спокойно проплыть мимо, и лишь потом рассказывает об увиденном…

— Значит, он сумел разглядеть, что в лодке не отец, — решил Петька. — А потом понял, что ему представляется случай закопать отца… Вот скотина!

— Есть и другой вариант, — сказал я. — Лодку видел начальник какого-то другого патруля, из тех, что относятся к твоему отцу вполне спокойно. И тогда он — свидетель объективный и беспристрастный…

— Словом, надо выяснить, какой патруль видел лодку, — сказал Ванька. — По Борькиной логике получается, что, если лодку видел враг твоего отца, значит, в ней был не твой отец. А если кто-то другой, то это вполне мог быть твой отец!

— И рассказ патруля — единственное доказательство, что Птицын в это время был на реке, — сказала Фантик. — Все остальное противоречит этому. Ну, кроме этих двух часов…

Петька покачал головой:

— Отец может выпить много, при его-то сложении и бычьей силе, но он никогда не гонит волну. Не хлещет стаканами, лишь бы быстрее, понимаете? Одну бутылку он выпил за сорок минут, на пару с кем-то. Вторую он пил бы еще медленнее, потихоньку отходя после трудной вылазки. Как раз два часа и мог просидеть.

— Ты можешь спросить у него напрямую, снимали его на видео или нет? — поинтересовался я.

— Не решусь! — тут же отказался Петька. — Он еще возьмет и зарычит на меня… И потом, нам ведь разрешают видеться в присутствии милиции. Отец еле-еле улучил несколько секунд, чтобы шепнуть свое поручение… Второй раз мы можем и не остаться наедине, а спрашивать его об этом при ментах я ни за что не буду. Ведь это значит такую наводку им дать!

— Ну, наводка им уже дана, — заметил я. — Мне думается, они уже обо всем догадались. Мы были возле яхты, когда они допрашивали яхтсменов, и те очень неумело врали и выкручивались. Милиция переписала их паспортные данные и, конечно, еще быстрее нас установила, что имеет дело с авторами программы «Силуэт». Сделать следующий вывод — что они снимали твоего отца — им будет раз плюнуть. И не говори, что отец ни за что не согласился бы на съемку. Как видишь, по всему получается, что он согласился.

— Но он бы ни за что не стащил камеру, чтобы вынуть из нее пленку! — сказал Петька. — Тут у отца понятия строгие. Он как-то считает немного чудно, что браконьерство — это одно, а то, что между людьми делается, — это совсем другое. Он чужой копейки никогда не возьмет, и нам всем вдалбливает, что хуже воровства ничего нет, при любых обстоятельствах.

— Да, завернутые у твоего отца понятия… — проговорил Ванька.

— Какие есть, — ответил Петька. — А если б он даже взял эту камеру, чтобы потом вернуть, то ни за что не оставил бы ее в лодке, хоть ты дерись!

— В общем, как ни крути, получается, что надо искать кого-то, кто видел лодку, — сказала Фантик. — Это будет несложно, ведь в милиции знают, кто они такие…

— Ну, в милицию мы обращаться не будем, — заметил я. — Но, уверен, на берегу все знают, какой патруль засек твоего отца. Выяснить это — дело двух минут, у любого спросить. Кстати, как зовут врага твоего отца?

— Да есть такой, старый козел, — проворчал Петька. — Адоскин, Виктор Федорыч… Уже двадцать с лишним лет у всех в печенках сидит!

— Что, строгий очень? — спросила Фантик.

— Гадливый он! — убежденно сказал Петька. — По любой мелочи придирается. Другие хоть дохнуть людям дают, а он… Вон, недавно был случай с ящиком водки…

— Какой случай? — сразу заинтересовались мы.

— Ну, капитан прогулочной «ракеты», что от главной пристани туристов катает, между экскурсиями «левый» рейс сделал. Перевез кому-то на другой берег и доски для пола, и обои, и мебель всякую… Видно, большой вышел груз, потому что он целый ящик водки за него получил… Наверное, тот мужик какое-то отношение к водочному заводу имел. Не важно. Ну, сделал капитан этот рейс и, естественно, тут же одну бутылку вскрыл. А тут — раз! — водная инспекция, которую в тот день Адоскин возглавлял. И Адоскин тут же снимает капитана с управления судном как пьяного, и к тому же штурвал опечатывает. К нему и так и сяк, чтоб он экскурсию разрешил, — он ни в какую. Кто другой пошумел бы, оставшуюся водку себе забрал, и дело с концом. А этот Адоскин, он не только акт на капитана составил, но и телегу наверх на него накатал…