определению доктора Лейца... и стремлюсь кое-какие мои выводы представить вам.

■— Сначала оценка времени, — настаивал Шима. — Почему у вас она разошлась с моей?

— Потому что госпожа Нунн, мне кажется, достиг­ла цели своего прометиевого путешествия. Она неволь­но раскрыла настоящий источник появления этого чу­довища — Сторукого Голема.

— Как! — воскликнула Гретхен. — Я? Как? Когда?

— Кто? — выпалил Шима.

—• Ваши подозрения оправдались: Уинифрид Эш­ли, Царица, Пчела-матка улья.

Гретхен выглядела озадаченной.

— Но как вы пришли к этому на основании Ид- клякс?

— Для начала позвольте мне указать, что многое вы ощущали посредством своего седьмого чувства «пу­зырьковой камеры», как блестяще определил доктор Шима. (Извините меня, но цепочка умопостроений так тонка, что мы бережно выбираем ее — звено за звеном.) Точнее, мадам, вы часто воспринимали живые энерге­тические оболочки — их мощь не меньше, чем у эле­ментарных частиц.

— Да, но...

— Глаза, постоянно за вами следившие: замените телесное зрение психологическим внутренним взгля­дом — вы видели саму себя, отраженную в личностях Фазма-мира, а они, без сомнения, видели себя через вас. Фазма-культура — это взаимная мастурбация.

— Фу ты, Боже! — вырвалось у Шимы. — Ну и образ!

— А теперь я приступаю к самому тонкому звену, — продолжал Индъдни. — Темное женственное Ид, сле­дившее завами, госпожа Нунн, и преобразовывавшееся в сатанинскую маску... Беспристрастно поищите в па­мяти... Посмотрите снова на свои наброски... Не могла ли эта маска быть латинским «Р» — «R», соединенным со своим зеркальным отображением?

— О! А я и не...

— А ваше представление о сиамских близнецах?

— Мне ни разу не пришло...

— Открытая западня, преобразовавшаяся в граф­скую коронку, потом в императорскую корону, а по­том — в коронованную сатанинскую маску? Посмотри­те на свой рисунок. Разве эта маска не похожа на «R», соединенное со своим зеркальным отражением? Что подскажет вам коронованное «Р»?

— Да, здесь не ошибешься... теперь! Царица пчел. Королева Реджина. — Гретхен обернулась к Шиме. — Он был прав, Блэз. Я и верно слишком погрузилась во впечатления, чтобы правильно оценить виденное.

— Еще одно деликатное звено, — продолжал Индъ­дни. — Летящий полярный гусь или атакующая пчела?

Шима убежденно закивал головой.

— Реджина. Царица пчел. И только так.

— Безусловно, да. Мы установили первоисточник Сторукого. Его порождает пчелиный рой, улей, насе­ленный дамами-пчелками, но рой держится вместе, только когда есть пчела-матка. Источник всего — она.

— Значит, царица — то гнездо, которое нужно раз­рушить, — тихо произнесла Гретхен.

— Однако меня озадачивает, — медленно продол­жал Индъдни, — эта буква, «двойное-У», которая пре­вратилась в мускулистые руки, а потом в толстые яго­дицы. Почему она породила ощущение смерти?

— Смерть и раньше являлась ко мне, субадар.

— Да, как отклик на «Р». Почему же потом она откликнулась на появление «двойного-У»?

— Элементарно, — сказал Шима. — Долгое «У» как в «Уинифрид».

— Немного слишком элементарно для меня, док­тор, — вздохнул Индъдни. — Наверное, для человека в синей форме это неправильно — отвергать очевидное, но мне не нравится это элементарное решение. Должно быть более глубокое, возможно, двойное объяснение появления Смерти реет над этой буквой, над парой мощных рук и ягодиц...

— Вы не излишне усложняете, субадар? — спроси­ла Гретхен.

— Возможно, — Индъдни шумно перевел дух и улыбнулся. — И опять же, возможно, перефразируя доктора Шиму, я пытаюсь объяснить неизвестное неве­домым. — Он еще раз глубоко вздохнул. — Однако

теперь мы хотя бы знаем, где искать Голема-100. Это иддивидуум — благодарю за меткое словцо, доктор, — накрепко связанный с психикой Уинифрид Эшли через рой пчел, которыми она управляет. Если ее сместить, то рой распадется и Голем лишится пристанища.

— Это моя работа, — решительно произнесла Грет­хен. — Я вхожа в улей. Мне придется изыскать способ, как лишить трона Ее Величество.

— Подрывная деятельность изнутри? — улыбнул­ся Индъдни. — Извинительное предательство в данном неслыханном положении. Я все же предлагаю подо­ждать с планированием до завтра. Сейчас не время для серьезного обсуждения. Мы все очень устали и нужда­емся в отдыхе.

— Он прав, —■ зевнул Шима. — Я выпадаю. Пошли, госпожа Лигра. Отправимся в постель, и никаких ба- ловств.

— Нигра, господин Япошка, неужели не запом­нить? — Гретхен направилась к дверям, Шима за ней. — А насчет баловства поглядим, когда придем домой. На террасе еще полно земли. Доброй ночи и Опс благосло­ви, субадар.

Индъдни не откликнулся и не встал, чтобы прово­дить их. Он сидел и смотрел вслед Нигре и Япошке, а лицо его исказилось от ужаса, вызванного внезапным озарением.

— Это подлинная средневековая месса, Реджина, которую положили в основу гимна, — сказала Гретхен. — Я послала ее тебе, чтобы она вписалась в твой прекрас­ный коммунистический интерьер. Естественно, я игра­ла в переложении для фортепьяно.

Глаза Реджины наполнились слезами.

— Это самый милый, самый душевный подарок, ка­кой мне когда-либо дарили. У меня нет слов, ЧК. Ника­ких. Опс благослови, дорогая, и тысяча благодарностей.

Глава 18

— Ну, я знала, что валик для пианолы вам не до­стался, — улыбнулась Гретхен, сидя за пианино. — Вот

—

я и откопала ноты. Я не могла не сделать зтого для вас, Реджина.

— А как она прекрасно сыграла! Верно, дамы?

— Вложила всю душу, — зааплодировала Ильде- фонса. — Все сердце, серп и молот.

— НУ ДА! Насмехайся над ЧК, если угодно, Нелл, — выступила Сара Душерыжка, —- но ПРОЛЕТАРИИ вдохновлялись СВЯТЫМ ГИМНОМ на смептный бой, чтобы победила

ДЕМОКРАТИЯв искусстве, науке, чтииы вырвать свободу из жадных лап своих ТИРАНОВ — капиталистов и империалистов.

Вслед за этой вспышкой воцарилось ошеломленное молчание, которое нарушила Гретхен:

— Я и не знала, что вы — в партии.

— Да нет же, — сказала Ильдефонса. — Просто она играла «Мятежную Девчонку, Сокровище Души» — та заставляла всех эксплуататоров рабочего люда трястись от страха. Я попала на представление. Это был ее боль­шой монолог под занавес в первом акте. Тьфу!

— Нет-нет, Нелли, — мягко укорила ее Реджи­на. — Не надо дразнить Сару тем спектаклем. Нельзя же считать актера ответственным за выспренние речи в старых романтических пьесах. Сара действительно вошла в образ Мятежной Девчонки, но она не виновата в тех глупостях, которые автор заставил ее произно­сить.

— А кто это написал?

— Драматург Старой Волны — некий Сезуань Фин- кель. — Сара задумалась. — А знаете, может быть, они и в самом деле так говорили тогда, во времена Красного Знамени.

— А это когда было?

— Ужас как давно. Не знаю точно. Мне кажется, что тогда святой Иосиф Сталин изгнал тиранов из хра­ма... или они его.

— Но что такое тиран?

— А такой вот... с острыми клыками.

— Неважно, Мери. Это уже седая древность. ЧК, милая, сыграй еще раз, а мы тебе подпоем. Мы репети­ровали на разных языках, в надежде, что я заполучу тот валик для пианолы. Мы собирались поиграть в подполь­ный большевистский Интернационал. Теперь, благода-

ря тебе, душечка, это в наших силах. Организуемся, организуемся! Пи-девка! Посмотри, чтобы водка была со льдом!

— Только мороженая вода для ванны, хозяйка Уинифрид.

— Ну и хорошо, девочка. Лед ведь не кладется В РЮМКИ — замораживать надо саму бутылку. А теперь, ЧК...

— Еще разок, и проявите солидарность, товарищи, — захохотала Ильдефонса.

— Ну не шути, Нелли. Наш лозунг «Да здравствует Рот Фронт!», и мы должны вложить всю душу. Мы иск­ренне должны верить в грядущую революцию.