После свадьбы Мороз и Зима не жалели ни сил, ни времени, дружно построили ледяной терем, сугробом пышным его прикрыли, украсили весёлыми гирляндами снежинок, ледяными цветами. Комнаты столами, шкафами, лавками забили, шкафы — хрустальными блюдами, серебряными ковшами, тяжёлые поставцы кружками и чашками набили. Богатому терему и богатые наряды! Недоедали, недосыпали — шубы серебряные, ожерелья жемчужные, подвески алмазные приобретали.

А когда всё сделали, оглянулись — ни детей, ни знакомых, ни друзей. Не на кого посмотреть, не с кем словом перемолвиться, некуда сходить. Скучно стало, друг на друга уставились: кто это? Зачем в тереме?

Посмотрел Мороз на Зиму пасмурным днём, сказал с досадой:

— Вырядилась! Я трудился, спину ломал, а на неё любо-дорого поглядеть! Кофта не кофта, платье не платье, шуба не шуба, кругом узорочье алмазное!

Посмотрела Зима на Мороз тучей, охнула:

— Расселся! Я трудилась, руки ломала, а он знай себе стены подпирает!

— Это ты-то работала? — вскипел Мороз бураном. — Убиралась бы подобру — поздорову!

— Уж не ты ли работал? — вскинулась Зима вьюгой. — Убирался бы сам подобру-поздорову!

— И уйду! — рассвирепел Мороз январём. — Только всё своё заберу!

— И уйду, — заметелила Зима февралём. — Только всё своё заберу!

Ну а когда всё врозь — не удержится в стене и гвоздь.

Не стало ни ледяного терема, ни сугроба пышного, ни весёлых снежинок, ни ледяных цветов, ни узорочья хрустального.

Не стало ни самой Зимы, ни самого Мороза.

На просторе в драной шубёнке, в рваных галошах Март стал попрыгивать по мокрым сугробцам, пощёлкивать ледяными стекляшками — Весну, озорник, вышел встречать.

Мела лисичка хвостиком по тропинке и вымела себя на полянку. А на полянке — плетень, а за плетнём — огород, а на огороде ежонок землю разрыхляет, козлёнок лунки делает, зайчонок морковку сажает.

Разгорелись глаза у лисички на зайчонка, впору бы и через плетень, да народу на огороде много. Как бы хвостик не оттоптали, как бы лапки не помяли, как бы шубку не сняли!

Осердилась лисичка на такую незадачу, сунула нос в дырку плетня, раздосадовалась:

— И что это ты, зайчонок, такой мягонький, пухленький, лопоухенький, с неотёсанными связался? Ежище того и гляди глазоньки выколет, козлище того и гляди бочок своими рогами проткнёт! А вот меня бы тебе в друзья в самый раз! Я бы тебя мягонькими лапками приласкала — приголубила, пушистым хвостиком позабавила, шубкой тепленькой бы прикрыла!

Зайчонок уши развесил, шажок к плетню да ещё шажок. Охота подробности узнать. А лисичка усы распушила, хвостиком постукивает, от нетерпения подскакивает. И вдруг перед носом — иголки ёжика, рога козлёнка.

Лисичка охнула — ахнула и от плетня её будто ветром сдуло. Опамятовалась в ельничке, тявкнула сердито:

— Вот нахалы! И не продавала, а по шубу наладились! На всех-то где напастись?

Приспособился слепень на хребте лошади столоваться. Слепень трудится, а лошадь места себе не найдёт.

Не выдержала лошадь и давай по земле кататься. Поломала слепню крылья-ноги, скакнула, побежала пастись налегке.

Слепень очнулся, закряхтел:

— А ещё говорят, на чужом хребте легко заработать!

У Ивана и Степана в проулке между домов колодец был. Иван выкопал, а Степан воду на огород выцеживал.

Однажды утром пришёл Иван с ведёрками, попробовал воды из колодца достать, а там ни капли нет.

— Так, — сказал Иван, — схожу на речку — принесу по ведру воды себе и Степану. Пока суд да дело, а умыться да попить надо.

Ушёл Иван на речку, проснулся Степан, воды было из колодца почерпнуть — нет воды!

— Ну, сработал этот Иван! — расстроился Степан. — Не мог уж поглубже колодец выкопать. Теперь вот вози воду из речки, конягу труди, телегу ломай. А они не чужие, кровные!

Запряг Степан конягу, наладил телегу с бочкой, запылил к речке. Обогнал Ивана, волос дыбом: чуть Иван своими вёдрами первым воду не замутил. Остановился Степан, съязвил:

— Ранний петушок чистенькую водичку на гребешок?

— Ну, зачем одному, — отозвался Иван — и на твою долю ведёрко прихватил.

— И принесёшь?

— И принесу. Мне и одного ведра за глаза хватит.

Дёрнул плечом Степан, никак этого Ивана не переговоришь, стегнул конягу, в пыли исчез.

Переждал Иван, пока пыль уляжется, потихоньку, полегоньку добрался до речки, а к ней не подойдёшь — Степан телегой тропку перегородил, высказывается:

— Оказия! Ведёрко забыл! Не зальёшь бочку? За ведром неохота конягу гонять. Да вдруг ещё запалится?

— Залью, — оглядел Иван здоровенную бочку, — к вечеру как раз и справлюсь.

— К вечеру? — поперхнулся Степан. — Да к вечеру вся капуста изжарится! Не огород нынче, а сковородка!

— Можно бы и пораньше, — согласился Иван, — да одному как же? Кабы и ты воду таскал — к завтраку управились бы.

Что делать Степану? Не пропадать же капусте!

А вечером позвал Иван Степана, лопату дал, объяснил:

— Коняга у тебя не чужая, кровная, телега своя, не чужая. Давай копнём колодец поглубже. Чего тебе каждый день к речке ездить?

Что делать Степану? Не пропадать же коняге и телеге!

На другой день позвал Иван Степана, сказал:

— Помоги, сосед, огород убрать. А то надорвусь, кого позовёшь? Без помощи сам пропадёшь.

Что делать Степану? Не пропадать же самому!

Пришел рыбак на речку, огляделся, подумал: «Пожалуй, надо бы дровишек для костерка запасти. Вдруг только к вечеру наловлю рыбки, как тогда в темноте дровишки искать?»

На совесть рыбак старался. Искал сучья самые сухие. Весь перелесок облазил, а нашёл. Принёс, подумал: «Надо и порубить. В темноте какая рубка?»

На совесть рыбак дровишки рубил. Полешко к полешку, сучок к сучку, щепочку к щепочке. Нарубил, подумал: «Пожалуй, надо и костерок соорудить. В темноте-то где его соорудишь?» И принялся складывать костерок.

На совесть рыбак укладывал костерок. Бересту к бересте, щепочку к щепочке, полешко к полешку. Уложил, подумал: «Надо бы в котелок водицы набрать, котелок подвесить над костром. В темноте-то где чистой водицы найдёшь?»

На совесть рыбак искал воду. К дальнему лесному родничку не поленился сходить. Водицы принёс, котелок повесил, подумал: «Пока ещё светло, надо водицу слить, картошечкой, лавровым листиком, перчиком заправить. А то в темноте разве сумеешь всё как следует сделать?»

На совесть рыбак заправил водицу. И как раз вовремя! Ночь опустилась. Обрадовался рыбак, что всё до темноты сделал, разжёг костерок. А уж если разжёг, то и в котелке помешивать надо! Помешивал-помешивал да так и сварил супчик. За день-то измотался, проголодался, не утерпел — попробовал. Ох ты! Супчик двойной ухой показался.

— Смотри-ка ты! — удивился рыбак. — Оказывается, и без рыбы ушица бывает в самый раз.