И тут со стороны аллеи, которая находилась не так уж и далеко, всего-навсего за густой стеной боярышника, раздались голоса. Я отчаянно помотал головой, чтобы в ней хоть чуточку прояснилось и схватил Белинду в охапку, зажимая ей рот рукой. Она, наверное, смутилась — рука, которой я обнимал ее, лежала в неприличной близости от тех двух бугорков, что она считала грудью. Поэтому брыкаться не стала, наоборот — замерла, словно кролик, притаившийся в траве, в расчете, что коршун его не заметит.
Голоса приблизились, при свете звезд я даже смог различить три мужские фигуры. Одного из них я узнал бы и в полной темноте — только по шагам. Мой отец. Второй, судя по размаху плеч и хриплому баритону, барон, папаша Белинды. А третий — Советник, решил я.
— … а он все ходит вокруг да около. Мне хотелось бы получить простой ответ на простой вопрос, Ваше Величество. Я человек прямой, хитростей не люблю. Понимаю, за родство с королевской фамилией надо платить.
Это барон Дейрек.
— Я ценю вашу прямоту, барон. И даже отвечу вам так же прямо — да, мне от вас кое-что нужно. — А это отец… — Бурый Перевал. Вы душите нашу торговлю. Так, благо, если бы вы сами пользовались столь удобным географическим расположением, но, подумайте сами — чем вам торговать? Камнем?
Барон натянуто хохотнул.
— Ваше Величество, я с огромным удовольствием предоставил бы Вам проход через перевал, за определенный процент, конечно…
— Не пойдет. — Да уж, мой отец, обычно человек жесткий, сегодня был просто кремень. — У вас появится наследник, мы что-нибудь не поделим, и — плакало наше право на торговлю. Или проценты начнут медленно, но верно повышаться, и не переубеждайте меня, это в человеческой природе — стараться получить завтра больше, чем вчера. Я предлагаю сделку куда как лучше. Вы породнитесь с королевским домом, тем самым получите доступ к доходам целого королевства, а не только от торговли с Локрелеоном. Вам нужно соглашаться. Я великодушен, как никогда.
Отец был очень, очень убедителен — я чуть было не поверил ему. Но, слишком хорошо зная его хватку, понял, что не так уж все и радужно, как он тут обрисовал. Барон Дейрек, как вассал короны Невиана, слишком уж большой цены заломить не мог. Торговля, да и самолюбие моего отца сильно бы не пострадала, нет, дело было в другом… Война! Да, я вдруг понял, в голове словно звякнуло: торговля это ерунда, проценты там и налоги, но для ведения войны нужно полностью владеть перевалом, а не арендовать его у своего тестя, к тому же — подданного.
— Я понимаю… это высокая честь для нас. С моей стороны было бы глупостью отказать… — забормотал барон.
Тут шевельнулась третья тень, которую я сначала принял за Советника. Но мужчина заговорил, и я понял — этот мягкий голос, опасный и чарующий одновременно, ни капельки не походит на сухой и безэмоциональный голос лорда Гериота.
— Ваше Величество забывает об одном маленьком, но очень значимом пунктике. Барону принадлежит лишь часть перевала. Что вы приготовили в качестве подачки для меня? — сарказм его тона мог заставить розы вокруг увянуть.
Кто это? Где я мог его слышать? Белинда, напуганная перспективой скандала, если ее обнаружат тут, в грязи, да еще и в моих объятиях (не знаю, что смущало ее больше), сидела тихо, почти не дыша.
— А что бы вы хотели, герцог? — спросил отец, и я удивился. Очень удивился. Мой отец редко кому позволял назначать условия сделки. Обычно он загонял собеседника в угол и просто ставил перед фактом. И эта уступчивость отца позволила мне сложить головоломку, — я понял, кто этот третий. Герцог Аркенийский. Тот самый, про которого отец говорил, что у него хватит яда, чтобы отравить всю нашу семью, и визитов к нему надо избегать, а если и ехать по зову королевского долга, то только в сопровождении небольшого войска. К нему нельзя поворачиваться спиной. Он идет по головам.
— Я просто очарован замком Шевон, Ваше Величество. Как вы, несомненно, знаете, земли, относящиеся к этому замку, расположены как раз вдоль границы моего герцогства… а там такой приятный климат… как раз для моего артрита.
Девушка дернулась под моей рукой — наверное, я слишком сильно сжал ее. Шевон! Родовой замок моей матери! Я напрягся и даже перестал дышать, ожидая, что мой отец сейчас поставит этого выскочку на место…
— Предложение принято, герцог. Завтра же мы подпишем бумаги, если вы не против.
Мне стоило невероятного усилия сдержать себя, не дать воздуху в легких вырваться наружу с криком. Вместо этого я постарался как можно тише выдохнуть.
— Но Ваше Величество, королева… — начал было барон, но отец прервал его:
— Прикажу перевезти ее в другой замок. Вам не стоит беспокоиться об этом.
— Конечно, сир. Да, само собой… Я… очень рад. Тому, что наши семьи породнятся. Моя дочь будет просто счастлива.
Король, барон и герцог, довольные сделкой каждый по-своему (барон, видимо, был рад, что отделался малой кровью) пошли по аллее по направлению к замку, продолжая беседовать на отвлеченные темы — в основном обсуждали охоту, состоявшуюся за день до бала. Последнее, что я услышал, была фраза короля: 'Это замечательная сука, и помет будет не хуже, могу предложить вам пару щенков…'.
Я весь дрожал — неудивительно, что Белинде не стоило особого труда вывернуться из моих судорожно обхвативших ее рук.
— Какой ужас… так неловко, что мы подслушали. Просто ужасно, но вы же не скажете моему папе? Ай, я вся мокрая… Может быть, мы вернемся в замок, и сделаем вид, что просто гуляли?
Она еще что-то лепетала, я не расслышал. У меня в ушах гулко билась кровь — бум, бум! — и желудок превратился в кусок льда. 'Шевон… Мать… Низкий интриган!'
— Ой, а Вы же тоже слышали — нас поженят… Свадьба — это очень мило, хотя я немножко боюсь… Моя старшая сестра вышла замуж, так она во время обряда потеряла сознание, так ей было страшно, правда, она всем говорила, что ей сильно жал корсет, так, что прямо нечем было дышать…
'Это мне сейчас нечем дышать. Совсем нечем'.
— … но я ей не поверила, ясно же, что она переволновалась, свадьба это очень ответственное дело. Ой, а нас скоро поженят? Думаю, что нет, мне ведь только четырнадцать, да и вам тоже… А так рано жениться нельзя.
Я сипло рассмеялся. Мне мой собственный смех понравился.
— Мне четырнадцать лет, два месяца и семнадцать дней, детка. Мне уже все можно.
Она широко раскрыла глаза. Пока она соображала, что же я имел в виду, я опрокинул ее навзничь и навалился сверху, прижимая к земле; крепко взял ее за запястья и завел вверх, так, чтобы было удобно держать их одной рукой. Другой же я принялся деловито рвать на ней лиф платья.
— Что Вы делаете?!
— Понимаешь, — спокойно принялся объяснять я под аккомпанемент трескающегося шелка, — еще вчера мне было четырнадцать лет, два месяца и шестнадцать дней, и это было вчера; а сегодня совсем иное дело, сегодня другой день. Совсем другой. И сегодня мне можно все. Даже жениться.
Она испугалась до одури, губы ее задрожали, но кричать она не стала. Только зашептала быстро-быстро:
— Ваше… Ваше Высочество, не надо, я Вас прошу, это же глупо, ой, это совсем новое платье, а мне еще нельзя за Вас замуж, но если Вам очень хочется, я могу Вас поцеловать, правда-правда, я умею, я на кукле тренировалась…
Помимо моей воли меня разобрал смех — горький, неостановимый; и от того, как все глупо, непоправимо и банально, и от куклы этой, которую эта бедная дурочка зацеловывала втихую под одеялом, и от ее нового платья… Я почти полностью разодрал его на груди и принялся дергать за рукава, расшитые маленькими жемчужинами. От девушки пахло розами, мокрой травой, а еще — слезами, страхом и отчаянием. Она смотрела на меня, как на сумасшедшего — а я, наверное, и выглядел, как умалишенный. Я смеялся, тихо, сдавленно; не случайных свидетелей я боялся, а того, что, стоит мне потерять контроль, как смех мой превратится в рыдания.
— Это совсем не больно, красавица моя, это даже интересно — выходить замуж, а я вот не могу утерпеть, видишь, хочу жениться на тебе прямо сейчас…
