– Сегодня прибывает «Северопуть», — сообщало утром радио. Через несколько минут после этого сообщения на площадку аэродрома спустилась амфибия с первыми пассажирами ледокола — специальными корреспондентами столичных газет. Вечером на горизонте появился сам левиафан полярных морей. Он известил о своем приближении ракетами, пушечным выстрелом и мощным гудком сирены. Берег ответил звуками оркестра.

Город разукрасился флагами.

Когда ледокол подошел ближе и повернулся бортом, береговые зрители увидели второй ледокол, доселе скрывавшийся за огромной массой «Северопути». Второй ледокол казался совсем маленьким. На его борту была надпись: «Челюскин».

Да, это был сам «Челюскин», погибший во льдах, найденный и поднятый Эпроном, отремонтированный и снова вступивший в строй.

Жители города Челюскина знали о подъеме затонувшего ледокола, о том, что он отведен для ремонта в архангельский док. Дальнейших сведений о ледоколе не поступало, и о нем забыли. «Северопуть» готовил для челюскинцев сюрприз. Ледовый ветеран приближался к городу-тезке. Земной Челюскин горячо приветствовал морского.

Гостей поместили в новой гостинице, красовавшейся на берегу моря.

К этой встрече Челюскин готовился уже давно. Теплопад был готов. Оставалось только ждать морозов, чтобы пустить в движение теплопады и дать первый ток на зарядку аккумуляторов ледореза. «Северопуть» собирался в обратный долгий путь. Разве это возможно? Не остановят ли льды даже этот сверхмощный ледокол? Не слишком ли дорого обойдется рейс со сплошным форсированием льдов? Об этом говорили, спорили, читали лекции. Капитан ледокола был уверен, что «Северопуть» справится с задачей.

Несколько дней остановки были употреблены на то, чтобы разгрузить привезенные для Челюскина материалы и машины. Гости за это время осматривали достопримечательности ледяного города. К величайшему сожалению Деда, Челюскин в это время года был уже не ледяным. «Снегурочка» растаяла. И Дед едва не плакал, видя, как солнце уничтожает великолепнейшие изделия ледяной индустрии и скульптуры.

– Приезжайте к нам зимой, и вы увидите настоящий ледяной город, — говорил он, обращаясь к морякам. — Но все же и сейчас у нас есть что посмотреть. Он пригласил их в Музей-ледник, находящийся в одной из пещер вечной мерзлоты.

В этот своеобразный музей приходилось спускаться под землю по широкой, хорошо освещенной лестнице с отлогими ступенями. Чем ниже спускались, тем становилось холодней.

– Температура здесь стоит круглый год и круглые сутки ниже нуля, — объяснял Дед. — Большую пещеру мы оставили почти неприкосновенной, сделав только проходы и пол. Вот наш экспонат номер первый.

Почти всю пещеру занимал большой наплыв вечной мерзлоты, а в нем — найденная в этой же пещере огромная туша мамонта. Туловище его осело назад, и задние ноги до брюха вмерзли в ледяную массу. Все тело выражало напряжение: видимо, мамонт когда-то увяз в болотистой почве. Это было, вероятно, осенью — днем или вечером. До наступления ночи мамонту не удалось выбраться, а ночью ударил мороз. Ведь и на протяжении ледникового периода летом было относительно тепло, и температура повышалась намного выше нуля, растопляя ледяной покров. Мамонт вмерз еще живым. Он отчаянно боролся за свою жизнь. У его передних ног почва была изрыта. Камни свалены в кучу. Вероятно, он цеплялся за них хоботом и таким образом стащил в одно место. Его хобот был опущен; нижняя часть выдавалась немного вперед. Громоздкое тело покрыто длинной шерстью. Сохранились даже маленькие глаза, с испугом устремленные вдаль. Что видел он перед смертью? Хмурое небо, ледяные поля, под которыми он искал мох, разбивая ледяной покров своими мощными бивнями… Сколько столетий, быть может, тысячелетий, смотрел он вот так невидящими мертвыми глазами на далекий берег моря, пока геологическая катастрофа не погребла его и не засыпала сверху землей! Случай приготовил ему ледяной склеп.

Дед взял на себя роль проводника и лектора. Надземные владения его были уничтожены солнечными лучами, но оставалось еще это подземное царство. Лучи солнца не смели заглядывать сюда, в эту обитель вечного холода.

Он увлекал гостей все дальше. Показал семейство полярных медведей, стоявших на большой льдине. Устроители музея немало потрудились над тем, чтобы придать экспонатам естественный вид живых животных. Пока еще не наступило трупное окоченение, их телам было придано нужное положение. Медведица наклонила голову над краем льдины, как бы заглядывая в воду; двое медвежат смотрели туда же. Медведь-самец стоял на высокой льдине и всматривался вперед, приподняв голову. Он стоял на страже.

В следующей пещере находились мелкие полярные животные, дальше птицы, рептилии и даже насекомые.

– У нас здесь представлены почти все животные полярных и приполярных стран, — сказал Верховский. Это первый музей подобного рода. Мы хотим, чтобы он оставался первым и по своему значению, по своей полноте. Подумайте только: пройдут не сотни, а тысячи лет; лицо земли станет неузнаваемым; белые медведи, быть может, исчезнут, а вот эти будут стоять нетленными, неприкосновенными памятниками минувших эпох.

– А если мы изменим климат настолько, что в здешних широтах будет тепло, как сейчас на юге? — спросил один из посетителей.

– Ну, разумеется, тогда придется искусственно охлаждать музей. Технически вещь совершенно простая.

– У нас есть не только «полярная» пещера, но и тропическая. Верочка, веди нас в подземный курорт!

Но Вера запротестовала. Курорт еще не совсем готов. А она уже не раз заявляла, что никому не покажет его до тех пор, пока он не будет окончен.

Обращаясь к гостям, Колосова сказала:

– Вы скоро вернетесь в Челюскин, к тому времени курорт будет готов, и я приглашу вас на открытие.

Вместо подземного курорта пришлось закончить день осмотром полярного зоопарка. Полярные звери жили в природных условиях, под родным небом и прекрасно себя чувствовали. Это был не только зверинец, но и питомник, дававший хороший приплод.

Гости вернулись к себе на ледокол.

На берегу Игнат встретил Джима Джолли.

– А, Джим! Давно тебя не видел. Ты в последнее время, кажется, и ночуешь в своей шахте?

– Да, — ответил он. — И ночую. И, наверно, все полярное лето просижу под землей.

– Что-о? — удивился Игнат. — Просидишь полярное лето под землей? В своем ли ты уме? Не ты ли так тосковал по солнцу? И вот, когда это солнце не сходит с горизонта, ты прячешься от него в кротовую нору.

Джолли нахмурился и отвечал:

– Я обещал Вере Колосовой, тебе, всем вам не уезжать до окончания работы, и я хочу исполнить обещание. Джим хранит данное слово. Но если бы я не дал этого обещания, я уехал бы немедленно. Вашу темную зиму я еще могу с трудом переносить, но ваше полярное лето — нет.

– Но солнце!..

– От него я и хотел бы сбежать. Это какое-то фальшивое, ненастоящее солнце. И назойливое. Оно почти не греет, по крайней мере меня, а только слепит. У нас на родине, во Флориде, света хоть отбавляй, а солнца не видишь. Оно где-то у тебя над головой. Оно светит, греет, но не ослепляет глаз. Только утром и при закате оно стоит низко над горизонтом, но оно быстро поднимается, быстро заходит, наконец, можно отвернуться от него. А здесь, куда бы ты ни посмотрел, оно торчит перед глазами и слепит их. Оно стоит низко над горизонтом. У меня глаза болят. Если я долго буду смотреть на солнце, я ослепну. И потом… Это солнце украло ночь. Я не могу без ночи. На что это похоже? Проснешься часа в два-три ночи неведомо отчего. Откроешь глаза — и снова это солнце ослепляет тебя. Выйдешь на улицу — бродят бессонные люди. Их также солнце подняло с кровати, выгнало на двор. Бродят, говорят тихо, как сомнамбулы. Спят наяву. Ночное солнце! Нелепость какая-то. Тут даже малые ребятишки до часу ночи не спят, по улицам бегают. А мыши, видно, ждали ночи и не дождались, и пустились при свете солнца раздобывать пищу. Разве тут отличишь день от ночи?